Страница 3 из 86
– 2 чашки 1 Царств 30, 12, 2-я строфа.
– 2 чашки Наума 3, 12.
– 1 чашка Числа 17, 8.
– 1/2 чашки Судей 4,19, последнее предложение.
– 2 столовые ложки 1 Самуила 14, 25.
– специи по вкусу, 2 Летопись 9, 9.
– шесть Иеремии, 17, 11.
– щепотка Левита, 2, 13.
– 2 столовые ложки Амоса 4, 5 (порошок). Следуй предписаниям Соломона о том, как быть хорошей девочкой (Притчи 23, 14), – и пирог выйдет на славу».
Усевшись на обитый бархатом подоконник, протянувшийся под пятью окнами, она принялась за перевод. В 22-й строфе 4-й главы 3 Книги Царств говорилось: «Продовольствие Соломона на каждый день составляли: тридцать коров муки пшеничной и шестьдесят коров прочей муки». В 25-й строфе 5–1 главы Книги Судей она, опустив начало: «Воды просил он; молока подала она», – перевела только: «В чаше вельможеской принесла молока лучшего»
Когда она дошла до Первой книги Царств, в галерею заглянула Уотфорд.
– Как ваши дела, мисс Аннабелла?
– Хорошо, Уотфорд, благодарю.
– Хотите чего-нибудь? Пирожок? Кухарка испекла чудесные меренги.
– Спасибо, Уотфорд. Я бы запила их молоком. С неожиданной нежностью Уотфорд пригладила длинные волосы девочки и молвила:
– Так и сделаем, мисс.
Порой Уотфорд бывала с ней очень мила. Обычно это случалось тогда, когда она пребывала в хорошем настроении. Почему у людей не всегда хорошее настроение?
Черная дубовая дверь в противоположном конце галереи отворилась, заставив девочку оглянуться. Появился Константин с большой стопкой грязного белья, завернутого в простыню. Проходя мимо нее, он широко улыбнулся и сказал:
– С добрым утром, мисс.
– Доброе утро, Константин.
Константин всегда ей улыбался, всегда с ней заговаривал. Он ей нравился, но приходилось это скрывать, потому что матери этот черный был не по душе. Она называла его черным, хотя черными у него были разве что волосы.
После того как Константин прошествовал по галерее в обратном направлении и исчез за черной дубовой дверью, а Уотфорд принесла ей молоко с меренгами, Аннабелла испытала чувство, полностью противоположное тому, с каким она сюда вошла. Ее охватила вялость, какая-то тяжесть. Она не знала, что это чувство зовется скукой, зато знала точно, что оно ей не нравится. Она потеряла интерес к уроку и выглянула в окно, даже забралась на подоконник, чтобы было лучше видно. Тут она и увидела детей.
Она поняла, что это дети, потому что ростом они походили не столько на садовников, сколько на кроликов; подобно кроликам они, то и дело пугаясь, исчезали в живой изгороди, окружавшей сад. Когда они в очередной раз пропали из виду, Аннабелла прошептала:
– Только бы они вернулись!
Она почти не виделась с детьми с тех пор, как у них ужинал ее кузен Стивен, а это было уже несколько недель тому назад. К тому же Стивена нельзя отнести к детям, он уже вполне взрослый. Ему 14 лет, он учится в школе, даже ночует там. Когда она сказала ему, что это, должно быть, здорово, он рассмеялся. Кузен Стивен ей понравился, даже очень. Он был ласковый, почти как ее мама. Мама говорила, что его отец, ее единственный брат, который уже умер, был такой же, как Стивен, мягкий во всех своих проявлениях; еще она добавила, что Господь всегда прибирает тех, кто Ему особенно любезен, в молодом возрасте.
Сейчас она видела в саду настоящих детей. Она резво соскочила с подоконника, подбежала к дубовой двери и сняла с полки подзорную трубу. Ей не запрещалось пользоваться подзорной трубой. Мать иногда говорила: «Хочешь поиграть в подзорную трубу?» Глядя в нее, можно было приблизить птиц на ветках дальних деревьев к окнам галереи. Сейчас она, снова вскарабкавшись на подоконник, поднесла к правому глазу окуляр длинной, тяжелой трубы, зажмурила левый глаз и навела прибор на сад. Теперь она видела детей так ясно, словно они резвились у нее под самым носом. Их было трое: две девочки и мальчик. Все трое были без чулок. Обуты ли они, она разглядеть не могла, так как они бегали по высокой траве. Обтрепанные платья девочек едва прикрывали коленки, у мальчика одна штанина брюк была гораздо короче другой.
