Страница 15 из 131
– Тогда как они здесь оказались? В смысле – все эти люди, которые тут живут?
Пёс взглянул на него с раздражением:
– Слушай, если я тут у тебя подрядился говорящим путеводителем, тогда дай ещё выпить.
Джим приподнял бутылку. Виски в ней оставалось дюйма на полтора.
– Если я дам тебе выпить, ты прикончишь бутылку. Ты, блядь, половину пролил.
– Ну и прикончу, какие проблемы? Встанешь, перейдёшь через улицу и возьмёшь в баре ещё бутылку.
– Проблема такая: я не уверен, что смогу встать и перейти через улицу.
Пёс выразительно поглядел на него:
– Все ты сможешь. Просто ломает тебя вставать.
Джим подумал, что этот пёс уже начал его напрягать.
– А чего бы тебе самому не сходить за бутылкой? У тебя, блядь, четыре ноги. Тебе легче.
Похоже, что и пёс тоже начал потихонечку напрягаться на Джима. Теперь его голос звучал обиженно:
– А того, блядь, что неудобно нести бутылку, когда у тебя только ноги и нету рук.
Джиму совсем не понравилось, что на него рычит какой-то пёс-алкоголик.
– Может, тогда тебе стоит подумать насчёт бочонка на шее, ну, с коньяком, как у этих… как их… сенбернаров.
Пёс сердито оскалился:
– Да пошёл ты, блядь, в жопу. А я тоже пойду куда-нибудь – туда, где народ хоть и пьяный, но всё-таки не хамит.
Джим подумал, что сейчас пёс его укусит. И что тогда делать? Драться с ним, что ли? Но пёс просто пошёл себе восвояси. Джиму вдруг стало стыдно. Может быть, он и вправду вёл себя по-хамски? Он окликнул пса:
– Эй, погоди. Можешь допить, что есть.
Пёс обернулся и посмотрел на него с холодным собачьим презрением:
– Сам, блядь, допивай. У меня есть друзья, если ты понимаешь, что я имею в виду. – Сделав это двусмысленное заявление, пёс развернулся и направился в сторону бара.
Джим проводил его взглядом. Пёс зашёл внутрь. Джим был почти уверен, что через пару минут пёс вернётся и приведёт с собой целую свору говорящих собак и они просто разорвут его на куски – такое собачье возмездие за обиду, нанесённую их сородичу. Хотя Джим ни разу такого не видел и даже не слышал истории «из первых рук», по загробному миру ходили слухи, что если тебя разорвут собаки, или разнесёт на куски при взрыве, или твоё квазитело будет расчленено как-то иначе, тогда ты, как говорится, попал, причём попал крупно. Средоточие твоего существа – та составляющая твоей личности, которую некоторые называют душой, – почти гарантированно вернётся в Спираль.
Но это ещё полбеды. А беда в том, что остальные твои части попробуют соединиться, причём результат чаще всего получается в рамках от нелепого до ужасного. Мало того: не исключён и такой вариант, что этот самый «нелепый ужас» потом ещё станет тебя искать.
И найдёт.
Джим с трудом поднялся на ноги – опасность надо встречать стоя. Но прошло время, и никакие разъярённые псы, алчущие мщения, так и не появились. Джим уселся обратно и снова предался блаженному безделью. Долгоиграющий Роберт Мур начал новую песню. Джим расслабился, закрыл глаза и погрузился в волну чистого звука.
И тут над ухом у Джима раздался ещё один посторонний голос. Кто-то ещё пришёл, чтобы нарушить его уединение. Джим открыл глаза, поднял голову и увидел дородного мужика в ярком дашики – красном с зелёным и золотым – и с причёской в стиле «афро». Мужик улыбался во все тридцать два зуба, сверкая инкрустациями из драгоценных камней, по сравнению с которыми одинокий бриллиант Долгоиграющего Роберта Мура смотрелся просто жалко.
– Я Саладин.
Джим кивнул.
– Саладин?
– Ага.
Джим с трудом оторвал взгляд от сверкающих каменьев во рту растаманского султана и протянул руку:
– Очень рад познакомиться.
Саладин не стал важничать и просто пожал протянутую руку.
