Любовь-победительница

Только сейчас до Мэри дошло, что он ревнует. Но как это может быть, если он не любит ее?

– Я не одна из твоих вещей, – всхлипнув, сказала она.

– Конечно, нет. – А руки его противоречили этим словам, властно сжимая ее плечи. – Но ты ведь понимаешь, что нужна осторожность! Он вполне может оказаться человеком, похитившим Джозефин.

Голова у Мэри раскалывалась. Она поняла, что необходимо облегчить душу, рассказать правду. Ведь жизнь Джозефин зависит от этого.

– Это не Виктор, – сбивчиво начала она. – Я боялась сказать вам… Когда я укладывала вещи, я услышала мою сестру.

Взгляд Адама пронзил Мэри. Он подвел ее к дивану и сел рядом.

– Расскажи мне подробно все, что слышала.

Он верил ей. Но по иронии судьбы именно сейчас Мэри хотелось, чтобы он не поверил.

– Все было так расплывчато. Только обрывки фраз. Она сказала, что ей страшно. И сразу после этого назвала имя человека…

– Кого?

Его большие теплые ладони согревали ее руки, придавая ей силы.

– Папу.

Это признание повисло в наступившей тишине. И все же она не могла поверить, что их отец мог причинить вред Джо. Да, он был в ярости, когда она убежала, но в глубине души все равно любил ее. Он даже послал Обедайю, чтобы тот стал ее ангелом-хранителем.

Но однако он угрожал Мэри.

Упаси Господи, чтобы я обратил свой гнев на нее.

Ее губы дрожали, но Мэри высоко подняла голову, приказав себе не дрогнуть при виде торжества Адама.

Но Адам лишь спросил:

– Это все? Она больше ничего не рассказала о своей тюрьме? И больше никого не называла?

– Она назвала имя Питер. – Мэри ухватилась за призрачную надежду. – Но есть ли среди ее знакомых Питер? Она ничего не писала о нем в дневнике, а там ведь упоминаются все ее поклонники.

– Ты сказала, что послание было неясным.

– Да. Ее голос то пропадал, то вновь звучал.

Адам помрачнел.

– Ну, теперь мне все ясно. Она говорила о графе Питерборне.

Глава 19

Адам на любимой черной кобыле направлялся на юг, к Брайтону. Вода, скопившаяся в лужах после дождя, летела из-под копыт лошади. Дорогу развезло, и карета Адама осталась далеко позади. Но небо сияло голубизной, и свежий ветерок гулял по пышным зеленым пастбищам, где на солнышке паслись коровы и овцы.

В другое время этот мирный пейзаж разбудил бы в Адаме тоску по его родному поместью в Дербишире. Но не сегодня. Охваченный беспокойством, он сосредоточил все мысли на предстоящем разговоре.

Зачем Питерборну понадобилось похищать чужую невесту? Сирил был едва знаком с ним, так что это исключало месть за какое-то оскорбление.

Возможно, отказ Джозефин задел самолюбие Питерборна? Неужели она так разгневала его, что он решил застрелить Сирила?

Нет, это нелепо. Питерборн – похотливый развратник, гоняющийся за любой юбкой. Если одна женщина отказала ему, тут же нашлась бы другая. Столько женщин с радостью удовлетворят графа, невзирая на его преклонные лета.

Если только этот старый плут не воспылал страстью к Джозефин. Может, желание обладать ею настолько завладело им, что у него помутился рассудок?

Или это была одержимость? Да, теперь Адам начинал понимать, что это такое.

Он объехал глубокую выбоину на дороге. Грязь зачавкала под копытами лошади, и благородное животное шарахнулось в сторону, черная шелковистая грива развевалась на ветру. С каждым шагом Адам все дальше удалялся от Мэри.

При мысли о ней его сердце сжалось. Он не видел ее этим утром. Лишь несколько слуг поднялись на рассвете, чтобы проводить его и Крукса.

Адам снова вспомнил о том скандале в библиотеке, когда он довел Мэри до слез своей глупой ревностью. Ему следовало бережнее относиться к ее чувствам. У нее был утомительный день. Сначала он не смог устоять и соблазнил ее, потом она получила нагоняй от своего отца. И словно этого было мало, мрачно думал Адам, он еще дважды оскорбил ее – сначала унизительным предложением внебрачных отношений, а потом холодным и неохотным предложением жениться на ней.

