Страница 15 из 29
Факторы стресса
Перво-наперво надо поговорить с врачом Дженнифер, его зовут Хай Талкингорн. Вот уже много лет я сталкиваюсь с этим стариканом у Рокуэллов: то на барбекю, то на рождественской вечеринке с коктейлями. Если помните, именно его вызвал полковник Том, когда меня скрутило после детоксикации и я отлеживалась у Рокуэллов, в одной из спален на первом этаже. Из-за страшной ломки те дни для меня словно затянуты туманом. Талкингорн – типичный эскулап старой закалки, невысокий, лысый, с выцветшим взглядом. С годами все явственнее обращает свою медицинскую премудрость вовнутрь – решил, что надо когда-то и о себе позаботиться. Бывает и другой тип старого лекаря – пьяница. Или завязавший. Когда я завязала, Дженнифер каждый вечер приходила ко мне в комнату. Садилась в уголке и читала вслух. Подходила, чтобы потрогать мой лоб, давала попить.
Короче. Я позвонила Талкингорну еще восьмого марта, почти две недели назад. И что вы думаете? Оказалось, этот старый хрыч отправился в картежный круиз по Карибскому морю. Пришлось просить секретаршу, чтобы та передала ему сообщение на пейджер, и доктор позвонил мне своим скрипучим голосом прямо с борта круизного судна «Флеш-рояль». Сообщила ему печальное известие и объяснила, что веду расследование. Он сказал, чтобы я еще раз созвонилась с секретаршей и записалась к нему на прием. Так я и сделала. Заодно выяснила, что покером увлекается не сам Талкингорн, а его жена. Пока он загорает на палубе, она просаживает деньги за ломберным столом.
Хай Талкингорн оборудовал кабинет в огромном жилом доме готического стиля, неподалеку от Элтон-парка. В ожидании своей очереди мне пришлось сидеть в узком коридоре. По правую руку от меня томился страдалец с замотанным ухом, по левую – еще один, с забинтованным горлом. Высохшая, как мумия, секретарша, замурованная в стеклянную кабинку, перебирала справки и отвечала на телефонные звонки: «Приемная доктора Талкингорна». Какие-то юнцы в белых халатах – видимо, практиканты – сновали взад-вперед с пробирками и медицинскими картами. На стеллажах, от пола до потолка, громоздились папки и скоросшиватели. На них сквозь слой пыли читались надписи. «Биопсия», «Анализы мочи». Когда секретарша кивком пригласила меня пройти, пациенты, которых я про себя успела окрестить «Ухо» и «Горло», недовольно заворчали. Из полутьмы коридора я попала в ярко освещенный, по-немецки аскетичный кабинет, где меня обдало привычным запахом дезинфекции.
Собираясь на эту встречу, я подозревала, что загоревший после круиза Хай будет похож на припудренного покойника. Ничуть не бывало: он выглядел как огурчик. Сидит себе за столом, довольный жизнью и даже с искоркой во взгляде. И вот что мне вспомнилось. Когда меня мучили глюки, я не могла различить, кто из посетителей приходил ко мне на самом деле, а кто только мерещился. Все мысли были об одном – как бы не отдать концы в ближайшие полчаса. Чтобы хоть на что-то переключиться, я заставляла себя думать: вот призрак, сейчас я с ним трахнусь. По крайней мере убью время. Но когда в комнату заходил Хай Талкингорн, у меня таких мыслей не возникало. Взгляд его выцветших глаз говорил: я слишком хорошо знаю смерть. Так что потише. Не поднимай Хай.
– Здравствуйте, доктор.
– Мое почтение, детектив. Присаживайтесь.
– Как прошел круиз? Ваша супруга в выигрыше?
– Осталась при своих. Печально, что я не успел на похороны. Хотел сесть на самолет в Порт-оф-Спейн, но не получилось. Я уже. разговаривал и с полковником, и с миссис Рокуэлл. Всеми силами постараюсь их поддержать.
– Значит, вы догадываетесь, зачем я пришла. Мы помолчали. Я открыла записную книжку и поразилась собственным записям, сделанным накануне: «Природа расстройства: реактивная / нереактивная? Аффективная / идеационная? Психологическая / органическая? Внешняя / внутренняя?» Собравшись с духом, я начала:
Доктор Талкингорн, что вы можете сказать о Дженнифер Рокуэлл как о пациентке?