– А ты Джим Моррисон, да?
Джим напряг ноги, готовый в любую секунду вскочить и броситься наутёк или в драку – смотря по обстоятельствам.
– Ну, вроде как был с утра.
– Я тебя видел однажды.
Джим малость расслабился. Похоже, он не должен этому Саладину денег и он не сотворил ничего ужасного с его сестрой.
– Ты меня видел?
– Ага. В Окленде, в 1968-м. Ты-то, понятно, меня не видел. Ты на сцене стоял, в свете прожекторов, а я в толпе зрителей тусовался, косяки продавал помаленьку.
– Надеюсь, тебе понравилось, как мы пели.
– Я подумал, что ты совершенно отвязанный распиздяй.
Джим решил, что это комплимент. Драки вроде бы не намечалось. Бежать тоже вроде не надо. Он приподнял бутылку:
– Спасибо. Я бы предложил тебе выпить, но тут почти ничего не осталось.
Саладин покачал головой:
– Мне пока хватит. Тем более у меня тут своя эвтаназия. – Он достал из складок своего дашики толстый косяк размером с хорошую сигару и кивком указал на крыльцо. – Не возражаешь, если я тут присяду? Я ведь тебе не мешаю? Не нарушаю границы личного пространства и всё такое?
Джим сделал приглашающий жест:
– Садись, приятель. Мне много места не надо.
Саладин тяжело осел на крыльцо.
– Я смотрю, этот придурок Эвклид раскрутил тебя на дармовую выпивку.
Джим озадаченно нахмурился. Похоже, он что-то упустил.
– Эвклид?
– Ну пёс, с которым ты тут болтал.
– Это Эвклид?
– Так он себя называет.
– Эвклид, который математик?
Саладин раскурил косяк прямо от пальца. На мгновение дым окутал его растаманские дреды густой пеленой, так что было вообще непонятно, где кончаются волосы и начинается дым.
– Да нет, блядь, Эвклид, который пёс. Эвклид, который математик, уже давно обретается где-нибудь с Эйнштейном и Стивеном Хокингом, помогает управлять Вселенной.
– Он, похоже, расстроился, когда бутылка закончилась.
– Да он вообще псих ненормальный. И хам, каких поискать. Но к нему тут терпимо относятся, всё-таки казнили его и всё такое.
Джим уже ничего не понимал. Бред какой-то.
– Собаку казнили?
– Думаешь, он и в той жизни был собакой?
– Нет, но…
Саладин передал Джиму косяк.
– Он тебе говорил, что электрический стул в Парчменской тюрьме выкрашен в ярко-жёлтый цвет?
Джим глубоко затянулся и сразу почувствовал себя, будто его подсветило солнышком.
– Ага, говорил. Собственно, с этого он и начал.
– И откуда, ты думаешь, он это знает?
– Да я особенно не озадачивался. Я же беседовал с пьяной собакой, причём явно с большим прибабахом.
Улыбка Саладина померкла.
– Ты что-то имеешь против собак? Думаешь, ты чем-то лучше собаки?
Джим уже начал терять терпение. Он честно пытался избегать конфликтов, но этот парень его напрягал. Он вернул Саладину косяк.
– Ты, наверное, не поверишь, но бывают такие мгновения, когда я действительно думаю, что я лучше собаки. В смысле – я, например, не ловлю фрисби зубами.
Он снова напрягся в ожидании вероятной негативной реакции. Но к его удивлению, Саладин рассмеялся:
– То есть ты на мой бред не купился?
Джим покачал головой:
– Сегодня я не в покупательском настроении.
Драгоценные камни на зубах Саладина поблёскивали в свете огней из окон бара.
– Просто проверка, если ты понимаешь, о чём я.
Долгоиграющий Роберт Мур все ещё пел эту песню:
Саладин покосился на Джима:
– Охренеть как поёт, правда?
Джим кивнул:
– Точно.
– Я так думаю, Роберт Мур – это ненастоящее его имя.
– Нет?
– А ты послушай, на кого похож голос?
Джим задумался, хотя у него было чувство, что ответа от него не требуется. Тем более что Саладин снова заговорил про Эвклида: