Великие перемены

IX

Ты должен поверить мне на слово, дорогой Цзи-гу, что я ни на мгновение не забывал о своей истинной цели — вернуться домой (и тем самым в объятия твоей дружбы). И хотя я об этом не пишу, мои мысли постоянно заняты только возвращением. С меня хватит этого мира. Я его узнал слишком хорошо.

Но возвратиться и жить тайком, как нищий, в западных пустошах и жевать там траву или попасть в лапы предателя и клеветника Ля Ду-цзи я не желаю. Мне необходимы точные и достоверные сведения о положении дел в нашем родном времени, отдаленном отсюда ровно на тысячу лет. Нужного мне и точного исторического труда я до сих пор не нашел, как уже было сказано, ни в библиотеке столицы Империи Ю-ксе, которая похваляется — и совершенно неправомерно — что там находится по одной из всех книг, имеющихся в мире. Мне до сих пор не удалось найти ни одного ученого, который был бы осведомлен о подобных тонкостях нашей истории, я даже не смог выйти на след того, кто бы знал кого-нибудь, кто это знает. Правда, господин Ши-ми вселил в меня надежду: он говорит, что догадывается, каким путем нужно идти. Что есть весьма знаменитый, выдержавший государственный экзамен ученый, он называется «Высокий Павильон», и хотя он большеносый, он знает все, что касается Срединного царства, вплоть до мелочей. Необходимо разыскать этот достойный восхищения «Высокий Павильон», и господин Ши-ми после своего возвращения незамедлительно займется соответствующими поисками.

Конечно, существует возможность — это предложение господин Ши-ми сделал мне, когда мы обсуждали мою проблему — вернуться обратно не на тысячу лет назад, а, например на… да: интересно, на сколько? На девятьсот семьдесят, пожалуй, слишком мало, демон Ля Ду-цзи, наверное, все еще творит там свои черные дела. Девятьсот пятьдесят лет слишком неопределенны. Девятьсот подходят, тут с полной уверенностью можно считать, что Ля Ду-цзи уже забрал дьявол. Но что я буду делать среди детей моих детей? Все друзья давно умерли, а о моей Сяо-сяо и речи нет. Я буду там еще более чужим, чем здесь среди большеносых.

Уже не говоря о том, что мой компас времени может вернуть меня ровно на тысячу лет назад, а не на более короткий отрезок времени.

Не отправиться ли мне, сказал господин Ши-ми, в сегодняшнее Срединное царство, чтобы там покопаться в древних текстах? Я давно уже подумывал о такой возможности. И как ни странно это тебе покажется, сделать это достаточно просто — нужно войти в Летающий железный дракон и со свистом полететь в Кайфын. Но, решил я, в этом нет никакого смысла. Потому что

— о, пожалуйста, спрячь подальше эти листочки. Я пишу о том, о чем из чувства стыда хотел бы умолчать и что может подорвать основы твоего разума, ну так вот: в Срединном царстве -

Нет. Не могу написать. Это понять нельзя. Это так, как если бы круглое небо смешалось с четырехугольной землей и породило коричневую, как глина геометрию беспорядка. Но я должен написать об этом.

Держись покрепче.

Сначала сядь, потом проверь свое сиденье и дыши глубже, когда будешь читать, что: в Срединном царстве нет больше Императора.

Тебе удалось вынести это сообщение? Тогда читай дальше. Приблизительно восемьдесят лет назад — считая от той точки потока времени, где я сейчас нахожусь — в Срединном царстве произошла дворцовая революция. Подобные вещи нам знакомы. Случилось неслыханное: Его Императорское Величество, Сын Неба (маленький ребенок приблизительно шести лет) был смещен. Но и это бывало и раньше. Но что совершенно невероятно: Трон Дракона до сих пор пуст. Но и этого мало: Трон Дракона — образно говоря — за ненужностью был выброшен в пустое стойло для ослов и предоставлен древесным червям. Сейчас, как мне рассказали, в Срединном царстве господствует коррумпированная банда толстых стариков, ублюдков вроде Ля Ду-цзи. Они все еще почитают забытое в других местах учение Ка Ма'са и Лэй Нина и подавляют любые воспоминания о возвышенном прошлом; даже память о благородном мудреце с Абрикосового холма забрызгали грязью. И так как все старые записи были или сожжены, или отданы на откуп мышиным зубам, то нет никакого смысла туда ехать. Впрочем, они там настолько недоверчивы, что никого к себе не пустят, тем более такого, как я, потому что побоятся, что я — переодетый в «ки-тай-цзы» большеносый.

Итак, мне не остается ничего другого, как дожидаться возвращения господина Ши-ми в надежде, что он найдет ученого «Высокий Павильон».

Чтобы чем-либо заполнить свое время, пока, возможно, благодаря счастью и случаю не определится момент для благополучного возвращения домой, или, по крайней мере, чтобы использовать предоставившуюся возможность еще глубже исследовать мир большеносых, я решил принять, наконец, приглашение господина с лицом, как детская попка, потому что меня заинтересовал этот таинственный Шпо. Я расспрашивал о нем господина Юй Гэнь-цзы. Он ответил только, чтобы я с подобной чушью оставил его в покое. Шпо его никогда не интересовал, он в нем не разбирается и не собирается разбираться.

Но прежде чем я распрощался с господином Юй Гэнь-цзы, со мной приключилась еще одна история (если можно так выразиться, приключение духовного свойства), для описания которой мне опять придется вернуться назад. Я надеюсь, что у тебя хватит терпения все это прочитать, о Заоблачная Башня Дружеской Любви.

Когда я был в городе «Дай мне марку», который называется также Бе Лин, там все, не переставая, говорили об одном громадном, никогда ранее невиданном явлении. Под этим, к сожалению, подразумевался не наш несчастный цирк, а некий человек, чье имя я совершенно справедливо забыл. Речь идет о том, что у большеносых называется искусством, Во время своего первого пребывания здесь, в мире большеносых, я уже писал тебе о примечательной дурной привычке здешних художников забавляться катастрофами. Господин Ши-ми дал мне как-то великолепный альбом цветных репродукций произведений искусства из мира большеносых. Я полистал его и понял, что столкнулся с бесконечным потоком ужасающих несчастных случаев и мерзостей:

Очень часто изображали худого голого мужчину, пригвожденного к балке, или же с любовью выписывали, как забивают маленьких детей; или как две змеи пожирают старика и двух юношей; как с живого тела сдирают кожу; или кого-то сжигают; или как молодая женщина отрубает голову у спящего бородача; или как злобный, одетый в броню юноша поднимает на острие достойного сожаления дракона; прикованные к скалам обнаженные девственницы; черепа; обрушившиеся дома; просто руины — когда же я долистал до картины, на которой был изображен сидящий в котле мужчина, которого там варили — я отказался дарить свое внимание подобным мерзостям.

Можешь ли ты представить себе нашего мастера кисти, изображающего человека, которого варят? Я — нет. Разве этот мир, спросил я господина Ши-ми, сам по себе недостаточно отвратителен, чтобы еще и на картинах изображать его мерзость? Но он не понял меня. Художественные проявления большеносых должны быть непременно связаны с катастрофами. Но в настоящее время, я имею в виду время моего пребывания в мире большеносых, явно подготавливается или уже произошла иная катастрофа, поразившая искусство. Казалось бы, что было бы похвально, изобразители вечных несчастных случаев устали от них и обратились к другим вещам. Но это не то, что ты думаешь. Они не стали рисовать такие приятные вещи, как цветы или сады или лодку на озере — нет, они больше вообще ничего не рисуют. Одним из них был тот, чье имя я забыл[50] и о ком говорил весь город Бе Лин: он запеленал дом в платок. Ты решишь, что ошибся при чтении? Он, конечно же, завернул в платок ком (глины? или чего-то еще?). Нет. Я написал совершенно верно: он запеленал в платок именно дом. Правда, как я узнал, он в свое время начал с малого: сначала запеленал кухонную ложку, потом свои сандалии, потом собаку, потом ствол дерева — и так далее.

50

«Чье имя я забыл» — имеются в виду американские художники супруги Кристо Жак-Клод, действительно «запеленавшие» в ткань здание рейхстага в Берлине в 1996 г. — Примеч. пер.