Страница 33 из 62
— Почему антропофагии?! Если найдется человек, который добровольно согласится…
— Быть съеденным?
— Ну что вы! Просто согласится уступить свое тело за определенное вознаграждение в пользу семьи, детей… Ведь у нас, в Гирляндии, ежегодно две тысячи человек кончают самоубийством. Это проверенные статистические данные. Из этих двух тысяч — да, да, я специально интересовался! — более половины совсем молодых людей! Зачем же им погибать так вот без толку, если они могут принести пользу семье, обществу, отчизне!
— К сожалению, я не могу с вами согласиться, ведеор гросс. То, что вы предлагаете, в тысячу раз хуже любого людоедства.
— Ну хорошо, хорошо! Я вижу, что переубеждать вас не имеет смысла! Но скажите, ведеор Шорднэм, вы не согласились бы проделать такое абсолютное переселение душ один-единственный раз, причем с полной гарантией, что уступающий свое тело пойдет на это не по социальным мотивам, а по причинам глубокой идейности? Я имею в виду совершенно конкретный случай. Помимо научного интереса, это принесет вам не менее пятидесяти миллионов чистого дохода!
— Я вас понимаю, ведеор гросс. Ваш конкретный случай — это вы сами и какой-нибудь юный служитель Гроссерии, доведенный вами до исступленного фанатизма. За пятьдесят миллионов суремов вы хотите купить себе еще одну жизнь? Не выйдет, ведеор гросс!
— Почему?! Я готов дать в десять раз больше. Подумайте! Не отказывайте мне так сразу! Я знаю, вы бескорыстны, но ведь полмиллиарда суремов! Сколько нищих и обездоленных вы сможете облагодетельствовать! Сколько новых могучих забастовок сможете организовать! Видите, я знаю про ваш подарок рабочим Куркиса Браска! Я все знаю, но я не угрожаю вам, я прошу, более того — умоляю вас принять от меня полмиллиарда суремов и дать мне новую жизнь!
— Извините, ведеор гросс. Я всегда считал вас умным человеком, и меня удивляет, как легко вы способны менять взгляды. Еще недавно вы угрожали профессору Нотгорну ультиматумом, готовились оклеветать его, опозорить и уничтожить!..
— Я все понимаю! Но я хочу жить! Я готов принять любые ваши условия. Вы не хотите моих богатств? Хорошо! А что вы скажете, если я публично отрекусь от бога единого и сложу с себя сан сына божьего? Ведь этим я подарю вам огромный политический козырь! Неужели и этого вам мало?!
— В настоящее время, ведеор гросс, это не может для нас иметь никакого значения. Религия все равно обречена на исчезновение, отречетесь вы от своего сана или не отречетесь. Поймите, нам вообще ничего от вас не нужно, и мы не хотим с вами иметь никаких дел!
— Это ужасно… ужасно… Ну, а в нормальном порядке, вот как вы с профессором, как Маск с Бондонайком, вы позволите мне поделиться моими признаками?… Ведь это уже не будет антропофагией, ведеор Шорднэм! Я умоляю вас!
— Признаки вашего сознания, ведеор гросс, не представляют ни малейшей общественной ценности. Мне жаль, что я вынужден вас огорчить, но бессмертие не для вас, ваша святость!
— Это ваше последнее слово?
— Да, больше я ничего не имею вам сказать.
Несколько минут Брискаль Неповторимый молчал, совершенно подавленный.
С трудом поднявшись, он медленно двинулся к выходу. Шорднэм тоже встал и, распахнув перед гостем дверь, крикнул в темноту коридора:
— Рульф, дружище! Проводи ведеора гросса к машине!
Выросший как из-под земли Рульф Эмбегер с преувеличенной услужливостью повел престарелого гросса из дому. Вскоре через открытое окно донесся стрекот автомобильного мотора, постепенно затихший в отдалении…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЧУДО В МАРАБРАНЕ
Я думал — ты всесильный божище,
а ты недоучка, крохотный божик…
Пришло лето.
