Страница 95 из 131
Это было зверски жестокое и благословенное место – одновременно прекрасное и кошмарное. Город из сокровенных снов, в сердце которого буйствовал зверь. Город, омытый музыкой. Город танцующих камней и тоскующих женщин, которые пели печальные песни, обращаясь к своим обречённым любовникам-демонам, посреди совершённого хаоса и безмятежного беспорядка, пронизанного запредельным покоем, – такого Джим не представлял себе даже в самых безумных мечтах. Это была неподвижная тишина в глазу бури. Почему же он сам не додумался до такого? Если б он знал, что такое бывает, это стало бы целью всех его устремлений. Может быть, даже единственной целью. Раньше всё было совсем не так. Раньше он закрывал глаза в благоговейном, священном ужасе и мчался вместе с бушующим ураганом, вцепившись холодными пальцами в серебряных перстнях в гриву коня-кошмара. Вокруг него всё кружилось в вихре великолепной, чистейшей ярости. Фонтаны алого пламени били прямо из земли, и змеи шуршали по серым камнями, соблазняя, маня, искушая, как и положено змиям, а Джим стоял в самом сердце этой сияющей бури, где он наконец обрёл силу и истинную, фантастическую свободу – свободу потратить впустую хоть целую вечность, коли ему так захочется. Свободу взять и швырнуть на ветер целое тысячелетие, поддавшись мимолётному капризу. Как бы для того, чтобы подтвердить это дерзкое открытие, на него наплыло его собственное лицо, он – тот, в видении, – был с женщиной, с той самой женщиной, с бледным лицом и чёрными кудрями, и тайна уже была готова приоткрыться, и она, эта женщина, повторяла, что всё это – правда, всё это – по-настоящему, приглушённый голос с каждым мгновением становился яснее, плыл к нему сквозь мираж, сквозь туман Авалона, и никто не крикнул: «Берегись!» – и не описал трижды магический круг, а он пил медвяную росу и сладчайшее молоко…
– Ладно. Достаточно, mon ami. А то ты уже. я смотрю, впал в поэзию. Причём чужую. Просыпайся, пора двигаться дальше.
И все разом исчезло, и Джим очнулся от грёз в месте, где был только лёд и обжигающий холод.
– Вот бля, Укол! Ты мне весь кайф сломал.
Только теперь Сэмпл увидела царский дворец снаружи. Раньше она его видела лишь изнутри и хотела оттуда сбежать. А теперь вот вернулась и хочет его уничтожить. Сверху, с высоты роста Годзиро, было видно, что дворец имеет форму египетского креста-анка, вписанного в пентаграмму, с высокими тонкими башнями из стекла и стали на пересечении всех прямых, образующих пятиконечную звезду, и искусственным озером в верхней петле анка. Иными словами, жрецы-архитекторы бога-царя вложили символы защитной магии в проект дворца. Сэмпл усмехнулась. Никакая защитная магия и символика не спасёт Анубиса от Большого Зелёного, чешуйчатого апокалипсиса. Тут нужно что-нибудь помощнее.
Все улицы вокруг дворца и даже царские сады были забиты народом – люди в страхе бежали от Короля Ящеров, ища зашиты у своего бога-царя. С высоты роста Годзиро они были похожи на муравьёв, копошащихся у стен этой псевдоегипетской резиденции. А на боковых экранах появилась картинка того, что сейчас происходит внизу. (Сэмпл опять удивилась: как, чёрт возьми, это делается?) Безумный страх на лицах людей. Никаких героических поползновений, типа женщин и детей пропускаем вперёд. Просто бежать сломя голову, и хрен с ними со всеми, кто замешкался или упал. Каждый – за себя. В лучших традициях низкобюджетных ужастиков толпа неслась в слепой панике, топча ногами детей и стариков. Иисус рассмеялся, когда какая-то толстая женщина уронила ларец с драгоценностями, который она прижимала к своей необъятной груди. Она на миг замерла, глядя на рассыпавшиеся украшения – собрать, не собрать? Какой-то мужик налетел на неё на бегу, и она пошатнулась. Её чёрный парик а-ля Клеопатра упал на землю. Если о драгоценностях толстая тётка ещё задумывалась, то насчёт парика у неё не возникло ни малейших сомнений. Она наклонилась, чтобы его поднять, и тут на неё налетело ещё человека четыре. Она упала, и её затоптали. Кажется, насмерть. Во всяком случае, она больше не поднялась. Когда с толстой тётки слетел парик, на экране на миг промелькнула её бритая налысо голова, розовая, как поросячья кожа, и Сэмпл подумала, уж не та ли это охранница, что мурыжила её в тюрьме из-за отсутствия штрих-кода. Хотя нет. это было бы слишком странное совпадение… если только изображения на экране не были проекцией её собственных мыслей о мести. Но тогда возникает другой вопрос: как такое возможно? В общем, Сэмпл окончательно растерялась.
