Левиафан

В багажнике лежали чемоданчик и два баула. В большем — одежда, бритвенные принадлежности и дорожные карты, а на дне, в белом конверте, паспорт. На фотографии Сакс увидел сегодняшнего незнакомца — тот же мужчина, только без бороды. Рид Н. Димаджио. Родился 12 ноября 1950 года в Ньюарке, штат Нью-Джерси. Паспорт выписан в Сан-Франциско в июле; страницы, где проставляют визы и другие отметки, — пустые. Небось, документ поддельный, подумал Сакс. После того, что этот Димаджио, или кто он там, натворил утром в лесу, напрашивался вывод: Дуайт — не первая его жертва, ну а профессиональный убийца, скорее всего, путешествует по подложным документам. А вот имя, пожалуй что, настоящее, такое не придумаешь. Кому бы оно на самом деле ни принадлежало, за отсутствием других свидетельств Сакс решил исходить из того, что так звали человека, которому он несколько часов назад проломил голову. Пусть будет Рид Димаджио, а дальше время покажет.

Стальной блестящий чемоданчик, в каких фотографы иногда носят свое хозяйство, оказался заперт, и Сакс провозился с ним добрых полчаса. Пока он раскурочивал пружинный механизм с помощью монтировки, в железном ящике погромыхивали какие-то предметы — надо полагать, профессиональный набор: ножи, огнестрельное оружие, патроны. Но когда замки наконец сдались, все оказалось одновременно и прозаичнее, и загадочнее. Полная мешанина: электропровода, будильники, отвертки, микрочипы, мотки проволоки, оконная замазка, черная изолента. Он вертел в руках один предмет за другим, пытаясь понять, как они связаны между собой, но так ни к чему и не пришел. И только позже, ночью, по дороге в Нью-Йорк, его осенило: это была начинка для самодельной бомбы.

Второй баул, точнее, красно-бело-синий саквояж на молнии, с пластиковой ручкой, в первую же секунду внушил Саксу такой безотчетный страх, что он решил оставить его напоследок. Там могло быть что угодно. В случае маньяка и убийцы — такое, о чем лучше и не думать. Сакс долго колебался, открывать ли его вообще. Воображение рисовало ему такие страсти, что проще было сразу выбросить эту мерзость. Но он не выбросил.

В последний момент, закрыв глаза, одним движением расстегнул молнию.

Отрезанной головы, равно как и ушей, пальцев или детородных органов, там не обнаружилось. Зато там лежали деньги. Много денег. Столько денег он в жизни своей не видел. Саквояж под завязку был набит деньгами: толстые пачки стодолларовых купюр, перевязанные резинкой, каждая по три-пять тысяч. Сакс насчитал сто шестьдесят не то сто шестьдесят пять тысяч долларов. Его первой реакцией было облегчение, что страхи не оправдались. Затем — шок и растерянность. А затем он решил еще раз пересчитать деньги и вдруг почувствовал, что они ему как родные. Сакс удивительно быстро приноровился к экстраординарной ситуации. Закончив подсчет по второму разу, он уже воспринимал их как свои собственные.

Себе он оставил деньги, паспорт, сигареты и клюшку для гольфа. Остальное раскидал по лесу, а пустые баулы и чемодан выбросил в мусорный контейнер у выезда из городка. Шел уже пятый час, а впереди долгий путь. Следующую остановку он сделал в Спрингфилде, Массачусетс, чтобы поесть и выкурить сигарету Димаджио, и во втором часу ночи добрался до Бруклина. Здесь, на одной из мощеных улочек неподалеку от Гованус-Канал, среди пустых складов, на ничейной земле, где хозяйничали тощие бродячие собаки, он бросил машину, предварительно протерев все поверхности, к которым мог прикасаться. Излишняя предосторожность. Ключ торчит в зажигании, дверцы открыты — можно не сомневаться, что «тойоту» угонят еще до рассвета.

Дальше он шел пешком — в одной руке саквояж, в другой бита. На углу Пятой авеню и Президент-стрит он сунул биту в переполненный мусорный бак со старыми газетами и арбузными корками. Кажется, он все предусмотрел. Ему предстояло пройти еще около мили, но, несмотря на усталость, он зашагал к дому с легким сердцем. Впереди его ждала встреча с Фанни. Когда он ее увидит, худшее останется позади.

