Легион Фалькенберга

— А что если она не сумеет добраться — или они не смогут сдержать парней с Фридланда и Завета? — спросил Хайрам Блек.

Главный старшина Кальвин снова хмыкнул.

XVIII

Проход Хильера представляет собой холмистую, в шесть километров шириной расщелину в высокой горной цепи. Горы Олдайн проходят в общем направлении с северо-запада на юго-восток, и посередине с ними соединяются уходящие на юг горы Темблора. Непосредственно в месте соединения и находится проход, который соединяет центральную равнину со столицей к востоку с долиной Колумбии к западу.

Майор Джереми Севедж с удовлетворением разглядывал свою позицию. У него не только двадцать шесть пушек, захваченных у фридландцев в Астории, но еще двенадцать, взятых на разбросанных аутпостах в нижнем течении Колумбии, и все пушки надежно вкопаны в землю за холмами, нависающими над проходом. Перед пушками позиции шести пехотных рот второго батальона и половина третьего, а за ними в резерве тысяча ранчеро.

— Во всяком случае нас не обойдут с флангов, — заметил центурион Брайант. — Сможем продержаться, сэр.

— Да, у нас есть такая возможность, — согласился Севедж. — Благодаря мисс Хортон. Должно быть, вы здорово подгоняли своих людей.

Гленда Руфь пожала плечами. У ее нерегулярных частей в ста восьмидесяти километрах к западу от прохода кончилось горючее, и она привела их форсированным тридцатичасовым пешим маршем, отправив оружие вперед на последних каплях бензина.

— Я просто шла, майор. Мне не нужно было подгонять людей, они шли за мной.

Джереми Севедж быстро взглянул на нее. Стройная девушка в этот момент не казалась красивой — одежда выпачкана грязью, волосы растрепаны, но он предпочел бы видеть ее, а не мисс Вселенную. С ее войсками и боеприпасами у него появился шанс удержать позицию.

— Значит, просто шли. — Центурион Брайант быстро отвернулся, у него что-то застряло в горле.

— Мы сможем продержаться до прихода полковника Фалькенберга? — спросила Гленда Руфь. — Думаю, противник бросит сюда все силы.

— Мы искренне надеемся на это, — ответил Джереми Севедж. — Вы знаете, это наш единственный шанс. Если их бронированные части вырвутся на простор…

— Другого пути на равнины нет, майор, — ответила она. — Горы Темблора тянутся до самых болот Мэтсона, и там никто не рискнет пройти на тяжелых машинах. Большой Изгиб — территория патриотов. А между болотами Мэтсона и нерегулярными частями патриотов — потребуется неделя на переход. Если они не хотят этого, им придется пройти здесь.

— И они придут, — закончил за нее Севедж. — Хотят дойти до крепости у брода Доак раньше, чем мы успеем ее осадить. По крайней мере таков план Джона Кристиана, а он редко ошибался.

Гленда Руфь в бинокль разглядывала дорогу. Пустую — пока.

— Этот ваш полковник… Зачем ему все это? На нашей плате не разбогатеешь.

— Я думал, вы рады, что мы здесь, — сказал Джереми.

— Конечно, я рада. За 240 часов Фалькенберг изолировал все гарнизоны конфедератов к западу от Темблора. Единственная сила, которая сохранила способность к боевым действиям, это армия из столицы — за одну кампанию вы освободили едва ли не всю планету.

— Удача, — ответил Джереми Севедж. — Просто очень повезло.

— Хе, — презрительно произнесла Гленда Руфь. — Я в это верю не больше вас. Конечно, федди заняты оккупацией, они разбросаны, и всякий, кто способен быстро двигать войска, имел возможность отрезать их, прежде чем они соберут крупные боеспособные формирования. Но никто не верил, майор, что это можно сделать не на картах. С реальными частями — а он сделал. Это не удача, это гениальность.

Севедж пожал плечами.

— Не стану спорить.

— Я тоже. А теперь ответьте: что делает военный гений, командуя наемниками на заброшенной сельскохозяйственной планете? Такой человек должен быть генерал-лейтенантом Совладения.

— СВ не нужны военные гении, мисс Хортон. Большой Сенат хочет повиновения, а не оригинальности.

