Страница 17 из 20
Женева вынула письмо из сканера, подняла глаза и пояснила:
— Бунты против призыва в 1863 году во время Гражданской войны. Самые разрушительные в истории США.
— Про тайну он не упоминает, — заметил Райм.
— Про тайну в другом письме. Это я вам показала, чтобы вы поняли, что никакой он не вор.
Райм нахмурился:
— Кража случилась… дай-ка сообразить… через пять лет после письма. Почему ты считаешь, что оно доказывает его невиновность?
— Я имею в виду, что по такому письму его трудно представить вором. Человек, который так пишет, не стал бы обкрадывать фонд образования для бывших рабов.
— Вовсе не обязательно, — просто ответил Райм.
— А по-моему, совершенно ясно. — Девушка снова пробежалась глазами по письму и бережно разгладила лист рукой.
— Что там такое насчет человека на три пятых? — спросил Селлитто.
Райм кое-что помнил из истории, но от всего, что не имело прямого отношения к работе криминалиста, избавлялся как от лишнего груза. Он только покачал головой.
Ясность внесла Женева:
— До Гражданской войны раб считался за три пятых человека для формирования представительства в конгрессе. И не подумайте, что дело здесь в злом заговоре Конфедерации, — правило установили северяне. Они вообще не хотели считать рабов, потому что тогда Южные штаты получили бы в конгрессе численное преимущество. А южане, наоборот, хотели считать рабов за целых людей. Правило «три пятых» стало компромиссным решением.
— Их считали, чтобы набрать представительство, — прокомментировал Том, — но права голоса они не имели.
— Да, все верно, — подтвердила Женева.
— Кстати, то же было и с женщинами, — добавила Сакс.
Райма социальная история Америки сейчас не интересовала.
— Я хотел бы взглянуть на остальные письма. И надо найти экземпляр журнала — «Иллюстрированного еженедельника для цветных». Какой это номер?
— От двадцать третьего июля тысяча восемьсот шестьдесят восьмого года, — ответила Женева. — Я отыскала его с большим трудом.
— Я постараюсь, — сказал Мэл Купер, и Райм услышал, как его пальцы застучали по клавиатуре компьютера.
Женева снова взглянула на часы:
— Мне правда пора…
— Всем привет, — донесся из прихожей мужской голос. Через секунду показался и сам детектив Роланд Белл в коричневой спортивной куртке, синей рубашке и джинсах. Родом из Северной Каролины, Белл несколько лет назад поличным причинам перебрался в Нью-Йорк. Неторопливость Белла порой бесила городских коллег, однако Райм считал ее следствием не южного воспитания, а дотошности, происходящей из осознания важности своей работы. Белл специализировался на защите свидетелей и прочих потенциальных жертв. Его подразделение не имело официального статуса, но в шутку именовалось «Отрядом специального назначения по спасению задниц свидетелей».
— Роланд, знакомься — Женева Сеттл.
— Приветики, мисс, — протяжно проговорил Белл, пожимая ей руку.
— Телохранители мне не нужны, — твердо заявила Женева.
— Не беспокойся, под ногами мешаться не буду, слово чести, — пообещал Белл. — Невооруженным глазом ты меня не увидишь. — Взгляд в сторону Селлитто: — Так что тут у нас?
Толстяк детектив вкратце изложил все детали. Слушая, Белл не хмурился и не качал головой, однако Райм заметил, как замерли его глаза — знак глубокой озабоченности. Когда Селлитто закончил, на лицо Белла вновь вернулось простодушное выражение. Он стал расспрашивать Женеву о ее привычках и о семье, чтобы решить, как лучше организовать защиту. Та отвечала неохотно, словно скупясь на слова.
Когда он закончил, Женева нетерпеливо сказала:
— Мне правда надо идти. Может меня кто-нибудь подвезти до дома? Я отдам остальные письма Чарлза и побегу в школу.
— Детектив Белл тебя подвезет, — сказал Райм и добавил с усмешкой: — Насчет школы мы вроде бы договорились, что ты возьмешь выходной, а тесты сдашь позже.
— Нет, — отрезала она. — Ни о чем мы не договаривались. Вы сказали только «…сначала покончим с кое-какими вопросами, а там будет видно».
