Страница 5 из 18
Но курносая кокетка протестующе мяукнула что-то жалобное и просительно потерлась головой о мою ладонь. Мне сразу же стали понятны ее плачущие интонации – нежное ушко Стеллы уродовала глубокая царапина, несомненно, доставляющая животному сильную боль. Я немедленно поднялась с земли, бережно прижимая к груди раненую красавицу. Кошка доверчивым комочком сидела на моих руках, явно ожидая помощи и сострадания.
– Ах ты, несчастная, – жалостливо ворковала я, продираясь сквозь спутанные ветки кустарника. – Давай-ка я отнесу тебя к твоему хозяину, а он-то уж непременно вылечит это бархатистое ушко!
Утешая кошку таким нехитрым образом, я быстрым шагом приблизилась к флигелю, где находились личные покои отца Ансельма, намереваясь постучать в окно и с рук на руки сдать настоятелю его питомицу, тем самым заслужив хоть малую толику признательности обычно неприветливого и скупого на похвалы аббата. Но окно, ведущее в покои святого отца, оказалось приоткрытым. Более того, первые же слова, донесшиеся из комнаты и достигшие моего слуха, заставили меня присесть в тени огромного куста акации и трепетно вслушиваться, боясь пропустить хотя бы один звук. Кошка, видимо, тоже проникшаяся важностью момента, замерла, крепко вцепившись коготками в мою грязную футболку.
Первый голос, резкий и неприятный, принадлежал, несомненно, самому отцу Ансельму. Нет, я вовсе не собралась подслушивать, но фраза, долетевшая до моего острого слуха, сразу же вызвала холодок в душе и дрожь в коленках.
– Делегация стригоев прибыла перед самым рассветом, потому все переговоры перенесены на следующую ночь! – спокойным, обыденным тоном произнес настоятель, как нечто привычное четко выговорив страшное слово «стригой».
Я потрясенно обмерла…
Я тут же до крови прикусила язык, сдерживая рвущийся из глубины души крик. Кожа покрылась мелкими пупырышками озноба. Само грубое, резкое, смахивающее на свист бича прозвище «стригой» рождало в уме картину чего-то первородно-темного, непобедимого, как стихия, и жгучего, как яд. Слишком часто при чтении оккультных трактатов я сталкивалась с названиями различных, почти сказочных богопротивных тварей, к борьбе с которыми нас и готовили. Василиски, упыри, ундины, мавки, вурдалаки, волколаки и прочая мелкая шушера вызывали лишь слабое подобие улыбки на моих упрямых губах, будя недоверие и пренебрежение к разнузданному полету суеверного человеческого воображения. Но стригои… Уж слишком живой и пугающе правдоподобной выглядела копия портрета великого графа Дракулы – знаменитого Влада Цепеша, небрежно свернутая в тугой рулон и глубоко засунутая в недра пыльного книжного шкафа. Я торопливо развернула случайно обнаруженный неподатливый холст и вздрогнула от пристального взгляда зеленых, высокомерно прищуренных глаз средневекового вельможи. Из-под высокой куньей шапки элегантно спускали длинные пряди темных волос, изысканно обрамляя узкое лицо с пренебрежительно оттопыренной нижней губой и сильным, властным подбородком. Нарочитая пышность костюма лишь подчеркивала реальность чрезмерно истощенного лица, вряд ли когда-либо принадлежавшего обыкновенному, посредственному человеку. Нет, в облике незнакомца проскальзывало что-то мистическое, сакральное… С трудом оторвавшись от гипнотического лица, я скосила глаза и почитала надпись под портретом, гласившую: «Писано в год 1465 от Р.Х. с сиятельного Влада Цепеша, воеводы Валашского». «Все верно, значит, это и есть он! – гулко бухнуло сердце. – Великий отец бессмертных вампиров, воспетый Бремом Стокером. Сам легендарный граф Дракула!»
