Страница 59 из 65
«Ну и бес с ними, – подумал Алексей, – жизнь на этом не закончилась».
Он прибавил шаг и через несколько минут увидел бредущего по дороге Бубенцова. Рядом семенили ветхие старичок и старушка.
– Сергей! – крикнул Никулин.
Серега оглянулся, радостно помахал рукой.
– Тебя тоже выгнали? – спросил он у подошедшего Алексея.
– Угу.
– Вот и хорошо… То есть, я хотел сказать, что вместе веселей будет в город идти.
– Что верно, то верно, – не обиделся Никулин и попытался отобрать у Кощея здоровенный чемодан.
– Сам донесу, – огрызнулся тот.
– Но вам же тяжело!
– Я еще и тебя на плечи посажу – не согнусь.
– Боевой у тебя дед, – обратился Алексей к Сереге.
– Ко… Ах, да. Он у меня такой! Все сам. Рано, говорит, себя хоронить, а труд не только облагораживает человека, но и омолаживает.
Баба-Яга и Кощей разом фыркнули.
У ворот постояли с полчаса, покурили. Леонард не появлялся. Требовательно просигналив, вывалилась за пределы огражденной территории машина с новыми хозяевами жизни. Рабочий, сидевший на «месте самоубийц» рядом с водителем явственно бормотал:
– К станку… Скорее к станку!
К огорчению Бубенцова, экспроприаторы уехали на том же полупрогнившем «мерседесе» с частными номерами, на котором и прибыли. Серега-то надеялся, что в город их все же повезет Лихо Одноглазое или Василиск, оставшиеся на даче ждать богов. Веселая поездка получилась бы…
Затих вдали шум мотора, привычные лесные звуки заполнили окрестность. Перекликались какие-то пичуги, в глубине чащи стучал по дереву трудяга-дятел. Синяя стрекоза вырвалась из зарослей и плавно заскользила над дорогой, едва слышно трепеща прозрачными крыльями.
– Пойдем, – предложил Серега. – Чего ждать?
– Да я-то налегке, – отозвался Алексей, – а вот у вас…
И он с сомнением оглядел серегины чемоданы.
– Сказал, донесу! – гаркнул Кощей.
– Илья Муромец выискался! – неожиданно донеслось с вершин деревьев.
Черно-белая сорока, часто подрагивая хвостом, смотрела с ближайшей сосны.
– Сгинь! – махнула рукой Баба-Яга.
Сорока протрещала на своем птичьем языке что-то такое, отчего старики враз покраснели, и, вяло хлопая крыльями, улетела в глубь леса.
– Что это она? – ошарашено спросил Алексей.
– Напоили ее твои дружки, – недовольно пожевав губами, пояснил Кощей. – А ей, вещице-то, алкоголь категорически противопоказан. Ладно, пошли, что ль?
Потихоньку дотопали до Чудинки. Алексей в основном молчал, отделываясь короткими репликами, да и Серега не особенно навязывался с разговорами, обдумывая сложившееся положение. По всему выходило, что предложат ему боги перебираться в Гнилой бор. А селиться там Бубенцову страсть как не хотелось…
Паром стоял под противоположным берегом, но жизни на нем почему-то не наблюдалось. Зато посреди реки сидел в лодке Сидор Прохорович, ощетинившись удочками.
– Вот удача! – радостно сказал Алексей. – Сейчас переправимся.
– Знакомый? – спросил Серега.
– Ага. Сторожем работает в нашей лаборатории, – и, сложив руки рупором, Алексей крикнул: – Прохорыч!
Сидор Прохорович вздрогнул, сощурился на берег и, узнав Алексея, помахал рукой.
– Что переправиться хотите?
– Да. Если вас, конечно, это не обременит?
– Все равно не клюет, – махнул рукой сторож. – Только подождите малость – удочки надо собрать.
Алексей прилег на прогретый солнцем косогор, сорвал травинку и, покусывая ее, бездумно поглядывал на водовороты, крутящиеся под обрывистым берегом. Серега уселся рядом, Кощей с Бабой-Ягой примостились в сторонке и, судя по всему, затеяли свою обычную свару.
– Судьба у него интересная, – сказал Никулин, кивнув на старика, сматывавшего снасти. – Нахлебался горюшка – нам с тобой на двоих хватит.
– Может и так, – вздохнул Серега. – Только сдается мне, что и для нас размеренная жизнь закончилась.
