Хищник

– Теперь понятно, почему ты крадешь у меня сценарии, – заметил Марино. – У тебя нет воображения. Попробуй еще раз.

– Но я говорю правду!

– Ты хочешь, чтобы она надела на тебя наручники? – спросил Марино, большим пальцем указав себе за спину, там стояла Реба.

– У вас нет никаких доказательств!

– У меня есть доказательства твоего мошенничества, – возвысил голос Марино. – Может, поговорим о тех поддельных рекомендациях, которые ты представил, чтобы док взяла тебя на работу?

На минуту Джо онемел. Но быстро обрел дар речи. На лице его появилось прежнее нагловатое выражение.

– Это надо еше доказать!

– Все эти письма написаны на бумаге с одинаковыми водяными знаками.

– Это ничего не доказывает. – Он поднялся, потирая ушибленное место. – Я намерен подать на тебя в суд.

– Отлично. В таком случае я могу еще разок тебе врезать. – Марино сжал и разжал кулак. Зрелище было эффектным. – Может быть, даже сломать тебе шею. Детектив Вагнер, вы ведь подтвердите, что я его не трогал?

– Конечно, – подала голос Реба. – Если не вы взяли ружье, тогда кто? С вами был кто-нибудь в тот день?

Джо задумался. В его глазах появилось какое-то странное выражение.

– Нет, – ответил он. – Никого.

Глава 61

Заключенные, склонные к самоубийству, находились под круглосуточным видеонаблюдением.

Одним из таких был Бэзил Дженрет. Охранники неотступно следили за ним – как он спит, ест, принимает душ и оправляется. Они видели, как он, повернувшись спиной к камере, снимает сексуальное напряжение на своей узкой стальной кровати.

Он представлял себе, как они потешаются над ним и что говорят, глядя в свои мониторы, и все рассказывают другим охранникам. Он это чувствовал – по их ухмылкам, когда они приносили ему еду или выводили на прогулку. Иногда они не удерживались от комментариев. Или изображали, как он онанирует, смеялись и колотили ему в дверь.

Бэзил сидел на кровати, глядя в камеру, вмонтированную в противоположную стену. Он листал журнал «Поля и реки» и думал о своей первой встрече с Бентоном Уэсли. Тогда он совершил ошибку, правдиво ответив на один из его вопросов.

– У вас когда-нибудь появлялось желание причинить вред себе или другим?

– Я уже причинял другим вред, значит, такое желание у меня появлялось.

– А о чем вы думаете, Бэзил? Вы можете сказать, какие образы возникают у вас в голове, когда вы собираетесь причинить вред другим людям?

– Я думаю о том, что привык делать. Когда я вижу женщину, то чувствую непреодолимое желание втолкнуть ее в мою полицейскую машину, вынуть револьвер и жетон и сказать, что она арестована. А если будет сопротивляться или хотя бы дотронется до дверцы, то я ее застрелю. Все они обычно подчинялись.

– Значит, никто не оказывал сопротивления?

– Кроме двух последних. Потому что у меня сломалась машина. Так глупо вышло.

– А все другие верили, что вы полицейский и хотите арестовать их?

– Да, они верили, что я коп. Но довольно быстро соображали, что их ждет. Я хотел, чтобы они поскорей это поняли. Заводился с пол-оборота. Показывал им свой член, заставлял брать его в руки. Все они должны были умереть. Это так глупо.

– Что глупо, Бэзил?

– Так глупо. Я уже тысячу раз это повторял. Вы же слышали. Что бы вы предпочли: чтобы я убил вас сразу же в машине или отвез в укромное место, где мог бы делать с вами что хочу? Почему они позволяли мне отвозить их черт знает куда и связывать там по рукам и ногам?

– Расскажите, как вы их связывали, Бэзил. Всегда одинаково?

– Да. Я изобрел классный способ. Совершенно исключительный. Я придумал его, когда начал проводить аресты.

– Под арестами вы подразумеваете нападение и похищение женщин?

– Да.

Сидя на кровати, Бэзил с улыбкой вспоминал, с каким наслаждением он обкручивал запястья и лодыжки металлическими вешалками и пропускал через них веревку, подвешивая жертву к потолку.

