Страница 8 из 41
Волга выше Саратова заметно сужается (точнее, это просто заканчивается Волгоградское водохранилище) и теряет на какое-то время свое неброское патриархальное обаяние. Как будто перетекает из одной эпохи в другую: если раньше мимо нас проплывал рубеж XIX и ХХ столетий, то теперь на траверсе — все больше хрущевско-брежневское наследие.
Вот, к примеру, показался в поле зрения Вольск, придавленный к земле трубами гигантского цементного завода и накрытый такой дымовой завесой, под которой можно было бы спрятать весь речной флот нашего могучего государства. Представляю, как там дышится.
А у меня на корабле дышится чудесно. Еще не совсем стемнело, и воздух на краткое время сделался сиренево-перламутровым. В сумерках мерцают костры на берегу. Садишься в шезлонг, закуриваешь и думаешь о чем-то необязательном. Из корабельного бара доносятся любимые танго моей молодости, мелодии Вертинского и Высоцкого. Это и есть счастье, другого — я не знаю. Сиди, вспоминай…
Евгений Рейн: …Страшно подумать — это было в 1959 году. Над головой стояла Большая Медведица, прожекторы освещали водоворот пены, взболтанный мощными винтами знаменитого лайнера «Россия». Денег у нас, студентов, тогда хватило только на палубный билет и ежедневные «макароны по-флотски» в корабельной столовой. Между прочим, очень вкусная еда, если ее правильно приготовить. Ну и еще на родное советское жигулевское пиво. Тоже отличное.
Виктор Грицюк: Когда-то Самарский пивоваренный завод принадлежал некоему австрийцу по фамилии фон Вакано. Два года назад в архивах был найден его рецепт пива, и по нему снова стали варить пенный напиток. На этикетках — респектабельное «старорежимное» лицо с усами, а само пиво в городе пользуется заметным успехом… Однако флагманским продуктом местного завода все равно остается жигулевское.
Вся длинная, хорошо обустроенная набережная, как коростой, покрыта пивными забегаловками. Но главный пивной «аттракцион» — место с литературным названием «На дне», куда фирменный самарский напиток поступает прямо с завода — по трубе. Откачать литр из пивопровода в собственную емкость стоит 13 рублей. После чего неплохо запастись также недорогой сушеной волжской рыбкой — и вперед, на прогулку по красивому, элегантному, хотя и несколько пыльному мегаполису (его население превышает 1 млн. 200 тыс. человек). С тех пор как город отказался от имени Валериана Куйбышева, он серьезно обратился лицом к новым веяниям. Обстроился дорогими «евродомами», церквями и часовнями. Последние, как правило, возводятся на местах каких-либо трагических событий. Стоит, например, часовня на месте сгоревшего в 1999 году областного управления милиции: тогда в пламени погибло почти 60 человек.
Стайкой пестрых райских птиц по высокому берегу Волги снует на роликах и скейтбордах взад-вперед новое самарское поколение. Много барышень лет четырнадцати от роду — в «мое время» они считались бы маленькими девочками, которых страшно отправить одних в магазин. А у этих на лицах отчетливое: «Мне никто не нужен». Но девочки, конечно, ошибаются— в нынешнюю эпоху так же, как в любую другую: пройдет лет пять, и они переместятся «на променад», где двадцати-двадцатидвухлетние жительницы Самары, разодевшись в пух и прах (но уже в соответствии с новыми возрастными запросами), допоздна, словно где-нибудь в Риме, гуляют с детьми. Кто — с одним, большинство — с двумя, а некоторые — уже и с тремя. Мне известна среднероссийская демографическая статистика. Но — на глаз, во всяком случае, поволжская «столица» ее опровергает.
Столицей, причем вполне официальной, Самара однажды действительно чуть не стала. 15 октября 1941 года Государственный Комитет Обороны решил переместить в Куйбышев все властные органы в случае, если немцы все-таки возьмут Москву. Верховному главнокомандующему на глубине 37 метров был вырыт бункер (для сравнения: последнее берлинское убежище Гитлера уходило под землю всего на 16 метров). Говорят, он способен выдержать прямой удар современной атомной бомбы.
