Ричард Блейд, герой

Аквия продолжала шептать:

— Но я ушла. Устала… Устала от безысходности! Когда мир умирает, не хочется жить, — понимаешь, Риард? Я решила — дойду до Берглиона или погибну в дороге… Решила — и ушла! Почти убежала…

— Теперь ты знаешь, что доберешься туда, — уверенно произнес Блейд. — И что же?

— Не умру. Буду жить — среди таких же, как я, среди тех, кто пришел туда раньше, кто родился там. И если ты, Риард…

Он понял, что она хочет сказать, и обнял ее, ласково и крепко.

— Сколько смогу, я пробуду с тобой, моя Снежная Королева. У нас еще есть время… — он не сказал, что времени этого мало, очень мало, по любым меркам, земным или берглионским — всего месяца полтора. Он боялся даже подумать об этом, чтобы Аквия, колдунья, не уловила, сколь ничтожным является этот промежуток по сравнению с жизнью. Но ведь случается, что события одного двух дней круто меняют ее, оставляя след, подобный яркому росчерку болида, прилетевшего из неведомых глубин.

— Спасибо, Риард… — серебряный колокольчик вдруг окреп, заговорил в полный голос.

— Ты заразила меня своим Берглионом, — признался Блейд. — Теперь я тоже хочу взглянуть на него. Он даже снился мне как-то раз, хотя я не уверен, что это были мои сны…

Аквия тихонько вздохнула и погладила его плечо. Некоторое время они лежали молча, словно прислушиваясь к мертвой тишине на снежно-фиолетовых равнинах Дарсолана, что раскинулись за тонкой стенкой шатра.

— Аквия?

— Да? — это «да» было теплым и легким, как пушистая шапочка одуванчика, нагретая полуденным солнцем.

— Те, кто живет в Берглионе… Помнящие… они — счастливы? Они не ищут легкой смерти?

— Не знаю… Наверно, нет…

— Сколько их?

— Немного. Сто или сто пятьдесят…

— Откуда ты знаешь?

Женщина приподнялась на локте, нежно разглаживая шерсть на груди Блейда, в слабом свете, исходившем от крохотной печки, лицо её казалось серьезным и сосредоточенным.

— Нужны новые Помнящие, их слишком мало, Риард. Иногда они шлют посланцев к нам, те ищут подходящих людей, предлагают уйти на север. Некоторые соглашаются, некоторые нет… она покачала головой, глаза её стали печальными. — Восемь лет назад был гонец, и мои учитель ушел с ним. Ушел тот, который научил меня всему, что я знаю и умею — она снова покачала головой. — Я была совсем еще девчонкой тогда, но помню рассказы посланца. Учитель… он, когда уходил, сказал — пришло его время… и еще сказал — мое время тоже придет… Видишь, так оно и случилось!

Наступило утро, и они снова отправились в путь. Собаки, накормленные и хорошо отдохнувшие, бежали быстро, нарты, чуть раскачиваясь, плыли по снежной равнине, словно крошечный темный жучок, одолевающий безбрежные пространства гигантского экрана в каком-то вселенском кинотеатре.

Блейд мысленно прокручивал в памяти события последних дней, сортируя их, раскладывая по полочкам, откуда Лейтон в свое время извлечет их, зафиксировав в виде бесстрастного рассказа на магнитофонной ленте.

Мог ли он что-то скрыть? Что касается фактов — бесспорно, нет. Но ощущения, чувства, мысли? Он вспомнил последний разговор в подземельях Тауэра, перед самой отправкой. Да, он был пока что лишь репортером, передававшим внешнюю канву событий, но не обозревателем, толкующим их, способным вникнуть в скрытую от поверхностного взгляда суть. Вернее, он мог вникнуть и вникал, сложности возникали только при изложении.

Как ему рассказать об Аквии? О том, как день ото дня менялись их отношения, о пути, проделанном между обманом и искренностью, о сердечной привязанности, пришедшей на смену телесной страсти? Может быть, Бальзак или Мопассан, великие знатоки женской души, сумели бы это сделать. В его же отчете про Аквию будет сказано сухо и коротко: женщина из южных краев, целительница и знахарка с телепатическими способностями…

Да, в том споре, который затеяли Лейтон и Дж., оба старика были правы! Дж. — потому что справедливо подозревал, что отчеты его подчиненного далеко не полны, Лейтон — намекая на то, что сейчас большего от Ричарда Блейда ждать и требовать нельзя. Придет время, и его мысли, догадки, предположения, чувства, перекипев в котле времени на огне раздумий, примут сколько-нибудь завершенную форму, тогда и только тогда он сумеет подкрепить правду фактов правдой ощущений.

Пока что даже не все факты были вполне ясны ему.

— Аквия?

Она повернула к Блейду разрумянившееся на морозе лицо.

— Как живут люди в замке? Я имею в виду не их работу, а повседневную жизнь… Ну, например, как они добывают пищу?

— Море кормит… — женщина пожала плечами. — И Помнящих в Берглионе, и тех дикарей, которые напали на нас. Море еще богато… Потом, в замке есть специальные коридоры… большие, длинные… В них — свет и земля, в которой растут овощи и плоды, даже такие, каких нет на юге…

Свет, земля, растения? Теплицы? В этом ледяном краю? Невероятно!

Но самое невероятное ждало его впереди.

— Берглион строили предки, — задумчиво сказала Аквия. — Посланец рассказывал: там — шахта… бездонная… идет в глубь земли… И есть еще нечто, что дает тепло и свет… он называл это «ма-ши-ны».

Геотермальная станция? Электричество? Вероятно… Блейд с удивлением поскреб в затылке. Его любопытство разгоралось с каждой минутой.

— Значит, Помнящие хранят знания и картины прошлого, следят за всеми чудесами древних? — спросил он.

— Не только. Они ждут.

— Ждут? Чего?

Аквия подняла лицо к серо-фиолетовому небу, глаза её горели чистым хризолитовым огнем.

— Может быть, те, кто улетел в незапамятные времена, вспомнят о нас и придут… Может быть, они захотят помочь нам! Может быть, они сделают наше солнце живым или заберут нас… увезут далеко-далеко, туда, где зеленые деревья и голубое море… где нет снега и льда… — голос её замер. Внезапно она встрепенулась, будто вспомнила что-то необычайно важное, и сказала: — Знаешь, много лет назад, в Берглионе, в запечатанном хранилище, нашли странную ма-ши-ну. Она как будто спит. Такой большой… — женщина в затруднении развела руками, — большой стол, и на нем — огни… — Пульт, понял разведчик. — Горят ровно, не мерцают, и слышится слабый гул. Но нет ничего, что можно нажать или повернуть — так говорил посланец. Только стол, огни и толстая черная веревка…

Компьютер или передатчик? Очень похоже, подумал Блейд, Но на любом из таких устройств можно много чего нажать или повернуть… если только это штука не похожа на коммуникатор Лейтона. Черная веревка? Это еще что? Внезапная мысль заставила его вздрогнуть.

— Веревка — куда она ведет? — он уже не сомневался, что речь шла о соединительном кабеле. Интересно будет поглядеть на эту спящую машину с огоньками!

— Никуда, — Аквия передернула плечиками. — Один конец уходит в стол, а на другом… на другом — такая большая шапка, из проволоки и прозрачных, как лед, камней…

Шлем! Блейд осторожно коснулся меховой рукавички Аквии.

— Скажи, милая, никто не пробовал одевать эту шапку на голову?

Она не знала. Да и не слишком интересовалась этим. Она мечтала увидеть картины прошлого, сказочные гобелены Берглиона, а не стол с огоньками. Конечно, древняя машина была чудом, но еще большим чудом казался голубой простор Дарсолана, по которому ветер катит ласковые теплые волны в кружеве пены. Она хотела насладиться этим зрелищем — пусть даже только на картине. И она хотела узнать кое-что еще.

— Риард?

Блейд повернулся к ней. Аквия не глядела на него; её взгляд был устремлен вперед, на бело-фиолетовую равнину, плавно стелившуюся под полозья, и он видел лишь точеный профиль и золотистую прядь, упавшую на лоб.

— Риард… Та девушка, о которой ты говорил… девушка, которой тоже нравится смотреть картины прошлого… кто она? Ты… ты её любишь?..

О, женщина! В мире снега и льда, под умирающим багровым солнцем, в краю, где род человеческий обречен на медленное вымирание — даже там ты останешься сама собой…