И тут таинственному оператору, передававшему этот прямой репортаж с места событий, видимо, надоело снимать крупные планы слепой человеческой паники, и он опять переключился на Короля Ящеров, крушащего местную царскую резиденцию импровизированной дубинкой из половинки стальной башни, которую он только что отломил. Военно-воздушные силы Некрополиса попробовали предпринять последнюю отчаянную атаку – в стиле камикадзе. Хотя на месте Анубиса Сэмпл повела бы себя умнее: убедившись, что Годзиро способен проглотить небольшого размера атомную бомбу безо всякого вреда для себя, кроме лёгкой отрыжки и повышенной раздражительности, она бы не стала выпендриваться, а села в самолет – конечно, если бы ещё оставались самолёты, – и улетела как можно дальше от Большого Зелёного. Но Сэмпл давно уже поняла, что они с Анубисом мыслят совершенно по-разному, и ей было несложно представить, что сейчас делает этот песьеголовый придурок: прячется где-нибудь в укреплённом бункере и произносит пламенные речи о последнем противостоянии из серии «победа или смерть», обращаясь по громкой связи к остаткам своей славной армии. Годзиро не стал дожидаться, когда его атакуют: используя башню как биту, он посбивал самолёты в воздухе, с небрежной лёгкостью бейсболиста-профессионала в матче с командой любителей. В общем, последнее противостояние завершилось бесславно. То есть бесславно для Анубиса. А для Годзиро – вовсе даже наоборот.
Не встретив дальнейшего сопротивления, Король Ящеров принялся методично громить царский дворец с упорством хорошо отлаженного деструктивного механизма. Все это смотрелось настолько обыденно, что Сэмпл почти заскучала, но тут вдруг заметила на экране горстку крошечных фигурок на плоской крыше – на самом верху петли анка. Она обернулась к Иисусу:
– Можно как-нибудь увеличить картинку?
– Где?
– Вон там.
– Где?
– Вон там, справа.
Иисус нажал какую-то кнопку на пульте, и на центральном экране возникло ещё одно врезное окошко: вид на дворец сверху, но уже не с высоты роста Годзиро, а значительно ниже. (Как, чёрт возьми, это делается?!)
– Вот он!
Да, это был он, Анубис. Стоял на крыше дворца в окружении своего гарема, придворных и личной гвардии – нубийцев с церемониальными копьями и солдат с автоматами, более действенными и практичными. Он нервно вертел своей пёсьей головой, и вид у него был встревоженный. Мистер Томас озадаченно покачал головой:
– И чего он там ждёт, интересно?
– Может быть, вертолёта?
– Думаешь, у него ещё что-то осталось от военно-воздушных сил?
Иисус внимательно смотрел на экран:
– Не стоит недооценивать бога, когда речь идёт о самосохранении.
Годзиро, похоже, не замечал ни Анубиса, ни его царский двор, ни попыток спастись. Сейчас он был занят на другой стороне дворцового комплекса – и вёл увлекательную игру под названием «Бульдозер с хвостом». Сэмпл придвинулась ближе к экрану:
– Я тут многих знаю.
– Неудивительно, – высказался мистер Томас, – раз ты была у него наложницей.
– Это Зиппора, а это Парсис. А это мерзкий хранитель снов.
Мистер Томас фыркнул:
– Будь у Анубиса хоть сколько-нибудь мозгов, он бы давно уже телепортировался отсюда.
Иисус покачал головой, как будто он понимал Анубиса. И вполне вероятно, он действительно его понимал.
– Он никуда не уйдёт. Слишком долго был богом. Он просто не сможет начать всё с нуля где-нибудь в другом месте. Не сможет восстановить свою силу и воссоздать свой мир. Заново выстроить целый город… нет, он не сможет.