Теперь ясно, почему он так растерялся. Сакс не просто не был готов к новой ситуации — он вообще, что называется, не врубился. Его мозг и без того испытывал перенапряжение, а тут еще такой электрошок. Он стремился в тихую гавань, где можно ошвартоваться в любое время, но у причала не нашлось для него свободного места. Фанни, кувыркающаяся в постели с каким-то мужчиной, — эта картина была для него столь унизительна, что его хватило только на то, чтобы пробормотать извинения и пулей вылететь из квартиры. Все произошло слишком быстро. Хотя он вроде бы пришел в себя в тот момент, когда прокричал с улицы свои «благословения молодым», это был не более чем блеф, жалкая попытка сохранить лицо. Ему показалось — рухнуло небо. Из груди вырвали сердце.

Он пробежал квартал, не думая о дальнейшем, с одной мыслью — унести оттуда ноги, но на углу Третьей стрит и Седьмой авеню, увидев телефон-автомат, позвонил мне, чтобы попроситься на ночлег. Линия оказалась занята (я разговаривал с Фанни, которая после бегства Сакса сразу набрала мой номер), и он решил, что мы сознательно сняли трубку. Логично: в два часа ночи мы с Айрис по телефону не болтаем. Поэтому перезванивать он не стал. На сэкономленный четвертак он позвонил Марии. Хотя звонок вытащил ее из глубокого сна, она прочувствовала отчаянность положения и велела ему ехать к ней немедленно. В этот поздний час метро ненадежно, так что, пока он дождался поезда на станции «Гранд-Арми-Плаза» и добрался до ее квартиры в Манхэттене, она уже пила на кухне третью чашку кофе.

Решение ехать к Марии, в общем-то, напрашивалось. Даже из своей лесной глуши Сакс поддерживал с ней связь. Прошлой осенью, когда я вынудил Марию рассказать всю правду, она показала мне больше десятка писем и открыток из Вермонта. Они также разговаривали по телефону. За полгода его отсутствия раз в десять дней до нее так или иначе доходили какие-то сведения. Сакс верил ей, и, после того как отпала Фанни, а вслед за ней и я, Мария стала его последним прибежищем. После рокового падения ей единственной он открывал свою душу, поверял сокровенные мысли. Если разобраться, ближе человека в тот момент у него не было.

При всем при том, как оказалось, он сделал непоправимый шаг. И ведь не сказать, что Мария не горела желанием ему помочь, не отставила бы все дела, чтобы вывести его из кризиса, просто она знала то, чего не знал он, и этого было достаточно, чтобы жуткий случай в лесу обернулся для Сакса самой настоящей трагедией. Если бы в ту ночь он не приехал к Марии, уверен, все разрешилось бы для него наилучшим образом. Отоспавшись, он явился бы в полицию и рассказал все как было. Хороший адвокат вытащил бы его из этой истории. А так к взрывоопасным событиям последних двадцати четырех часов добавился еще один смертоносный ингредиент, и гремучая смесь в колбе угрожающе забурлила и задымилась.

У меня такое и по сей день не укладывается в голове. И это говорю я, человек, который всю жизнь сочиняет истории, ставит вымышленных персонажей в неожиданные, даже невозможные ситуации. Но я должен честно признать: в столь невероятный переплет, в какой попал в ту ночь мой друг Сакс, не попадал ни один из моих персонажей. Я собираюсь об этом рассказать, а самого берет оторопь — неужели такое возможно? Остается в очередной раз признать: нашему воображению не угнаться за реальностью. Как бы мы ни гордились необузданностью своей фантазии, жизнь выкидывает такие номера, что все наши потуги кажутся смешными. После разговора с Марией я раз и навсегда усвоил одну простую истину: произойти может все. И рано или поздно происходит.

Первые часы, особенно болезненные, запомнились им обоим как этакая гроза с пробирающими до дрожи раскатами и проливным дождем слез. Медленно, с запинками и мучительными паузами, Сакс рассказывал Марии о перипетиях страшной ночи, а она обнимала его, как ребенка, с трудом представляя себе, как такое могло случиться. Она поклялась, что будет нема как рыба. Мария намеревалась уговорить Сакса пойти в полицию, ну а пока ей было важно его успокоить и доказать свою преданность. Бен рассыпался на глазах. Стоило ему вспомнить свои «подвиги», как его охватило отвращение. Мария пыталась втолковать Саксу, что это была самооборона и ему не в чем себя винить, но он с ней не соглашался. Что там ни говори, он совершил убийство, вот непреложный факт. Но если бы ты не опередил этого человека, он бы наверняка убил тебя, резонно заметила Мария. Возможно, согласился Сакс, но в конечном счете для меня так было бы лучше. Лучше самому погибнуть от руки убийцы, чем жить с таким камнем на сердце.