Страница 56 из 76
Во время войны, Николай Константинович, в СССР шинели надевали 34 млн человек. Откуда было взять 34 млн таких, как вы? И если бы не моралисты-писатели, то можно было бы еще до войны подумать и о том, как защитить этих людей, шедших защищать Родину не только он вражеских пуль, но и от болезней. Вот ваш коллега Ст. Куняев записывает воспоминания своей матери: «2 января 1944 года я начала работать хирургом в эвакогоспитале «14–19». Уходила в 8 утра, а возвращалась в 12 ночи. Ты рос как в поле трава, и потому однажды случилась с тобой беда. Мне позвонили и сказали, что Стасик попал под машину. Оказывается, ты катался на коньках по улице, держась за бампер автомобиля, а когда тот подпрыгнул, тебе бампером раздробило переносицу, и хорошо рядом был венерический госпиталь для военных — тебя сразу оттащили туда, остановили кровотечение, но несколько дней ты был без сознания. Мы боялись, что у тебя перелом основания черепа, но обошлось».
А ведь если бы с начала войны плюнули на записных моралистов и выдали каждому солдату комплект презервативов, то ими можно было бы не только предохранять документы от сырости, как это делали американцы во Вьетнаме, но и защитить тех фронтовых товарищей, которым уж очень было невмочь. Да, они слабы, но они твои боевые товарищи, и это главное. А тогдашние моралисты предпочли иметь госпиталя для венбольных, так, видите ли, нравственней.
У меня в цехе работал один парень уже таких лет, что пора жениться, но он с женщинами не встречался, и было видно, что он их боится. Надо думать, что при первом опыте какая-то дура сильно его унизила и он стал психическим импотентом. Товарищи по работе его сначала подначивали, но он воспринимал все очень болезненно и стал всех сторониться. Тогда они решили ему помочь, но делали это слишком явно: подговаривали подходящих женщин ему помочь, но он это видел и его паника только возрастала — он даже во всяких совместных сабантуйчиках перестал участвовать. Ходил по вечерам в кино, читал, слава богу, не пил. И парень был здоровенный, штангист, а мы уже видели судьбу закоренелых холостяков — жалкое, надо сказать, зрелище.
И вот мы с парторгом, доморощенные сексопатологи, стали разрабатывать план операции. Решили, что нужно найти женщину (девушки уж явно не подходили) не только незамужнюю, но и умную, тактичную и совершенно постороннюю, чтобы он ни о чем не догадался. Свести их якобы случайно и не на гульке. Ее проинструктировать, чтобы она время от времени просила его помочь в какой-нибудь мужской работе и таким образом встречаться, а когда он начнет предпринимать попытки, то ни в коем случае сразу не соглашаться, говорить, что ей это не нужно, что ей и так хорошо, короче, успокоить его и разжечь. Парторг занялся осуществлением этого плана и добился успеха. За давностью лет я уже не помню, на ком женился объект нашего развратного плана — на той же женщине или на другой, но женился. И вот помню, спустя уже много лет, собираемся на демонстрацию. И идет он: слева жена с ребенком за руку, на его правой руке второй, сам он смотрит всем в глаза, шутит, никого не боится — совсем другое дело!
А ведь я, Николай Константинович, занимался в этой истории тем же, чем и комбат из рассказа Лебединцева, ~ сводничеством. Правда, у него была другая цель, но ведь была война. Да, любовь — это очень хорошо, но ведь от того, что этот лейтенант был бы убит девственником, лучше стало бы только моралистам. Почему-то. И у меня, к примеру, нет ни малейшего презрения ни к единой женщине в рассказе Лебединцева.
Даже к «рыжей Инке». Да, ее подруга, отвергшая домогательства начштаба, заслуживает искреннего уважения, но ведь не Инка виновата, а этот негодяй. И его пыл надо было охладить в штрафном батальоне. Ведь это же был не единичный случай и даже не вопиющий.
Хочу процитировать полностью докладную записку начальника Особого отдела НКВД Волховского фронта майора госбезопасности Мельникова от 10 марта 1942 года на имя члена ГКО т. Маленкова «О морально-бытовом разложении комполсостава частей и соединений 59-й армии»: «За последнее время в частях 59-й армии со стороны отдельных военнослужащих участились случаи морально-бытового разложения. Зачастую, используя свое служебное положение, командиры склоняют женский персонал к половому разврату, здесь же, в присутствии посторонних, решают боевые задачи.