Каюсь, я самым наглым образом выкрала из библиотеки никому не нужный портрет, испытывая странное и загадочное влечение к этому удивительному существу. С тех пор мои познания в области вампиризма значительно расширились. Я перечитала все книги, какие только смогла раздобыть, обшаривая самые отдаленные закоулки Интернета в поисках интересующей меня информации. Я также пересмотрела кучу фильмов, начиная от примитивных черно-белых с демоническим Бела Лугоши в роли грозного «Носферату – призрака ночи» и заканчивая современными – с чернокожим Уэсли Снайпсом, харизматично выступающим в образе благородного вампира Блейда. Но сказка продолжала оставаться всего лишь сказкой, так и не дав ответа на главный вопрос – существуют ли эти злейшие враги рода человеческого на самом деле? А если все-таки существуют, то откуда они взялись? И вот…
– Делегация стригоев прибыла перед самым рассветом, поэтому официальная встреча состоится следующей ночью! – буднично повторил отец Ансельм, словно акцентируя мое внимание на этом неординарном событии.
Я торопливо зажала ладонью несчастную кошачью мордочку, не рассчитывая на благоразумие и молчание Стеллы.
– Что понадобилось Проклятым на этот раз? – сухо поинтересовался брат Бернард, смиряя нотки возмущения и отвращения, против его воли все же проскользнувшие в голосе главного экзорциста.
– Крови, чего же еще! – хмыкнул настоятель. – Соглашение действует уже более двухсот лет. Думаю, за истекшие годы Дети Тьмы здорово соскучились по настоящей охоте.
– Но лицензии… – возмущенно начал экзорцист, но его прервал громкий мелодичный мужской смех.
– Жалкие подачки, – презрительно отчеканил третий собеседник, – вот что такое эти пресловутые лицензии! Они лишь разжигают непомерный аппетит. А мертвая кровь постоянно усиливает укоренившуюся жажду живой крови…
Живая и мертвая кровь… Я подползла еще ближе к стене флигеля, мучимая жутким любопытством. Никогда не слышала ничего подобного! И этот голос…
– Ваше Высокопреосвященство как всегда правы, – угодливо шепнул отец Ансельм. – Никто не сравняется с вами в начитанности и образованности!
«А-а-а! – внезапно осенило меня. – Не иначе, к нам в обитель лично приехал напыщенный кардинал Туринский, самый красивый и изысканный прелат святой католической церкви». Я наконец-то узнала этот елейный, медоточивый голос. Мне уже приходилось встречаться с Анастасио ди Баллестро, возглавлявшим торжественную службу на Рождество прошлого года в главном столичном соборе – Сидонской капелле. Той самой, где хранится легендарная Туринская плащаница. Я удостоилась высокой чести попасть в число лучших воспитанников аббатства, приглашенных на праздник. Меня совершенно очаровали резные балюстрады хоров, расписные створки древнего органа и щедро вызолоченный аналой. Но сам кардинал ди Баллестро не понравился мне категорически. Было в его лице что-то неуловимо порочное, двуличное. Некая затаенная скользкость души, проглядывающая сквозь безупречно аристократичную, нарочито холеную внешность. Поддельная, сусальная красота лживого херувима. И вот именно этот красавец-кардинал выступил в роли папского легата, скрытно прибывшего в нашу скромную обитель. Все это настораживало и наводило на определенные размышления.
Вот черт, прости меня Господи! Углубившись в чувство антипатии к кардиналу, я легкомысленно пропустила часть беседы.
– Великая охота официально разрешена раз в год, в феврале, – продолжал невозмутимо разглагольствовать кардинал. – А в промежутках между сезонами донорские центры, принадлежащие Ватикану, уже не справляются с возросшими запросами новых кланов!
«Час от часу не легче! – я еще сильнее стиснула несчастную кошку. – Церковь что, сама снабжает стригоев кровью? Обалдеть!»
– Думаете, они потребуют пересмотра Соглашения? – возмущенно ахнул брат Бернард.
– Уверен! – авторитетно подтвердил ди Баллестро.
– А я теперь вынужден терпеть присутствие мерзких отродий Тьмы в стенах своей благочестивой обители! – брюзгливо ворчал настоятель.
– Кстати, уважаемый брат, а где вы поместили графа Деверо? – словно невзначай поинтересовался кардинал деланно безразличным тоном.
– В бордовой комнате! – сердито ответил Ансельм. – Лучшие покои в аббатстве, только боюсь, они там все изгадят…
Про бордовую комнату мне уже доводилась слышать неоднократно, она находилась как раз над нами, на третьем этаже флигеля. Самые шикарные покои во всем аббатстве. Не велика ли честь для мерзких кровососов?