— Может быть. Мне казалось, что Лермонтов не дурак, а ведь его сделали адмиралом. Ну, хорошо, СВ не собирается использовать Фалькенберга. Но почему Вашингтон, майор? С таким полком вы могли бы отправиться куда угодно, кроме Спарты, и показать Братству, чего вы стоите. — Она осматривала в бинокль горизонт, и Севедж не видел ее глаз.

Девушка его беспокоила. Никто из чиновников Свободного государства не усомнился в правильности решения нанять полк.

— Совет полка проголосовал за отправку сюда, потому что нам надоел Танит, мисс Хортон.

— Конечно. — Она продолжала разглядывать унылые холмы впереди. — Послушайте, я бы отдохнула, если нам предстоит бой — а он нам предстоит. Посмотрите на горизонт слева от дороги. — Она отвернулась, и в этот момент прогудел коммуникатор Брайанта. Аутпосты заметили разведчиков бронированных частей.

Гленда Руфь шла к своему бункеру, чувствуя, что у нее начинает кружиться голова. Она родилась на Новом Вашингтоне и привыкла к сорокачетырехчасовому периоду вращения этой планеты, тем не менее отсутствие сна сказывалось и на ней.

«Хожу по подушкам», — сказала она себе. Так описывал их ощущения Харли Хастингс, когда они возвращались домой под утро.

«Может, Харли там, с подходящими частями», — подумала она. И понадеялась, что нет.

Ничего у них и не могло получиться, но он хороший мальчик. Однако слишком мальчик, лишь пытающийся выглядеть мужчиной. Конечно, приятно, когда с тобой обращаются как с леди, но он так и не смог поверить, что я способна сама за себя постоять…

У ее бункера стояли часовые: два ранчеро и один капрал из полка Фалькенберга. Капрал застыл по стойке смирно, ранчеро поздоровались. Гленда Руфь ответила жестом — наполовину приветствие, наполовину салют капралу — и прошла внутрь. «Контраст не мог бы быть сильней», — подумала она. Ее ранчеро не собираются глупо выглядеть с этими салютами и всем прочим.

Не раздеваясь, она легла и укрылась тонким одеялом. Почему-то инцидент у бункера ее встревожил.

«Люди Фалькенберга — профессиональные военные. Все профессионалы. Что они делают на Новом Вашингтоне?

Их пригласил сюда Говард Баннистер. Он даже предложил им земли для постоянного поселения, хотя не имел на это права. Невозможно контролировать такую военную силу, не организовав собственную большую регулярную армию, и лекарство получается хуже болезни.

Но без Фалькенберга революция обречена.

А что будет, если мы победим? Что станет делать Фалькенберг после окончания революции? Улетит? Я его боюсь — он не из тех, кто так просто улетает.

Будь честна с собой, — подумала она. — Фалькенберг — очень привлекательный мужчина. Мне понравилось, как он приказал произнести тот тост. Говард дал ему отличный предлог для отказа, но он им не воспользовался».

Она хорошо помнит, как он стоял с поднятым стаканом, с загадочной улыбкой на губах, а потом отправился в упаковочный контейнер вместе с Иеном и его людьми.

Но храбрость — не диковина. Нам нужна верность, а этого он нам никогда не обещал…

И не у кого было спросить совета. Единственным человеком, которого она по-настоящему уважала, был ее отец. Перед смертью он пытался растолковать ей, что победа в войне — только небольшая часть решения проблемы. На Земле есть страны, которые пережили пятьдесят кровавых революций, прежде чем им улыбалась удача и какой-нибудь тиран захватывал власть и прекращал революции. «Революция — самая легкая часть, — говорил отец. — А вот править страной после революции — совсем другое дело». А что если Фалькенберг не позволит им сохранить завоевания революции?

Уснув, она увидела во сне Фалькенберга. Его жесткое лицо смягчилось. Он в военном мундире и сидит за столом. Рядом с ним главный старшина Кальвин.

— Этим оставить жизнь. Этих убить. Этих отправить в шахты, — приказывает Фалькенберг.

Рослый сержант переставляет крошечные фигурки, которые кажутся игрушечными солдатиками, но это не солдаты. Одна фигурка — ее отец. Другие — ранчеро. И это вовсе не игрушки. Это настоящие люди, только очень уменьшенные. Она едва слышит их крики, а строгий голос продолжает решать их судьбу…