На сардунских бульварах зацвели акации. Берега полноводной Лигары украсились десятками купален, в которых несметные толпы бронзово-смуглых людей искали спасения от убийственной жары.
Арса, любившая в прежние годы загорать и купаться, в этот раз вообще не выходила за пределы отцовской усадьбы. Дни она коротала у себя в комнате с книгой, при спущенных шторах, а по вечерам спускалась в сад подышать свежим воздухом.
Ее мучила безысходная тоска. Прошло больше месяца с тех пор, как она наскоро простилась с Рэстисом Шорднэмом в гостинице «Кристалл» и вернулась к отцу, и за все это время ее странный друг не порадовал ее ни единой весточкой. Первые дни Арса терпеливо ждала, понимая, что события в Марабране и в Ланке целиком поглощают Рэстиса. Потом она узнала из газет о том, что Профессор Нотгорн тяжело болен и что его перевезли из Ланка в лучшую клинику столицы. В душу ее снова вкрались сомнения, и она не могла решить, кого ей следует считать больным — настоящего профессора Нотгорна или Рэстиса Шорднэма, оказавшегося в дряхлом теле старика. У нее не было никаких веских доказательств, что бородатый гигант, уверявший ее, что он и есть настоящий Рэ Шкипер, не лгал ей. Арса загадала: если он не лгал, то, поместив старика профессора в больницу, обязательно навестит ее в Гроссерии. А если не придет, то, значит, он подло обманул ее, значит, он не бывший токарь Рэ Шкипер, а сам профессор Нотгорн, похитивший тело у ее доверчивого друга.
Бородач не пришел — ни в первые дни, ни в последующие недели. Уже уверенная, что ее жестоко обманули, Арса все же со дня на день откладывала посещение больницы. Мысль, что в ней умирает именно бедный Рэстис, страшила ее. А потом все кончилось: как взрыв бомбы, грянуло известие о смерти великого Нотгорна.
Хоронили ученого с большой помпой, хотя и без участия чинов Гроссерии. На этот счет в завещании Нотгорна было ясное и категорическое распоряжение: похороны должны быть гражданские, без религиозных обрядов. Брискаль Неповторимый выступил по этому поводу в Сарде с пространной проповедью, в которой простил гениального безбожника и заочно благословил его погребение в сардунском Пантеоне Гениев. На верующих это произвело очень глубокое впечатление, а вспыхнувшие было неприятные слухи о крайне отрицательном отношении усопшего ученого к гирляндской религиозной общине постепенно заглохли.
Церемонию гражданской панихиды Арса наблюдала по телевизору. С бьющимся сердцем выслушала она выступление Рэстиса Шорднэма и снова после этого несколько дней ждала, что он придет к ней. Но, как писали потом газеты, ассистент и наследник профессора Нотгорна сразу после похорон вернулся к себе в Ланк. Это было последним жестоким ударом.
Что же касается профессора Вар-Доспига, то он просто не замечал состояния дочери. Впрочем, он и не мог его заметить, так как редко бывал дома. Он на целые недели уезжал в Марабрану, где у него последнее время оказалась вдруг масса неотложных дел. В его отсутствие из Марабраны почти ежедневно поступали ящики с какими-то сложными деталями. Ассистент профессора доктор Канир руководил их доставкой в подземную лабораторию. В те редкие дни, когда профессор Вар-Доспиг приезжал из Марабраны домой, Канир вместе со своим шефом безвылазно пропадал в лаборатории, помогая при сборке поступивших деталей.
В промежутках между приездами шефа доктор Канир был мало занят. Отгрузив очередной ящик с деталями, он садился писать скучный доклад его святости гроссу сардунскому о ходе работ над созданием «материонного генератора» (так назывался в докладах гроссу специальный мезонный ускоритель, постепенно возникавший в лаборатории Вар-Доспига). Сочинив доклад, Канир отправлял его с монахом-курьером в канцелярию его святости, после чего либо просматривал от скуки старые научные журналы, либо уходил бродить по площадям и паркам Гроссерии. По вечерам же он бывал неизменным собеседником Арсы, которая терпела его, так как он не был назойлив и умел выслушивать ее жалобы…