Евгений Рейн: За посещение этого монстрозного сооружения берут почему-то 600 рублей. Четыре года назад я побывал в нем абсолютно бесплатно.
Видимо, товарищ Сталин вырос в цене, и Самара это «чувствует». Она эффективно эксплуатирует его в рекламных целях. Усатая физиономия фигурирует на лобовых стеклах маршруток, на витринах киосков, в кафе. Даже наши попутчики-немцы, не морщась, пьют «жигулевское» под портретами генералиссимуса, видимо, побаиваясь, как бы им не припомнили их фюрера.
Ну, да черт с ними обоими. В городе действительно много милого, симпатичного, ностальгического. Особенно хороши бывшие купеческие особняки, есть даже несколько настоящих шедевров модерна.
Вообще, Самара, насколько я могу судить, представляет интерес не только для «чистых» искусствоведов, но и для коллекционеров. Нигде на Волге я не натыкался на столько любопытных артефактов в антикварных лавочках. Да и просто на набережной, между лотками с воблой и семечками, можно по сходной цене приобрести довольно ценную икону, шкатулку, медальон, в общем, всякую железную, медную и бронзовую старину. Если бы в соседних Жигулевских горах все еще гнездились разбойники (раньше их там было пруд пруди, даже свое название гряда унаследовала, говорят, от налетчика Жигулина), они бы тогда нашли здесь чем поживиться.
Виктор Грицюк: Утренний Ульяновск, по-старому — Симбирск, совсем невзрачен с реки. Только поблекшая надпись цветами на склоне «Ленин», громоздкий мост и ломаный контур домов поверх берега, из которого, как единственный тупой клык в беззубом рту, торчит квадрат гостиницы «Венец».
Евгений Рейн: С Венца — крутого взгорья над Волгой — и начался в 1648 году Симбирск-городок. Тогда по приказу Алексея Михайловича сюда прибыли окольничий Богдан Хитрово и дьяк Григорий Кунаков «для оберегания от приходу ногайских людей и строения новых городов и засечных крепостей». Вырос на холме, как полагалось у русских, кремль, но теперь от него не осталось и следа. Точно так же, как выветрилась память о пребывании в Симбирске многих общенациональных знаменитостей. Монументальная фигура Владимира Ульянова (Ленина) заслонила собой все и вся. До недавних пор, не исключаю, даже в школьных учебниках писали, что Карамзин «родился, жил и работал в Ульяновске».
Когда после падения СССР фигура вождя была десакрализована, оказалось, что городу уже нечего показать приезжим, кроме связанных с ним мемориальных мест. Иное дело, что сам город утратил пиетет по отношению к своему беспокойному уроженцу и мемориал Ильича переживает не лучшие дни. Проще говоря, бедствует. Набор товаров в музейной лавке разбавлен всем известными «октябрятскими» значками и несколькими томами некогда безбрежной советской ленинианы. От растерянности я купил (очень дешево, впрочем) книгу управделами Совнаркома Владимира Бонч-Бруевича «Наш Ильич» и освежил в памяти незаурядную, мягко выражаясь, историю о том, как «наш Ильич» в голодном 1919-м (!) хитростью заставлял капризных детей хорошо есть.
А между тем Симбирск отнюдь не убог историко-культурно. В нем, как я уже говорил, вырос Карамзин. Николай Языков, проживая в доме своего брата Петра (тут сейчас библиотека), написал известную «Молитву»:
Пушкин здесь разгонял скуку сбором материалов к «Истории Пугачевского бунта» (а сам Емелька-разбойник провел несколько месяцев 1774 года в подвале городской тюрьмы). Наконец, Симбирск подарил стране чуть ли не самый характерный, выразительный ее типаж. Где-то недалеко от города находилась Обломовка, имение ленивого, доброго и совестливого барина Ильи Ильича… Жил ли когда-нибудь подобный барин на самом деле, сказать нельзя, но придумавший его Иван Александрович Гончаров жил, и именно в Симбирске. Дом его не сохранился, но еще в 1916 году власти города посвятили писателю музей, действующий и по сей день. Здание, специально для музея построенное, парадоксально для средневолжского городка. Как экзотический павлин среди сорок, оно блещет архитектурной эклектикой, смешавшей мотивы готические и мусульманские.