Страница 47 из 49
– Сена, что я тебе плохого сделала?
– Тая, ты пойми, идти все равно придется. Соберись с силами.
Она собралась, и мы поковыляли дальше.
Когда деревья расступились и нашим измученным взорам предстали деревянные дома, мы едва не разрыдались от радости. Не смотря на поздний час, в меленьком домишке у самого леса горел свет. Домишко напоминал старую собачью будку, но все же там кто-то жил. Интересно, кто?
– Старый людоед, – сказала Тая.
– Что ты сказала? – удивилась я.
– Говорю, там, наверняка, живет старый людоед.
Неужели я говорила вслух?.. Мистика, ей богу.
Подойдя к домику, мы попытались заглянуть в окно, но оно было старательно занавешено древней мужской майкой с лямками. Но даже такая «занавеска» не послужила преградой нашему горячему желанию проникнуть внутрь, и Тайка принялась долбиться в дверь.
– Ты потише, а то эта хибара развалится.
– Кто еще? – раздался крайне неприветливый голос.
– Извините, пожалуйста, – вразнобой затянули мы, – помогите нам! Впустите!
Дверь приоткрылась. Этого персонажа народного эпоса я узнала сразу – грязный дедушка из подосинковского поселка. Дедушка тоже нас узнал, так и мы стояли столбом, таращась друг на друга. Тая не выдержала первой:
– Будьте добры, – заскулила она, – мы ранены! Впустите нас!
– Ранены? – дедушка, облаченный в какую-то несусветную рванину, пристально оглядел нас с ног до головы. – И кто ж вас ранил?
– Нам пришлось прыгать из окна четвертого этажа.
Приврала чуток, что такого. Для себя я твердо решила, что если дед нас не впустит, мы забьем его палками, но в дом все равно попадем. Я уже на все была способна.
– Ну, заходьте, – он посторонился, а мы заковыляли внутрь. Пахло чем-то странным…
Изнутри хибара выглядела так же, как и снаружи. Одна комната с самодельным столом и топчаном, перегороженная занавеской, за занавеской что-то булькало. Взглянув на нас при свете, дедуля покачал головой.
– А ну-ка, сидайте туды, – указал он топчан.
Мы не заставили себя долго уговаривать. С кряхтением и стонами присели на топчан, вытягивая травмированные конечности. Дедуля скрылся за занавеской.
– Сейчас предложит нам вареной человеченки, – шепнула мне Тая.
– Рада, что ты даже в таком состоянии не теряешь чувства юмора, – вздохнула я.
Дед принес бутылку с мутным содержимым, половинку черного хлеба, пару желтоватых соленых огурцов и вареные яйца. Накрыв газетой стол, хозяин сервировал поздний ужин. Из бутылки он щедро разлил по граненым стаканам мутную жидкость и протянул нам.
– Давайте, девки, грейтесь.
И я, наконец-то поняла, чем пахнет в лачуге – самогоном, дедуля не был людоедом, он просто гнал первач. От сердца отлегло. Мы с Таюхой молча чокнулись и… в первое мгновение мне показалось, что я глотнула бензина и некий крошечный чертик поджег его прямо у меня во рту. Выпучив глаза, Тайка кашляла, как при последней стадии туберкулеза.
– Удался, – довольно ухмыльнулся дед, глядя на наши конвульсии, – забористый.
Налопавшись огурцов и хлеба, кое-как перевели дух.
– Предупреждать надо, – выдавила Тая, – мы себе, наверное, все внутренности спалили! Сколько там градусов?
– Семьдесят, – с гордостью за свою продукцию ответил «пивовар Таранов». – Как слеза.
Мутные «слезы» в стаканах источали аромат сивухи и еще чего-то дурного, или же мы просто не привычны к народному промыслу? Деда звали Михеич, наших имен он и спрашивать не стал.
– Дедуня, – заплетающимся языком попыталась произнести Тая, – у вас к нам… у нас к вам одна большая и важная просьба. Тут есть где-нибудь телефон?
– На почте, – дед то и дело наведывался за занавеску, видать такой ответственный процесс нуждался в постоянном контроле.
– Надо позвонить. Мы не можем ходить, – Тая попыталась снять ботинок с больной ноги и закричала.
– О, господи, – я тут же пришла на помощь.
Вдвоем мы с грехом пополам стянули башмак и носок, стопа угрожающе распухла.
– Говорю же тебе, перелом у меня! – Таисия собралась рыдать.
– Пошевелить пальцами можешь?
– Не знаю!
Я осторожно сняла свой башмак, моя нога выглядела так же, если не хуже, она еще и отливала трупной синевой. Увидев мою конечность, Тая немного успокоилась на свой счет.
– А куда звонить? – из-за занавески возник Михеич.
– Одному человеку, он должен приехать за нами. У вас есть бумага и ручка?
Дед кивнул и принес газетный обрывок и карандашный огрызок. Совместными потугами мы вспомнили рабочий и мобильный телефон Горбачева.
– Надо обязательно дозвониться и сказать, что мы у вас, – Тая совала деду обрывок, – пусть срочно приедет и заберет нас.
Дед кивал и бегал за шторку.
– Давай, что ли еще выпьем? – предложила Тая. – Нога вроде меньше болит.
– Да, в качестве анестезии можно.
Постепенно мы допили свои порции до конца. Самогон перестал казаться зловонным, а жизнь страшной и беспросветной, роднее деда вообще не существовало на земле человека.
– Ты прости, нас, дедушка, – всхлипнула Тая, – мы ж про тебя сначала так плохо подумали…
– Да, – вторила я, пытаясь облупить скорлупу с яйца непослушными руками, – думали, ты крысами питаешься.
– Какими крысами, Сена? Совсем ты обалдела уже! Чертями, а не крысами, чертями! Дедуль, ты чертей ел? Вкусные?
Глава тридцать пятая
Утро мы проснулись от дедовой возни, он укладывал пластмассовые полутора литровые бутылки в сумку на колесах. Мы так и провели ночь вповалку на топчане.
– Дедушка… – прохрипела Тая, как его зовут, разумеется, никто не помнил, – воды…
– Вода там, за занавеской.
Он укомплектовал сумку и собрался на выход.
– Вы помните, мы просили вас позвонить?
– Да, вот распродам и заверну на почту.
– Спасибо, – я сдавила руками гудящую голову, но легче все равно не стало.
Дед ушел заниматься своим бизнесом, а мы стали приводить себя в относительный порядок. От дедулиной продукции мы не скончались, но и особыми живчиками себя не чувствовали. На одной ноге я допрыгала до заветной шторки и заглянула на таинственную территорию. Допотопная электроплита, на ней пара громадных кастрюль, все остальное пространство занимал низенький столик, крытый древней клеенкой и хитроумный самогонный аппарат на нем. Ржавая раковина с краником холодной воды прилагалась. Вода оказалась не просто холодной, а ледяной, будто ее специально сюда поставляли из самой глубины Арктики. Но удивительным образом от холоднючей воды прошла головная боль, должно быть заморозилась в черепной коробке.
– Сена, дай попить! – хрипела умирающая.
Я огляделась в поисках стакана. Под раковиной стоял пятилитровый баллон с огурцами и рассолом. Огурцов было штук пять, они мирно дремали на дне, зато рассола – хоть залейся.
– Тай, тебе воды или рассолу?
– Конечно, рассолу! И поскорей, я то сейчас издохну! Чтоб я еще когда-нибудь в своей жизни притронулась к алкоголю…
Да, да, сто раз уже эту песню покаянную слыхала. Избегая касаться травмированной конечностью пола, я умудрилась разжиться стаканами, вымыть их, напиться рассола и напоить страдающую подругу. Брюки-джинсы мы сняли еще вчера и вовсю щеголяли в одних колготках и свитерах, ничуть не стесняясь дедуси, да и он особо не обращал на нас внимания и не производил впечатления сексуального маньяка. Людоеда – да, маньяка – нет.
Освежившись рассольчиком, мы занялись осмотром своих ног. Моя вроде ничего, только начала распухать, а Таюхина раздулась раза в полтора, причем вся, до бедра.
– Хреново, – озвучила я свои медицинские наблюдения.
– Кажется, у меня еще и температура, – Тая старательно щупала лоб.
– Ложись давай, – я помогла ей вытянуться на топчане.
– Накрой меня чем-нибудь!
– Сию секунду, барыня, укрою.
– Чем это? – принялась капризничать Тая, она всегда становилась невыносимой, когда за нею кто-нибудь ухаживал.