– Они были моими марионетками, – пояснил он во время первой беседы, стараясь произвести на доктора Уэсли впечатление.

Что бы ни говорил Бэзил, лицо Бентона сохраняло непроницаемое выражение. Он просто слушал, внимательно глядя на пациента. Возможно, он и вправду не испытывал никаких эмоций. Может быть, даже сочувствовал Бэзилу.

– В том месте, куда я их привозил, местами обвалился потолок и были видны стропила, особенно в той дальней комнате. Я перекидывал веревки через стропила и мог натягивать их или ослаблять. Короче, держал их на коротком или длинном поводке.

– И они никогда не сопротивлялись? Даже когда вы привозили их в то место и они начинали понимать, что их ждет? Кстати, что это было? Дом?

– Не помню.

– Так они не сопротивлялись, Бэзил? Как же вы могли их связывать и одновременно держать под прицелом? Довольно трудно себе представить.

– Мне всегда хотелось, чтобы кто-нибудь на это смотрел, – продолжал Бэзил, не отвечая на вопрос. – Как я занимаюсь сексом, когда все уже позади. Часами насилую это тело на матрасе.

– Вы имеете в виду секс с мертвым телом или с кем-то другим?

– Нет, мертвые – это не для меня. Никогда этим не занимался. Мне надо их слышать. Чтобы они кричали от боли. Иногда они вывихивали себе руки. Тогда я немного ослаблял веревку, чтобы они смогли сходить в туалет. Вот это было самое противное. Приходилось выносить ведро.

– А что вы делали с их глазами, Бэзил?

– Закрывал их, образно говоря.

Доктор Уэсли шутке не улыбнулся, и это отчасти задело Бэзила.

– Они у меня плясали на этой веревке, как куклы. Вы когда-нибудь улыбаетесь? Ведь я рассказываю смешные вещи!

– Я слушаю вас, Бэзил. Не пропускаю ни единого слова.

Ничего удивительного. Ведь он такой крутой парень. Доктор Уэсли проявляет к нему неподдельный интерес. Вряд ли ему приходилось встречаться со столь необыкновенной личностью, как он, Бэзил Дженрет.

– Перед тем как заняться сексом, я выкалывал им глаза, – продолжал Бэзил. – Знаете, если бы я родился с приличным членом, ничего этого не понадобилось бы.

– Но ведь им было больно.

– Я бы и сам предпочел делать это под наркозом. Не очень-то приятно было, когда они орали и дергались как сумасшедшие. Но я не мог заниматься с ними сексом, пока они все видели. Я старался им это объяснить. «Извини, что приходится так поступать, – говорил я. – Будет немного больно, но я сделаю все очень быстро». Ну разве не забавно? «Будет немного больно». Когда так говорят, это значит, что боль будет адская. Потом я говорил им, что развяжу их, чтобы мы могли заняться сексом. И предупреждал, что, если они попытаются сбежать или сделать какую-нибудь глупость, я еще не так их отделаю. Этого было достаточно. Теперь я мог спокойно заняться сексом.

– Как долго это продолжалось?

– Вы имеете в виду секс?

– Как долго вы их держали и занимались с ними сексом?

– По-разному. Если мне нравилось спать с ними, я не убивал их по нескольку дней. Одну продержал дней десять. Но зря я это сделал, потому что она вся загноилась, и это было очень противно.

– А вы что-нибудь еще с ними делали? Кроме того, что ослепляли и насиловали?

– Иногда я экспериментировал.

– Вы их мучили?

– Достаточно того, что я выкалывал им глаза… – ответил Бэзил.

Теперь он очень жалел, что сказал это.

Посыпался град вопросов. Доктор Уэсли начал выяснять, понимает ли Бэзил, что причинял страдания другим, намеренно ли он их мучил, сознавал ли он, что делает, и размышлял ли над своими поступками. Он не сказал это прямо, но было ясно, куда он клонит. Старая песня! Он уже слышал ее в Гейнсвилле, когда тамошние психиатры решали, насколько он вменяем. Он должен был всячески скрывать свою вменяемость. Судебная психиатрическая больница – просто пятизвездочный отель по сравнению с тюрьмой, особенно если у тебя смертный приговор и ты сидишь в крошечной камере, обряженный, как клоун, в полосатых штанах и рыжей майке.