– Похоже, – кивнул Алексей. – Как сказал один древний мудрец – нет ничего хуже, чем жить в эпоху перемен.
Помолчали.
– А ты, вообще-то, чем занимаешься? – поинтересовался Никулин. – Литература, как я понимаю, это – для души?
– Работаю на «Припое», – усмехнулся Серега. – Вернее, работал. Завод мой с начала месяца объявил бессрочную забастовку. Работяги требуют выплатить все деньги, что были недоплачены с одна тысяча девятьсот восьмого года.
– Это что, – прикинул Алексей, – со времен лудильной мастерской Кривошеева?
– Ага, – подтвердил Серега. – Пока, говорят, за дедов и прадедов не выплатите, на работу не выйдем. Так что я теперь вроде как безработный. Могу законно заниматься творчеством хоть сутки напролет.
– А живешь где?
– В общаге, если только ее на ремонт не прикрыли. Комендант давно грозился.
– К старикам переберешься? – Алексей кивнул в сторону Кощея и Яги, оживленно переругивавшихся невесть по какому поводу.
– Может быть. Хотя, если сказать честно, не хочу я в муромские леса, – ответил Бубенцов.
– Они оттуда родом?
– Да вроде того.
– А родители у тебя есть? – спросил Алексей.
– Нет, я сирота.
– Слушай, а давай ко мне. Места хватит. А там, глядишь, как-нибудь и образуется, – предложил Никулин.
– Неудобно как-то.
– Брось. Мать у меня позавчера к сестре в Волгоград уехала. Сейчас живет со мной еще один знакомый, но и ты не помешаешь. Решено. Отговорок никаких не принимаю.
– Ну, спасибо, – от души поблагодарил Бубенцов.
– А может, и с работой получится, – продолжал Алексей. – Нам в отдел как раз человек нужен. Думаю, шеф против не будет. Если устраивает, сегодня же и поговорим. Вот только переправимся…
И он указал на приземистые стены бывшего птичника, видневшегося за рекой.
– Ты это серьезно? – взволнованно спросил Бубенцов.
– Вполне. Только заработки у нас, имей ввиду, не ахти какие, – предупредил Никулин.
– Какие заработки?! – замахал руками Серега. Я от этого «Пропоя» не знаю, как избавиться! Так что теперь я твой должник.
– А, брось… – отмахнулся Никулин.
Тем временем Сидор Прохорович подвел лодку к берегу, и ребята принялись загружать чемоданы.
– Вы это откуда? – удивился сторож обилию ручной клади.
– На даче гостевали, – пояснил Алексей. – Теперь домой возвращаемся.
От настырных сопровождающих Сереге не удалось избавиться, несмотря на все старания. Старики заявили, что скорее пустятся вплавь, чем отпустят «внука» одного…
Поскольку Сидор Прохорович наотрез отказался пустить парней на весла, утверждая, что не привык, чтобы его в собственной же лодке опрокидывали, Алексей устроился на носу, а Серега – на корме. Остальные разместились на поперечных скамейках.
– Ты чем племяша моего накормил на дне рождения? – спросил Прохорыч когда лодка отчалила наконец от берега.
– А что такое?
– Да какой уж день с животом мается, – пояснил сторож.
– Не знаю… Вроде все ели одинаково, и никто не жаловался, – пожал плечами Никулин.
– А торт был? – поинтересовался Сидор Прохорович.
– Естественно.
– Ну вот. Так я и думал, – удовлетворенно заключил сторож и пояснил: – Это у него с детства. Коль дорвется до торта или пирожных – за уши не оттащишь. Вел-то он себя как? Не пришлось краснеть?
– Нет, все в порядке, – улыбнулся Алексей, вспомнив физиономию Шамошвалова после беседы с племянником-митьком.
Серега, сообразивший, о ком идет речь, тихонько хихикнул.
Лодка была уже на середине реки, когда вода раздалась и, шевеля длинными сомовыми усами, из глубины выперлась жуткая образина, поросшая не то тиной, не то водорослями. Огромные выпуклые глазищи недоуменно рассматривали сидевших в плоскодонке.
– Ты, что ли, Прохорыч? – пробулькало страховидло.
– А кто ж еще? – отозвался сторож.
– Как из воды на воздух вылезу, ни шиша не вижу, – пожаловалось чудище.
Алексей ахнул и дернулся в сторону, сильно покачнув лодку.
– Не боись, – успокоил его Сидор Прохорович, – это мой знакомый.