Сапожок Принцессы

Для убогой домашней философии мистера Хэмпсида это было уже чересчур.

– Боже мой! Зачем они во все это лезут? Я вообще предпочитаю не вмешиваться в чужие дела. Вот и в Священном писании…

– Мистер Хэмпсид, – прервал его Джеллибенд с едким сарказмом, – уж не сдружились ли вы случайно с мистером Питтом, или, быть может, вы поете на два голоса с мистером Фоксом: «Пусть они убивают друг друга»?

– Нет, нет, извините меня, мистер Джеллибенд, я сказал лишь то, что сказал, – слабо запротестовал мистер Хэмпсид.

Но мистер Джеллибенд уже сел на своего любимого конька и не собирался так просто его оставить.

– Тогда, быть может, вы подружились с кем-нибудь из тех французских ребят, которые так стараются направить нас на свой кровавый путь?

– Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду, мистер Джеллибенд, – защищался мистер Хэмпсид. – Но я знаю лишь…

– А я знаю, – громко прервал мудрый хозяин, – что некий мой друг Пеперкорн, владелец «Синемордого кабана», тоже был раньше честным и порядочным англичанином, а что мы видим теперь? Он завел дружбу с этими лягушатниками, таскается с ними, будто они для него родня, и, более того, оправдывает всех этих шпионов. Прекрасно, что дальше? Теперь он совсем вознесся, говорит о свободе и революции, пинает аристократов. Не так ли и вы, мистер 'эмпсид?

– Извините, мистер Джеллибенд, – продолжал слабо сопротивляться мистер Хэмпсид. – Но я сказал только то, что сказал.

А мистер Джеллибенд всем своим видом как бы искал поддержки у сидящих вокруг посетителей по поводу басенки о падении мистера Пеперкорна. Один из двоих завсегдатаев, судя по платью, джентльменов, которые, отложив недоигранную партию в домино, с явным интересом слушали интернациональные соображения мистера Джеллибенда, встал и с несколько ироничной улыбкой вышел на середину, поближе к оратору.

– Так вы считаете, мой уважаемый друг, – спокойно произнес он, – что эти французские ребята, шпионы, как вы их называете, годны только на рубленую говядину? А как по-вашему, чем они занимаются теперь?

– Боже мой, сэр! Я полагаю, они болтают, не более. Я слышал, что Господь их наградил словоблудием: вон, спросите у мистера 'эмпсида, он вам расскажет, как ловко они заговаривают зубы.

– Что, в самом деле так, мистер Хэмпсид? – учтиво спросил незнакомец.

– Да нет, сэр. Ну что вы, ни в коем случае, – возбужденно ответил мистер Хэмпсид. – Вы можете быть совершенно уверены, я готов ответить на любой ваш вопрос…

– Как-нибудь в другой раз, – кивнул незнакомец. – Смею надеяться, милостивый государь, что этим хитрым шпионам не удастся поколебать стойкости ваших убеждений, – продолжил он, обращаясь к мистеру Джеллибенду.

После этих слов незнакомца и без того уже переполненный весельем мистер Джеллибенд разразился приступом хохота, постепенно захватившего всех, кому посчастливилось в этот момент находиться в харчевне.

– Ха-ха-ха, хо-хо-хо, хи-хи-хи! – сотрясался он всем своим крупным телом так, что у него заболели бока и выступили на глазах слезы. – Моих… нет, вы слышали, что он сказал… моих… будто бы могут поколебать моих… стойкость моих убеждений… Нет, сэр, простите, но вы говорите такие забавные вещи…

– Отлично, мистер Джеллибенд, – заметил мистер Хэмпсид. – Но в Священном писании сказано: «И стоящий, в конце концов, упадет».

– Но вы забываете, мистер 'эмпсид, – все еще держась за бока от смеха, возразил мистер Джеллибенд, – что в Священном писании говорится не обо мне. Если даже я и выпью кружку, другую эля с кем-нибудь из этих проклятых французов, то это никоим образом не отразится на моих взглядах. Да и вообще я слышал, что им королевский английский не по зубам, и как только кто-нибудь из этих лягушатников заговорит со мной на своем богом забытом жаргоне, я сразу же вам укажу на него, и – раз попался, защищайся, как говорится.

– О мой благороднейший друг, – приветливо произнес незнакомец. – Вы столь проницательны, как я вижу, что можете дать фору и двадцати французам. Дай же вам Бог крепкого здоровья, достойный хозяин! Не откажитесь допить со мной эту бутылочку вина.

– О, я вижу, вы очень достойный господин, – ответил Джеллибенд, вытирая все еще слезящиеся от неудержимого хохота глаза, – не вижу причин отказать вам.

Незнакомец наполнил вином два бокала и один из них предложил хозяину.

– Увы, но истинные англичане, каковыми мы все здесь являемся, – продолжал незнакомец с улыбкой, – все мы, истинные англичане, вынуждены признать, что вино, пожалуй, единственная вещь, за которую мы можем быть благодарны Франции.

– О! Сэр! Никто из нас и не спорит с этим, – ответил Джеллибенд.

– Так выпьем же за «медового князя» мистера Джеллибенда, нашего досточтимого хозяина, лучшего во всей Англии! – громко провозгласил незнакомец.

– Гип-гип ура! – завопили присутствующие. Кто-то захлопал в ладоши, раздался стук кружек и звон бокалов, все это сопровождалось веселым и громким смехом, изредка прерываемым восклицаниями мистера Джеллибенда.

– Нет, но это было бы и в самом деле очень, очень забавно – поговорить с кем-нибудь из этих проклятых Богом шпиков. Что? О, простите, сэр, но вы говорите такие забавные вещи…

Незнакомец и не собирался ничего отрицать. Да и в самом деле, было бы полным абсурдом пытаться изменить глубоко укоренившееся мнение мистера Джеллибенда о совершенной никчемности жителей целого европейского континента.

ГЛАВА III

ЭМИГРАНТЫ

Впрочем, антифранцузские настроения распространились в то время по Англии достаточно широко. Благодаря тайным и явным связям между французским и английским берегами, водным путем доставлялось и множество новостей, от которых у каждого честного англичанина буквально вскипала кровь, вызывая жгучее желание что-нибудь сделать в отместку всем этим убийцам, заточившим в тюрьму своего короля и его семью, позволившим королеве с детьми стать жертвой амбиций шпиков и так бесцеремонно проливавшим кровь их соратников и родных.

Казнь принцессы де Ламбаль, молодой и прелестной подруги Марии Антуанетты, повергла всех в невыразимый ужас; ежедневные убийства роялистов, единственным преступлением которых было их благородное происхождение, казалось, взывали к отмщению всю цивилизованную Европу.

Но тем не менее никто не спешил вмешиваться; ни Бурк, исчерпавший все свое красноречие на призывы к английскому правительству выступить против революционной Франции; ни мистер Питт, которому излишняя осмотрительность не позволила разглядеть того, что Англия влезла в другую, не менее тяжелую и разорительную войну. Последняя надежда была на Австрию, прекраснейшая дочь которой была теперь лишена трона, брошена в тюрьму и унижена до последней степени воющей чернью. Австрия, естественно, наседала на мистера Питта, требуя собрать со всей Англии войска, хотя бы уже потому, что французы убивают друг друга.

А что касается мистера Джеллибенда, как и всякого Джона Булля вообще, который, хотя и смотрит на любого иностранца с некоторым презрением, тем не менее является роялистом и антиреволюционером по сути своей, то он и подобные ему люди теперь и вовсе кипели яростью по поводу осторожности мистера Питта, не понимая толком истинного смысла политики этого великого человека.

Из кухни выскочила возбужденная и раскрасневшаяся Салли. Она заметила промокшего всадника, спешившегося у дверей харчевни, и в тот момент, когда мальчик побежал принять поводья, Салли устремилась к входной двери приветствовать долгожданного гостя.

– Лошадь лорда Энтони на дворе, папа, – бросила она на бегу.

Но дверь распахнулась, и в следующий миг Салли уже была в объятиях человека в промокшей одежде, голос которого гремел и перекатывался меж балок харчевни:

– Моя прелестная Салли! Господи, благослови эти черные глаза, сияющие, словно звезды!

Пока он говорил это, через зал уже бежал мистер Джеллибенд, хлопотливо возбужденный, поскольку перед ним был один из самых дорогих гостей его постоялого двора.