Отдельные командиры и комиссары частей, увлекаясь женщинами, систематически пьянствуют. В ходе боевых операций вместо руководства боем отлеживаются в блиндажах. Так, заместитель начальника инженерного отдела штаба 59-й армии — Герой Советского Союза майор Коровин и работник Политотдела армии старший батальонный комиссар Никулин 26 февраля в нетрезвом состоянии зашли в столовую «Военторга». КОРОВИН без всякого основания, обнажив револьвер, потребовал от начальника «Военторга» колбасы, варенья и других продуктов. Получив варенье, он бросил стакан с этим вареньем на пол, ругаясь площадной бранью, отдал распоряжение своему адъютанту расставить по углам столовой мины.
КОРОВИН открыто, на глазах у бойцов, сожительствует с машинисткой штаба армии ПРИ СОВА ТЬЕВОЙ Галиной и вместе с ней ходит в баню. Все это стало достоянием подчиненных.
28 февраля старший батальонный комиссар НИКУЛИН у КОРОВИНА напился пьяным, придя в Политотдел армии, разбросал на полу партийные документы. Начальник штаба артиллерийского управления 59-й армии полковник САМОЙЛОВ увлекся машинисткой артуправления ТУГА РИНОВОЙ Капитолиной, чем скомпрометировал себя в лице сотрудников артуправления. В любовной записке на имя ТУГАРИНОВОЙ САМОЙЛОВ пишет: «Капочка! Если ты не хочешь нарушать нашей дружбы, откажись, что ты сказала сегодня — больше кушать со мной не будешь. Я сильно этим огорчен, ты меня обижаешь незаслуженно. Делаю я все для тебя из дружеских и благих намерений. Ты мне нравишься, я к тебе привык, если не сказать большего. Фима». Эта записка стала достоянием сотрудников артуправления.
Комиссар 430 гаубичного артполка Резерва Главного Командования батальонный комиссар ФРИДРИК держит у себя в полку в качестве санинструктора днепропетровскую артистку БУЛДАКОВУ, хотя она никакого медицинского образования не имеет. БУЛДАКОВА проживает в одной машине с ФРИДРИК. Бойцы, командиры и политработники называют БУЛДАКОВУ «личным адъютантом комиссара полка».
Командир отдельной кабелъно-шестовойроты связи лейтенант ПЛЮСИН сожительствует с военфельдшером Соней. Военком 129 отдельной телеграфно-эксплуатационной роты связи АВТУХОВ, сожительствуя с военфельдшером роты САКИСИНОЙ Полиной, не отпускает ее в роту для обслуживания бойцов, работающих на линии, вызывая этим смешки и возмущение со стороны личного состава.
Начальник обозно-вещевой службы 1249 стрелкового полка 377 стрелковой дивизии ЕФИМОВ Александр Егорович сожительствует с гражданкой д. Кипрово МИХАЙЛОВОЙ Е. Н. Последняя, по имеющимся данным, во время пребывания немцев в Кипрово сожительствовала с немецкими офицерами.
Комиссар 1240 стрелкового полка 372 стрелковой дивизии батальонный комиссар САМОЙЛОВ имеет интимную связь с комсомолкой военфельдшером ПЕТУХОВОЙ. Используя свое служебное положение, САМОЙЛОВ взял ПЕТУХОВУ к себе на командный пункт из ПМП в качестве медработника, где и сожительствует с ней. Во избежание наказания за свои действия САМОЙЛОВ объявил перед общественностью полка о том, что ПЕТУХОВА является его женой, в то время как у него имеются жена и трое детей. После того как САМОЙЛОВ связался с ПЕТУХОВОЙ, в полку значительно ослабла политработа и снизилась дисциплина личного состава.
Комиссар санитарного батальона 372 стрелковой дивизии Чернышев сожительствует с подчиненной ему медсестрой ОКОРЯДЧЕНКО, которую без всякого основания пытался представить к правительственной награде. В результате бездеятельности начальника санитарной службы 372 стрелковой дивизии ГОЛЫШ ЕВА дисциплина среди военнослужащих санчасти ослабла. Работники пьянствуют и в половом отношении развратничают.
Аналогичное положение и в батальоне связи 372 стрелковой дивизии, где телефонистки ведут себя распущенно. В результате командиры СМИРНОВ, НОРОНОВ и командир ЛАРИН сожительствуют с ними без стеснения. Начальник связи штаба 372 стрелковой дивизии подполковник ТИМОШЕНОК, исключенный из ВКП(б), 25 февраля в нетрезвом состоянии, склоняя к сожительству телефонистку МАНЦЕВУв присутствии бойцов приказывал ей лечь с ним спать. 26 февраля ТИМОШЕНОК, будучи пьян, отказывался подписать секретный документ, адресованный в штаб 59-й армии, о состоянии связи в дивизии, приказал его подписать своему адъютанту.