Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 70



Когда же он выскочил наконец на землю, жгучий пот заливал ему глаза, и он не сразу увидел, что перед ним, выстроившись в линию, стоят пятнадцать других всадников и с усмешками наблюдают, как он карабкается.

Человек этот обернулся, чтобы в последний раз увидеть погибающих на реке, затем вновь повернулся к тем разбойникам, что молча рассматривали его, скинул рукавицу, обтер себе лицо ладонью и засмеялся.

– И что бы ты подумал? – медленно цедя слова, заключил длинную повесть Гессей. – Они засмеялись в ответ и дали ему лошадь из запасных…

– Он и стал их предводителем? – уточнил я.

– Ты говоришь именно это, – еще медленнее изрек Гессей.

– Кто он?

Гессей покачал головой.

Я понял, что ничего больше о первой банде не узнаю, и перешел к расспросам о второй. Вторая, как я выяснил, была более многочисленной, а победить ее возможно лишь единственным способом: отобрав у нее талисман.

– Талисман? – подражая неспешности Гессея, протянул я.

Все происходило у нас с ним как при замедленной съемке: эти изыски всегда меня раздражали – к примеру, при встрече влюбленных минут пять показывают, как мучительно долго бежит по морскому берегу девушка в неестественно развевающемся платье. Не знаю уж, что имеют в виду создатели подобных эпизодов. Гессей же намеревался продемонстрировать мне, насколько я желанный гость. Если бы он разговаривал со мной в обычном темпе, это было бы проявлением вопиющей невежливости, поскольку показывало бы стремление хозяина поскорее покончить с беседой и тем самым избавиться от визитера.

Поневоле приходилось подчиняться!

Талисманом считалась у них одна безумная девушка, которую предводитель второй банды постоянно возил при себе. Одному русскому Богу известно, где он ее нашел и с чего взял, будто она может приносить удачу; но что она была умалишенной – это точно. Она одевалась во все белое, волосы носила распущенными и никогда не пользовалась ни поясами, ни обувью.

Сообщение о девушке я счел маловажным; впрочем, на суевериях “ватрушек” можно будет сыграть во время решающего сражения. Что до рассказа об одиночке, который заманил на тонкий лед конников, то здесь у меня не оставалось сомнений: речь шла о бывшем русском офицере Александре Бельском. Все сходилось, вплоть до того, что спасительную идею мог внушить ему его святой покровитель – благоверный князь Александр Невский. Впрочем, последнее осталось в области догадок и предположений.

Несколько часов ушло у меня на вежливое прощание с князем Гессеем. Обремененный телегой с ответными дарами русскому гарнизону и отдельно – шестнадцатикратному куму, я отправился в обратный путь.

Даже продвижение по степной дороге со скоростью, которую способны развивать упряжные быки, показалось мне быстрым после затяжной беседы в изысканном варучанском стиле.

Наваждение развеялось, когда я заметил настигающего меня всадника. Издалека он мало отличался от любого здешнего варучанина: много косматого меха на плечах и голове, выброшенные в стороны ноги в коротких стременах. На всякий случай я снял с предохранителя лучевой автомат.

Всадник, настигая меня, кричал по-русски, чтобы я случайно не выстрелил в него; я оценил эту предосторожность.

Когда он поравнялся со мной и отбросил с головы капюшон, я едва не вскрикнул: передо мной был Александр Бельский!

Совладав с собой, я принужденно улыбнулся и сказал:

– Вот странно! Я только что о вас думал.

– Полагаю, ничего хорошего вы обо мне не думали, – бросил он.

– Вовсе нет, – возразил я. – Я думал о том, что вы не вполне пропащий человек, коль скоро ваш святой покровитель от вас не отвернулся.

На его лице проступило удивление; впрочем, он явно торопился и потому не стал выспрашивать – откуда у меня могли возникнуть подобные мысли. Вместо этого он спросил:



– У вас с собой есть приборы дальней связи?

– Есть – одна рация, на всякий случай…

– Дайте! – потребовал он.