Немногие попрекали Линкольна Райма его же собственными словами, так что ответил он довольно ворчливо:
— Что бы я ни говорил раньше, раз ясно, что за тобой еще могут охотиться, придется тебе посидеть дома. Твоя жизнь в опасности.
— Мистер Райм, я должна сдать тесты сегодня. Пересдачу могут и не назначить.
Женева раздраженно крутила пальцами петлю на джинсах. Какая она все-таки худенькая. Райм подумал, не из тех ли ее родители фанатов здорового питания, которые держат детей на хлопьях с молоком и соевом творожке. Профессора особенно к этому склонны.
— Сейчас я позвоню в школу, — сказала Сакс. — Объясню, что ты попала в неприятную ситуацию и…
— Мне правда надо идти, — негромко проговорила Женева, глядя Райму прямо в глаза. — Сейчас же.
— Просто побудь дома денек-другой, пока мы не узнаем побольше. Или, — добавил криминалист, — пока его не прищучим.
Он рассчитывал, что это прозвучит весело, хотел блеснуть знанием жаргона, но тут же пожалел о своих словах. На самом деле он не был с ней искренен. Исключительно по причине ее возраста. Точно так же малознакомые люди, увидев Райма в коляске, принимались говорить с нарочитым воодушевлением, раздражая его своей подчеркнутой веселостью.
Вот как сейчас он раздражает Женеву.
Девушка сказала:
— Я была бы благодарна, если бы меня подвезли. Хотя могу доехать и на метро. Но если хотите получить письма, надо отправляться сейчас.
Раздосадованный ее упрямством, Райм категорично заявил:
— Должен ответить отказом.
— Можно попросить у вас телефон?
— Зачем?
— Хочу позвонить одному человеку.
— Кому?
— Юристу, про которого я говорила, Уэсли Гоудзу. Он раньше работал на крупную страховую компанию, теперь у него своя консультация в Гарлеме.
— И зачем ты хочешь ему звонить? — поинтересовался Селлитто.
— Затем, чтобы спросить, вправе ли вы не пускать меня на занятия.
— Это ради твоего же блага, — фыркнул Райм.
— Разве не мне решать?
— Нет, твоим родителям или дяде.
— Не им заканчивать школу будущей весной.
Сакс хихикнула, и Райм бросил на нее мрачный взгляд.
— Речь всего о паре деньков, — подключился Белл.
Не удостоив его ответом, Женева продолжила:
— Мистер Гоудз добился освобождения Джона Дэйвида Колсона из тюрьмы Синг-Синг, когда тот уже отсидел десять лет за убийство, которого не совершал. Дважды или трижды возбуждал иски против Нью-Йорка, я имею в виду сам штат, и пока не проиграл ни одного дела. Совсем недавно он вел дело в Верховном суде касательно прав бездомных.
— И тоже выиграл? — скривив рот, спросил Райм.
— Он выигрывает все дела.
— Бред какой-то, — пробормотал Селлитто, рассеянно потирая пятнышко крови у себя на пиджаке. — Ты ведь просто ребенок…
Ошибка.
Женева сверкнула глазами и бросила раздраженно:
— Что, вы мне и позвонить не дадите? Даже заключенные имеют такое право!
Тяжело вздохнув, толстяк детектив указал на телефон. Девушка подошла к аппарату, заглянула в записную книжку и набрала номер.
— Уэсли Гоудз, — вслух проговорил Райм.
Женева склонила набок голову, ожидая, когда на другом конце снимут трубку.
— Учился в Гарварде. Кстати, вел одно дело и против армии. Что-то связанное с правами сексуальных меньшинств. — И дальше уже в трубку: — Могу я поговорить с мистером Гоудзом?.. Вы не передадите ему, что звонила Женева Сеттл? Я оказалась свидетелем преступления, и меня удерживают в полиции. — Она сообщила городской адрес Райма и добавила: — Удерживают против моей воли и…
Райм бросил взгляд на Селлитто. Тот закатил глаза и проговорил:
— Ну хорошо.
— Подождите минуточку. — Женева повернулась к возвышающемуся рядом грузному детективу. — Так можно мне в школу?
— Только чтобы сдать тест.
— Вообще-то у меня их два.