Устав держать трубу, Аннабелла была вынуждена ее опустить. Передохнув, она опять вернулась к своему занятию и на этот раз увидела, как девочка помладше сует себе в рот клубнику. Она не тратила времени на отрывание стебельков, а просто срывала ягоды с куста и тут же их съедала. Мальчик клал ягоды себе в фуражку, а потом ссыпал их в фартук старшей девочки. Эта картина вернула Аннабелле недавнее хорошее настроение: ей опять захотелось соскочить с подоконника, пуститься вприпрыжку, пересечь парк и достичь пруда и клубничного поля у кромки фруктового сада.
Сколько уйдет времени, чтобы добежать до них? Минут пять, а то и меньше, если она не станет огибать свалку. Однако ей не разрешалось гулять по свалке; даже Уотфорд не позволяла ей заходить дальше дорожки, на которой они играли в прятки. Но так можно вдвое сократить путь; поздоровавшись с детьми, она очень быстро вернется назад.
Не останавливаясь больше, чтобы не тратить время на напрасные раздумья, она выбежала из галереи и достигла лестницы. Там она задержалась, чтобы посмотреть, нет ли кого-нибудь поблизости, и бросилась к задней лестнице. Она узнала о существовании этой лестницы в одну из материнских отлучек, так как Уотфорд в отсутствие госпожи пользовалась ей как кратчайшим путем на кухню.
Прежде чем открыть дверь, выходившую в боковой дворик, Аннабелла помедлила. Потом, слегка приоткрыв дверь, она просунула голову в щель и удостоверилась, что за ней никто не следит. Голоса, доносившиеся из конюшни, ее не спугнули. Дальше она понеслась, как на крыльях: сначала по дорожке, потом налево, в сторону свалки.
Свалка оказалась участком, испещренным ямами и буграми. Ей сразу стало ясно, почему ее сюда не пускают. Зажав нос и втянув голову в плечи, она пустилась бежать еще быстрее. Путь ей преградил ручей, по руслу которого отводилась из прудов лишняя вода и который только двадцать лет назад, когда был вырыт колодец, перестал служить главным источником воды для усадьбы. За ручьем она взобралась на холмик и, остановившись на вершине, посмотрела вниз. Дети уже закончили сбор ягод и теперь, сидя под изгородью, уписывали их что было мочи.
Ей не хотелось их пугать, поэтому она достигла сада, не заходя за изгородь. Только потом, воспользовавшись той же дырой, в которую проникли в сад они, она показалась им на глаза, еще издали начав широко улыбаться.
Члены троицы по-разному отреагировали на неожиданность. Мальчишка нырнул головой вперед в густую изгородь, надеясь спрятаться, младшая девчонка заголосила, старшая в страхе застыла, неспособная сдвинуться с места или заговорить – так ее напугало появление девочки одного с ней возраста, в шелковом платьице со множеством ленточек.
– Вам нравится клубника?
От звука ее голоса и смысла ее слов мальчик перестал барахтаться в кустах, малышка прекратила рев, а девочка постарше пришла в себя.
– Хотите, я помогу вам собирать ягоды?
– Ты кто?
Она привыкла к говору северян, но невнятную речь девочки все равно оказалось трудно разобрать. Мальчик задал более понятный вопрос:
– Откуда ты?
– Ты спрашиваешь, здесь ли я живу? Да. – Она наклонила головку в учтивом поклоне. – Меня зовут Аннабелла Легрендж.
Мальчик и девочки переглянулись; потом, пристально глядя на Аннабеллу, мальчик гнусаво осведомился:
– Говоришь, нам можно немного собрать?
– Да, конечно, сколько хотите! Они – то есть слуги – и так объедаются клубникой. Уотфорд говорит, что ею кормят свиней. – Она приветливо улыбнулась. До чего приятно было беседовать со сверстниками!
Три пары глаз остались прикованными к ней, поэтому она добавила:
– Я бы вам помогла, но мне пора назад. Я делаю уроки. – Она предпочла такое объяснение признанию, что Уотфорд может ее хватиться.
Они так и не обрели дар речи, и она спросила:
– Откуда вы?