Он говорил так просто и так властно, что я, также не теряя времени на разговоры, отвернулся и вытащил из сумки небольшой прибор. Я протянул его Бельскому. Он схватил и мгновенно сунул себе под куртку.

– Батарея заряжена? – спросил он.

– Я заряжал перед отъездом… Дня на два хватит.

– Большего и не требуется, – сказал Бельский. – Теперь слушайте. Скоро случится так, что две банды, которые тут разбойничают, схлестнутся на берегу Швенеляй. Река совершенно замерзла, так что сражение может состояться на любом из берегов, это не важно. Как только это произойдет, я подам сигнал. Вылавливать бандитов по одному – слишком долго и не получится; это будет единственный случай истребить их разом всех. Понадобится, думаю, не более дюжины глайдеров. Сделаете?

– Я передам полковнику, – обещал я.

– Хорошо, – сказал Бельский и повернул коня, чтобы ехать прочь.

– Кстати, – сказал я ему в спину, – я недавно с базы и виделся там с князем Зарницыным.

Я надеялся, что он остановится, чтобы расспросить меня подробнее, а заодно поведает мне и собственную версию истории, но Бельский лишь равнодушно махнул рукой и ускакал.

Выслушав мой подробный отчет о встрече с Бельским, полковник разволновался. Он несколько раз прошелся по кабинету и наконец сказал:

– Вы правильно поступили, отдав ему рацию! Я тоже не верю, чтобы русский офицер забыл о присяге и сделался вожаком бандитской шайки. Вряд ли его предложение – ловушка для нас. Скорее всего, он говорил искренне.

Был дан приказ – всем находиться в полной готовности и ждать сигнала от Бельского. И на второй день сигнал действительно пришел, так что мы разбежались по глайдерам и помчались в сторону Швенеляй.

В тот день нападало очень много снега и к вечеру ожидался буран. В смотровую щель я видел сплошную белизну; лучемет был готов к бою, и мне чудилось, что зеленые огоньки на приборной доске нетерпеливо подрагивают; на самом деле, разумеется, у меня немного рябило в глазах от тряски.

Затем белизну начали пятнать черные скачущие точки: мы приближались к месту сражения, и противник воспринимался нами уже визуально. В те секунды я менее всего думал о Бельском или о девушке-талисмане. Разумеется, мне не хотелось бы скосить из лучемета кого-то из них, но я надеялся, что этого не случится, – а если и случится, то, во всяком случае, ни один из нас не будет уверен в том, что убийца именно он.

Мы открыли огонь по противнику на короткой дистанции. Бандиты не успели разбежаться: их окружили и начали расстреливать. Впрочем, следует отдать им должное: они почти сразу оправились от неожиданности и попробовали дать нам отпор.

Сражение длилось минут десять, не более; скоро все было кончено. Один раз мне показалось, будто мой глайдер налетел на какую-то преграду или стукнулся о выступающее из земли бревно, но это совершенно не помешало мне выполнять задачу: лучемет работал исправно.

Темнеть начало сразу, без всякого перехода, без предупреждающих сумерек: в это время года буран налетает на Варуссу неожиданно и свирепствует по нескольку часов. От бандитов к тому моменту мало что оставалось; уцелевшие пытались спастись бегством, но было очевидно, что буран добьет их в пути.

Мне поступил приказ отходить. Я развернул машину и двинулся сквозь тьму и противодействующий ураганный ветер. И тут, спустя минут пять, глайдер несколько раз судорожно вздрогнул, опустился и застыл, чуть завалившись набок. В кабине сделалось тихо и, как будто прежде рев мотора препятствовал распространению запаха, отчетливо завоняло характерной кислинкой, какая остается после использования лучемета.

Я опустил руки на приборную доску и некоторое время вообще ни о чем не думал. Ветер выл и бесновался, и я слышал шлепки по корпусу глайдера: огромные глыбы снега приносило бураном, и они заваливали мою машину с каждой минутой все глубже.

В темноте и буре никто не заметит отсутствия моего глайдера. То, что я пропал, обнаружат только потом, когда все соберутся в расположении полка. И, пока буран не стихнет, на поиски не отправят ни одну машину – просто потому, что это бесполезно, да и опасно.