Страница 64 из 80
Я не спорю с Бланкой: с женщиной не спорят, особенно если женщина прекрасна.
Разумеется, я мог бы одним ударом рассеять все ее хитросплетения.
Как мог Санчос Контрерас разбить мне голову пивной кружкой, если он столько лет проживает в Иллюзонии, где даже получил титул наи-наичестнейшего герцога?
И если я не был в Иллюзонии, каким же образом во мне скопилось две тысячи шестьсот сорок лягушек и жаб, в том числе малиново-синие барбарные жабы, совсем неизвестные в наших местах?
Впрочем, зачем огорчать Бланку. Я молчу и улыбаюсь.
Только вчера один-единственный раз я решился посоветоваться с супругой и падре. Дело в том, что вчера из меня, кроме двадцати двух взрослых лягушек, выпрыгнуло еще девять головастиков.
Я обеспокоился: не размножаются ли подлые создания в моей утробе? И не надо ли принять срочные меры?
— Нет, — сказал падре, — они не размножаются!
И Бланка также подтвердила:
— Нет, Хосе, будь спокоен, они не должны размножаться!
Я думаю. Бланка старается отвлечь меня от воспоминаний об Иллюзонии, потому что, как ей кажется, мне лучше просто забыть о том седеньком кочке, которого я, как известно читателю, забарбарил, спасая свою шкуру.
Что ж, отчасти она права; воспоминание это не веселит душу.
Но, с другой стороны, от него ведь и не отделаешься — так просто…
Я дописываю последние строки и откладываю тетрадку: пора спать. Спокойной ночи, сеньоры, если у вас спокойная совесть!
МУЗЕЙ ВОСКОВЫХ ФИГУР ИЛИ НЕКОТОРЫЕ СОБЫТИЯ ИЗ ЖИЗНИ КАРЛА ФРИДРИХА ПИТОНИУСА ДО, ВО ВРЕМЯ И ПОСЛЕ ПУТЕШЕСТВИЯ В КАРЕТЕ ВРЕМЕНИ
(Вторая рукопись)
ПРОИСШЕСТВИЕ ПЕРВОЕ
Темно. Слышатся шаги и тихий голос:
— Ради бога, осторожнее, профессор!
Словно сам собой движется язычок пламени, зажигая одну за другой свечи в старинных канделябрах.
Светлеет. Теперь можно разглядеть человека, который зажигает свечи фитилем, горящим на конце палки, — это мастер — и маленького профессора в очках. Лицо у профессора испуганное. Оно и понятно. В мерцающем свете глазам представляется зрелище несколько необычное.
Вдоль узкого зала расположились фигуры в фантастических одеяниях всех времен и народов. Наполеон скрестил руки на груди. Нерон с жестокой усмешкой любуется пылающим Римом. Каин убивает Авеля. Мария-Антуанетта склонила голову на гильотину. Полярный исследователь сидит на ледяном торосе.
Рядом с Авелем старинная карета, запряженная тремя конями: синим, желтым и зеленым. На облучке старик в напудренном парике. Он что-то пишет в тетради и негромко бормочет:
— Синус косинуса, помноженный на тангенс гипотенузы, получается два мышиных хвостика и птичий клюв в остатке.
Над головой возницы надпись:
«ЗНАМЕНИТЫЙ МАГИСТР И ИЗОБРЕТЕННАЯ ИМ КАРЕТА ВРЕМЕНИ».
— Не бойтесь, профессор, это обыкновенный музей восковых фигур, — говорит мастер.
Свечи отбрасывают колеблющийся свет. Тени мечутся по сводчатому потолку.
Синий от холода полярный исследователь, протягивая окоченевшие руки к пылающему Риму, вежливо спрашивает:
— Я не помешаю?
— Огоньку хватит, — отвечает Нерон.
Полярный исследователь греется. Рядом с ним Наполеон.