…Э-э… ничего.
Как это «ничего»? Что записано в ее истории болезни?
У нее не было истории болезни.
Не понимаю.
Насколько мне известно, она вообще не болела. Разве что в младенчестве. Просто для порядка являлась на осмотр.
Когда она последний раз была у вас на приеме?
На приеме? Наверно, год назад.
Она наблюдалась у других врачей?
Не вполне понимаю ваш вопрос. Она ходила к зубному. Посещала гинеколога, доктора Арлингтон – мы с нею хорошо знакомы. Там та же картина. У Дженнифер, можно сказать, было отменное здоровье.
Тогда почему она принимала литий, доктор?
Литий? Она никогда не принимала литий, детектив.
Вот, взгляните. Это заключение токсикологической лаборатории. Дженнифер состояла на учете у психиатра?
Категорически нет. Меня бы сразу об этом известили – вы же понимаете.
Он взял у меня из рук ксерокс заключения и с негодованием пробежал его глазами. С молчаливым негодованием. Я знаю, о чем он думал. Если она получила литий не от врача, то от кого? И дальше: в нашем городе можно достать все что угодно – без труда. Кому-кому, а мне это доподлинно известно. Причем не у скользкого пройдохи, а у вежливого мерзавца в белом халате. Названия препаратов сейчас такие, что не каждый выговорит… Пауза затянулась. Должно быть, у медиков паузы – не редкость. В родильной палате, в рентгеновском кабинете, в операционной. В конце концов доктор Талкингорн перестал ломать голову. Едва заметно пожав плечами, он отринул непрошеные мысли.
Ну что ж. По крайней мере хоть какая-то ясность. Она занималась самолечением. А это всегда самообман.
В каком смысле?
К примеру, ипохондрия. Психотропные препараты ее только усугубляют. Возникает кумулятивный эффект.
Скажите, док, вас удивило известие о ее смерти?
Удивило. Еще как. У меня сжалось сердце при мысли о Томе и Мириам. Но в моем возрасте. У людей моей профессии… Не знаю, что меня может особенно… поразить.
Меня так и подмывало сказать: а ведь люди вашей профессии частенько накладывают на себя руки, не правда ли? Чистая правда. У вас уровень самоубийств втрое выше, чем у средних обывателей. А у психиатров – у тех выше аж в шесть раз. За ними, в порядке убывания, следуют ветеринары, фармацевты, стоматологи, фермеры и терапевты. Какая здесь связь – не знаю. Возможно, постоянная близость к смерти или загниванию. Или просто близость к страданию – пусть даже безмолвному. Опять же, доступность средств. В научных статьях пишут о «профессиональном риске». Но ведь у полиции профессионального риска не меньше. Мы тоже склонны к суициду, но не в такой степени, как эти камикадзе в белых халатах. Особенно опасный период – это выход на пенсию. Мне кажется, причиной всему – утеря власти. На службе человек ежедневно проявлял свою власть, а потом в одночасье остался ни с чем.
Подняв глаза от своих записей, я заметила едва уловимое изменение во взгляде Талкингорна. Его мысли переключились на меня. Допрос закончился. Теперь перед ним сидела детектив Майк Хулигэн, которую он знал как облупленную. Полицейская алкоголичка. Бывшая пациентка. Выцветшие глаза разглядывали меня не без одобрения, но обдавали холодом. От этого настроение не улучшалось – ни у него, ни у меня.
– Вижу, вы держите себя в форме, детектив.
– Да, сэр.
– Никаких рецидивов, ничего не беспокоит?
– Нет, сэр.
– Это хорошо. Вы ведь тоже на своем веку многое повидали, верно?
– Верно, сэр. Да, конечно, сэр.
Вернувшись домой, я отыскала список, составленный сразу после похорон. Он озаглавлен коротко и ясно: «Факторы стресса». Но вопросы, которые в нем перечислены, еще не прояснились:
1. Постоянный партнер? Трейдер. Детали, о которых он не догадывался?
2. Деньги?
3. Работа?
4. Физическое состояние?
5. Психическое состояние? Нарушения:
а) психологические?
б) идеационные / органические?
в) метафизические?