Всего лишь миг

– Как тебе нравится мой наряд? – Джон, усмехаясь, взглянул на Клифа и разгладил свою полосатую рубаху.

– Потрясающе! Но все же что тебе здесь надо?

– Шеф послал меня вот с этим. – Джон открыл сумку и вынул, как показалось Эди, несколько фотографий. – Говорят, что один из них и будет наш покупатель.

– Спасибо, – Клиф внимательно изучал фотографии.

– Ей нас слышно? – спросил Джон. Его голос звучал громче, чем стук клавиш.

Клиф с отсутствующим видом покачал головой.

– Значит, это и есть пресловутая Эдит Тернер? – посмеиваясь, спросил Джон.

Эди оцепенела, хотя пальцы ее продолжали печатать.

– Не могу поверить, что ты ходил сегодня к шефу жаловаться на то, как трудно иметь с ней дело. На мой взгляд, она совсем не дурна.

По правде сказать, она очень даже хороша на вид.

– Да, да. – Клиф подтолкнул его к двери. – Спасибо за фотографии, и скажи шефу, что я свяжусь с ним утром.

С этими словами Клиф выставил Джона за дверь и сконфуженно улыбнулся Эди.

Эди рывком поднялась со стула и, срывая с ушей наушники, стала перед ним, гневно сверкая глазами.

– Я вас презираю. Не могу поверить, что вы отправились к мистеру Каммингзу и заявили, что со мной трудно иметь дело. Я предоставила свою квартиру, надеясь помочь полиции, насколько это в моих силах, но вы с самого начала вели себя вызывающе, а потом еще имели наглость жаловаться на меня. – Задрав голову, Эди подошла к Клифу и остановилась прямо перед ним. – И разрешите мне кое-что вам сказать, мистер Марчелли. Вы – жаба, и у меня такое чувство, что, даже поцелуй я вас, вы не превратитесь в Прекрасного Принца. – С этими словами Эди стремительно вылетела из комнаты. Хлопнула дверь в спальню, подчеркнув грохотом ее последние слова.

Глава четвертая

Клиф смотрел на захлопнувшуюся дверь; в душе раскаяние и стыд. Он сожалел, что Эди услышала слова Джона, досадовал, что, поддавшись порыву, прибежал к Уолту. Но что, черт подери, она имела в виду, говоря о какой-то жабе?

Клиф сел у окна и достал пузырек с содовыми таблетками. Начал было вытряхивать две штуки на ладонь, но передумал и снова завинтил крышку. Он потянулся за ними по привычке, из-за ссоры с Эди, но желудку они не были нужны. Сказать по правде, он чувствовал себя гораздо лучше, чем все последние месяцы, и не мог не признать, что причиной тому, скорее всего, был питательный, хоть и пресный лапшевник с овощами, который он съел на ужин вместо привычных ему пряных и жирных блюд.

Клиф встал и подошел к столу, где работала Эди: он заметил мигающий огонек. Эди была в такой ярости, что даже не подумала выключить прибор. Клиф нашел нужную кнопку и нажал ее, затем погасил свечи и вернулся на свой сторожевой пост.

При мысли о женщине, скрывшейся в спальне, улыбка приподняла уголки его губ. Вот уж кто не будет делать секрета из своих чувств. Вот уж кто не будет глотать обиду, чтобы та разъедала ей нутро. Нет, она выставит свой гнев на всеобщее обозрение. У нее никогда не будет язвы. Улыбка Клифа стала шире. Она из тех, кто доводит до язвы других.

И все же он должен признать, что, когда Эди стояла так близко, чуть не касаясь его вздымавшейся от ярости грудью и испепеляя Клифа глазами, это вызвало в нем… Что? Вожделение? Желание прижать ее к своей груди, почувствовать, как их тела сливаются в тесном объятии? Желание прильнуть губами к губам Эди и не отпускать ее до тех пор, пока жгучую ярость в ее глазах не сменит жгучая страсть?

Клиф даже фыркнул от презрения к самому себе и провел рукой по щетинистому подбородку. Он не сомневался, что и Эди умирает от желания поцеловать его. Всякой женщине, хоть раз в жизни, до смерти хочется поцеловать негодяя.

Да, побриться не помешает, подумал Клиф, глядя на луну. Рука передвинулась с подбородка на затылок, пальцы сами собой подергали волосы, падающие на воротник рубашки. И постричься тоже. Клиф отдернул руку. И так хорошо. Не станет он ни для кого менять свою внешность.