Его поведение было совершенно непростительно. Она ведь не принадлежит ему. Он вел себя как животное и сейчас с ужасом думал о том, что не сумел совладать с собой.

Но он не жалел, что представилась возможность утешить ее. Когда он обнимал Мэри, он чувствовал, что она создана для него и должна принадлежать только ему. Адам успокоился, буря в душе утихла, он повеселел.

Мэри, конечно, захотела сопровождать его в поездке. Но он объяснил, что Питерборн может быть опасен, и велел ей оставаться в доме Брентвеллов. Она почти не сопротивлялась, и неудивительно. Она еле держалась на ногах от усталости и вскоре отправилась в свою спальню.

Адаму понадобилась вся сила воли, чтобы остаться на месте и не последовать за ней. И хотя по-прежнему страстное желание снедало его, он поклялся сдерживать эти необузданные порывы. Больше он не должен оскорблять Мэри своими домогательствами, и значит, впредь будет держаться от нее на почтительном расстоянии. По правде говоря, эта поездка оказалась даром Божьим. Несколько дней вдали от нее, несомненно, остудят его разгоряченную кровь.

Ветер донес до его слуха слабый звук. Он остановил кобылу и повернулся в седле, прикрыв ладонью глаза от солнца. Далеко позади него карета едва тащилась по грязной дороге, и Крукс отчаянно размахивал цилиндром. Это был их условный знак – Адаму предлагалось остановиться у ближайшего постоялого двора.

Адам выругался. Прошло всего чуть больше часа, как они поменяли лошадей. Крукс знал, что им нужно торопиться, чтобы к ночи добраться до места. Его сигнал означал: что-то произошло – либо с лошадьми, либо с каретой.

Адам поскакал к постоялому двору, видневшемуся вдалеке. Уже не первый раз он пожалел, что пришлось взять закрытый экипаж. Один он доехал бы быстрее. Но когда – вернее, если – он найдет Джозефин, ему понадобится карета, чтобы привезти ее в Лондон. Будущему члену его семьи не пристало добираться на перекладных.

Стая крикливых гусей носилась по двору придорожной гостиницы. Несколько конюхов выбежали ему навстречу, один взял поводья у Адама, а двое других направились к четверке серых лошадей, на ходу обменявшись приветствием с Круксом.

Адам спешился, не обращая внимания на грязь, чавкавшую под сапогами. Подойдя к карете, он осмотрел ее, затем всех четырех лошадей, но не заметил никаких видимых изъянов.

Уперев руки в бока, он хмуро посмотрел на кучера, потом на лакея, который испуганно выглядывал из-за его широкой спины. На слугах были ливреи дома Сент-Шелдонов, темно-синие, отделанные серебром.

– Ну, Крукс? В чем дело?

Джордж Крукс поерзал на широком сиденье и откашлялся.

– Э… нужно было остановиться по нужде, ваша светлость.

Кучер, должно быть, спятил.

– Здесь нет недостатка в деревьях вдоль дороги.

– Все не так просто.

– Ты что, заболел?

Крукс побагровел от смущения.

– Это не я. И не Драбл, – добавил он, кивнув в сторону лакея.

– Так кто же?

Кучер ткнул кнутом в сторону кареты:

– Это леди.

Услышав их голоса, Мэри глубоко вздохнула и высунула голову из кареты. Яркий солнечный свет на мгновение ослепил ее. А потом она увидела прямо перед собой разгневанное лицо Адама.

Она растянула губы в сияющей улыбке.

– Добрый день, ваша светлость. Прекрасная погода, не правда ли? Я наслаждалась пейзажем. Ваша карета гораздо удобнее повозки папы.

– Оставьте это.

Непринужденные слова застряли у нее в горле. Но слова Адама были адресованы не ей. Он властным жестом остановил лакея, спрыгнувшего вниз, чтобы опустить для Мэри лесенку. Бедняга поспешно отступил и замер у дверей.

Она ожидала, что Адам будет сердиться. Но только не на слуг.

– Если вам так нужно отругать кого-то, ругайте меня. Ваши люди ни в чем не виноваты. Они не видели, как я пробралась утром в карету. Они узнали об этом, только когда я… – Она прикусила губу, чувствуя, что краснеет при воспоминании о том, как окликнула кучера в медную переговорную трубу, когда уже больше не могла терпеть.