— Они несколько распустились, любезный профессор, потому что я долго отсутствовал, — объясняет мастер. — Обычно они стоят на своих местах и в своих веках. Обычно они тихие и послушные, потому что это ведь только восковые фигуры. Самые обыкновенные восковые фигуры. Так что вам совершенно нечего опасаться. Сейчас я наведу порядок, и мы продолжим разговор.
Повысив голос, мастер обращается к полярному исследователю:
— На место, сударь! Воск тает от огня.
— Но мне холодно. Зуб на зуб не попадает.
— Попросил бы и вас отправиться на место. Надо приучаться к дисциплине, — обращается мастер к Наполеону.
— «На место»… Я там простудился, схватил насморк и по вашей милости снова проиграю битву при Ватерлоо.
— Ничего, ничего. Вам уже не придется проигрывать битв. Пора привыкнуть к тому, что теперь вы только восковая фигура.
Профессор и мастер направляются в глубину зала. Тут стоят высокий табурет и стол. Подвешенные к потолку, качаются неоконченные куклы. На столе керосиновая лампа, краски, кисти, лопаточки.
Мастер, перебирая одну фигурку за другой, задумчиво говорит:
— Вы хотели познакомиться с приемами нашего искусства? Восковое мастерство вырождается, но я еще помню кое-что, и руки еще слушаются. Кого же вам показать?
Выбрав одну из фигурок, он вместе с ней поднимается на высокий табурет.
— Ну, конечно, я познакомлю вас с Карлом Фридрихом Питониусом, самым обыкновенным аудитором [auditor (лат.) дословно — слушающий; должностное лицо, исполняющее прокурорские обязанности; слово это бытовало в некоторых европейских странах, в том числе в Германии] десятого класса.
Лампа освещает краски на палитре. Мастер не спеша тронул фигурку тонкой кистью; изменил оттенок глаз, потом легким движением исправил форму носа.
Профессор, подняв голову, наблюдает за работой.
— Смотрите, смотрите, — бормочет мастер. — Искусство вырождается, и теперь не часто полюбуешься настоящей Тонкой Восковой Работой. Не так-то часто! Кажется, просто, но все дело в том, чтобы сделать персонаж совершенно как живой, но совершенно не живым. Видите, слышите, как они шумят, эти мои восковые фигурки? А если перейти грань… Если прибавить слишком много воображения, или слишком много сердечности, или слишком много жестокости… О, тогда не оберешься неприятностей. Итак, смотрите внимательно. Сейчас я заканчиваю аудитора десятого класса Карла Фридриха Питониуса. Прибавляем мазок. Еще мазок. Капнем из синего флакончика одну каплю воображения. Видите, он уже слегка шевелится. Еще мазок и…
Мастер приподнялся на табурете. Но едва кисть коснулась фигурки, эта последняя с неожиданным проворством скользнула на пол, прыгнула в карету и, высунувшись из окошка, резким дребезжащим голосом крикнула:
— Гони! Сто тысяч дьяволов, гони скорей!
Магистр натянул вожжи.
Кони рванули с места.
Мастер. Лови! Держи его!
Наполеон. Ко мне, старая гвардия!
Восковые фигурки окружили императора:
— Где наступать? Где обходить? — наперебой спрашивают они.
Император чихает, он не может вымолвить ни слова.
Мастер. Он убежал и угнал драгоценную «Карету времени». Он убежал вместе с моим любимым магистром!
Карета мчится по улице. Кони выбивают искры на каменной мостовой, развеваются гривы.
— Гони! Гони! — кричит магистру аудитор, высовываясь из окошка кареты. — Стой. Тпру!
Дом с массивными, обитыми железом дверями. В зарешеченном окошке показалось бледное лицо служителя. Створки дверей сами собой раскрываются. Виден бесконечный коридор.
— Милости просим, господин Карл Фридрих Питониус. Вовремя! — говорит служитель. — Приказано всем незамедлительно явиться в Департамент Соразмерностей на предмет ПРО-КРУ-СТА-ЦИ-И. Поторапливайтесь, господин аудитор!
— Прокрустации? — переспрашивает Питониус и направляется в глубь коридора.