Клиф снова взглянул на луну и подумал о женщине по другую сторону двери. После того как он увидел ее в персиковой ночной рубашке, он легко мог представить ее в постели. Распущенные темно-каштановые волосы растеклись по подушке, как пролитый на белую скатерть кофе. Вряд ли она спит, свернувшись калачиком. О нет, только не Эди. Такой мягкий и открытый человек, как она, должен спать, вольготно раскинувшись на спине, всем существом отдаваясь исполненным истомой ночным ласкам. Картины, возникавшие у Клифа в уме, сменяли друг друга, и он почувствовал, что его все сильней обдает жаром. Перед ним, словно во сне, мелькали заманчивые видения, поражавшие его самого… Вот Эди простирает к нему с постели руки, манит его к себе. Вот Эди, облитая лунным светом, сбрасывает с себя ночную рубашку и стоит, подставив обнаженное тело поцелуям луны, в обращенных к нему глазах откровенный призыв.

На лбу Клифа выступил пот. Клокочущие в нем чувства таят опасность. Так или иначе он должен их победить.

Да, его влечет к Эди, он хочет ее. Признание облегчило внутреннюю борьбу. А почему бы и не хотеть ее? Она красивая, соблазнительная женщина, а он здоровый мужчина с нормальными желаниями, которые он слишком долго подавлял. Его вожделение вполне естественно. В нем нет ничего дурного, только надо не уступать ему. Вот если бы он завлек Эди, вскружил ей голову, заставил ее поверить, будто может дать ей нечто большее, чем физическое удовлетворение, это было бы дурно. Клиф знал, что большего дать не мог. Там, где некогда у него было сердце, теперь зияла бездна… черная… мертвая… пустая.

– Клиф?

Он вздрогнул, выругался про себя. В дверях стояла Эди.

– Простите, я не хотела вас пугать.

Она подошла поближе, затягивая пояс махрового халата на гибкой талии.

– Я хочу вас кое о чем спросить.

– О чем? – проговорил он, не глядя на Эди. Клифу было неловко. Слишком свежи в его памяти были эротические картины, мелькавшие перед ним всего мгновение назад.

– Почему вы считаете, что со мной трудно иметь дело?

Клиф тяжело вздохнул, в смятении взъерошил волосы.

– Забудьте об этом. Это неважно.

– Для меня важно, – настаивала Эди, делая еще один шаг к нему.

– Право, мне не хочется продолжать этот разговор. – Хотелось ему одного: убежать куда-нибудь подальше, оставить позади и эту женщину, и эту квартиру.

– А мне хочется. – Эди нахмурилась, увидев, что он протягивает руку к бутылочке с пилюлями. – Опять живот тревожит? – Не подождав ответа, она подошла к холодильнику и налила ему большой стакан молока. – Нате, выпейте. Это лучше всяких пилюль. Вы, верно, потратили на них целое состояние.

Клиф взял стакан, осушил его, протянул обратно; Эди поставила его на стол и вернулась на прежнее место.

– А теперь скажите, почему вы считаете, что со мной трудно иметь дело?

Клиф сморщился и потер живот.

– Чего вы хотите? Чтобы ваше молоко скисло у меня в желудке? – проворчал он. – Оставим этот разговор. Раз и навсегда. – Он повернулся к ней спиной.

– Знаете, у вас не было бы никаких проблем с животом, если бы вы не так крепко держали себя в руках, давали бы себе волю. – Эди долго смотрела на его мощную спину. – Из слов вашего приятеля ясно, что вы ходили в участок жаловаться на меня. По-моему, будет только справедливо, если вы скажете, почему вы это сделали.

Клиф резко повернулся на стуле, вскочил и, схватив Эди за запястья, притянул к себе. Эди судорожно глотнула воздух. В лунном свете, льющемся в окно, она видела его темные глаза, горящие от затаенного чувства, его лицо, искаженное гневом и чем-то еще… чем-то, что Эди было трудно определить.

– Вы считаете, что не надо держать себя в руках, что следует давать себе волю? Прекрасно. Так я скажу, почему с вами трудно иметь дело. – Голос Клифа звучал хрипло, горячее дыханье опаляло лицо Эди; независимо от ее воли ее стала бить дрожь. – С вами трудно иметь дело, потому что у вас такая нежная кожа… а ваши волосы… я мог бы спрятаться в них. – Рука Клифа опустилась на затылок и зарылась в ее волосах. – А ваши губы… они просят, чтобы их поцеловали.