Страница 23 из 55
– Ну-ну, каракатицы по небу летают, золото на бамбуке выросло. Таких сказок еще не слыхивал. Уведите! И выбейте из него признание для суда.
Двух часов прилежной работы палачей хватило, чтобы вырвать из дряхлого старца признание. Заодно пришлось ему признаться и в двух недавних невыясненных убийствах, а также взять на себя ответственность за все наводнения, землетрясения, эпидемии и неурожаи последних лет. Один из судей, правда, задумался было, с чего ограбивший сокровищницу злодей вздумал по собственной воле заявиться на место преступления. Но к чему лишние хлопоты, к чему зря ломать голову? Признание-то, вот оно, перед носом. Старика признали виновным по всем пунктам и насадили на кол через час после приговора.
Принцесса Кагуя навестила труп старика. Любуясь результатом своей милой шутки, она хлопала пухлыми ладошками и напевала сладким голосочком:
– Аи да выдумщица я! Постаралась я не зря!
Императрица перенесла на принцессу нежные чувства, которые питала к усопшему принцу Умаядо. Она обнимала ребенка, сажала его на колени, расчесывала длинные черные волосы, отливавшие всеми цветами радуги; ей приносили радость капризы избалованной девочки.
– Крошка моя, моя маленькая фея. Это боги наделили тебя такой красой. Ты блистаешь телесной красотой, как отец твой блистал красотой душевной. Ты свершишь великие дела, это твоя карма, твоя судьба.
Даже закоснелый циник Умако смягчался в присутствии принцессы, осыпал ее подарками и поцелуями. Кагуя морщилась, когда сухие губы старика касались ее сочных губок. Умако терял голову, околдованный этим волшебным явлением природы.
– Чудо… Чудо редчайшее! Мне хотелось бы пожить подольше только для того, чтобы увидеть, как ты расцветешь с возрастом, О тебе говорят повсюду, в семи провинциях и на континенте, в Хораи… везде. Сказочная краса!
Принцесса без особого труда поддерживала в Умако эту старческую влюбленность. Она вертела стариком как хотела, капризам ее не было конца.
– Дядюшка Умако, ты самый сильный господин в стране.
– Да, радость моя, это действительно так.
– Говорят, что тебя все слушаются, что ты можешь приказывать людям, зверям и деревьям…
– Ну, можно, конечно, и так выразиться.
– Дядюшка Умако, я хочу что-то такое… такое, чего мне не может подарить никто другой. Только ты.
– Правда? Одно твое слово, и самые драгоценные игрушки страны лягут к твоим ногам. Чего тебе хочется, сокровище мое?
– Песню ласточки.
– Пе… Песню ласточки?
– Да, песню ласточки. Кого я ни спрошу, все отвечают, что это невозможно. Невозможно! Но ты ведь так не скажешь, правда, дядюшка?
– Гм… Невозможно… Сложно… Может, лучше чего-нибудь сладенького? Или куколку красивую?
– Ну-у-у дядюшка… Какие люди, такие и подарки. Сладеньким меня любой может угостить.
– Сладенькое разное бывает. Таких сластей, как я. тебе никто не приготовит.
– Нет, нет, нет! Я хочу песню ласточки на ладошку!
– Дорогуша, у тебя такие желания… хоть бороду вырви. Когда ты пожелала шкуру самого редкого зверя, все охотники пустились бить оленей, барсуков, крыс… настоящую бойню учинили; шкуры снимали, трупы выбрасывали… А тебе все не нравилось. Злые языки болтают, что из-за тебя та эпидемия…
Кагуя исподлобья уставилась на Умако и перебила его:
– Значит, ты не можешь подарить мне песню ласточки. Значит, ты вовсе не такой могучий.
– Нет-нет, не смей так говорить, моя маленькая богиня. Я могуч, я всесилен, и ты получишь песню ласточки, головой клянусь.
– Ну, пока-то у тебя ее нету.
Кагуя с кислым видом отвернулась, а Умако понесся к своим советникам, которые в один голос заявили:
– Невозможно, великий министр. Такое под силу лишь божеству, да и то не каждому.
– Давайте сформулируем проблему иначе. Не будет у меня в кратчайший срок песни ласточки, сниму с вас шкуру. Заживо.
– О-о-о! – возопили советники. – Конечно, конечно найдем решение. Всегда можно найти какое-то решение.
– И каким же будет это решение?
– Решение? Э-э… Оригинальное. Оригинальная проблема – оригинальное решение. Иначе и быть не может.
– Советник, ответ твой скользкий, как задница подыхающего от холеры. Испытываешь мое терпение, а я никогда не славился этим завидным качеством. Смотри, выведешь меня из себя!
– Сжальтесь, великий министр, позвольте продолжить. Я слышал, что песню ласточки возможно уловить… э-э… в момент, когда она исходит из клюва птицы. Э-э… в момент, когда ласточка ранним утром покидает свое гнездо, проснувшись, оправляет перышки, только тогда она издает определенную последовательность звуков: чи-вить, чи-вить!
– Ладно, ладно, кончай изображать шута. Продолжай.
– Если человек в этот момент окажется вблизи ее клюва, у него будет возможность уловить эту песню. Но операция эта весьма деликатная, трудоемкая, на одну удачу приходятся тысячи неудачных попыток.
– Ты, стало быть, это слышал своими ушами?
– Да… давно… когда-то… кажется… Но повторяю, очень-очень сложная операция.
– Можно упростить. Мотивация требуется. Унция золота тому, кто добьется успеха, а неудачнику – топор.
Каждое утро какой-то несчастный прислужник дома Сога отправлялся на охоту за песней ласточки и к обеду лишался головы. Слетели уже тринадцать голов, Умако улавливал все более мрачные взгляды своих подданных, а принцесса Кагуя мямлила при его приближении:
– Дядюшка, я не хочу казаться назойливой, но песню ласточки мне хотелось бы получить до того, как я сама стану тетушкой. Или бабушкой.
– Да-да, сокровище мое, еще несколько дней… Потерпи немного.
И он накидывался на советников, осыпая их ругательствами и угрозами.
– Бездарные твари, единственный раз о чем-то попросил – и вот…
– Господин, при всем уважении… Легче уловить пламя из пасти дракона. Что за блажь, требовать невозможного!
– Это желание принцессы Кагуя. Ты, ничтожный червяк, осмеливаешься противоречить имперской принцессе?
– Как можно противоречить там, где дело пахнет колом! Ни в коем случае, господин, никаких возражений. Но я давно уже хотел просить вас об отставке, о позволении удалиться в мои земли Цукуси, где меня ждут и где пригодится мой мозг, пока неплохо работающий, в отличие от некоторых других…
– Сгинь, предатель! Катись отсюда, без тебя обойдусь. Я сам займусь этим вопросом.
И старый маразматик кликнул слуг для подготовки к решающей фазе операции. На следующее утро, когда солнце еще только собиралось появиться из-за восточных гор, Умако уже ждал под гнездом ласточки, прилепившимся к крыше дворца. Поскольку старческие хвори лишили бывшего могучего воина возможности плясать на канате страстей, слуги на скорую руку соорудили плетеную корзину, в которой господина надлежало поднять к месту его предстоящего подвига.
Умако повис перед гнездом, вцепившись в свой воздушный корабль, заклиная и проклиная всех духов, как добрых, так и злых.
– О, как высоко, полсотни пядей, не меньше… – ворчал великий министр. – Эй вы, внизу, осторожнее, не дергайтесь… Пьяные вы, что ли? Это вам не паланкин таскать… Ох, да и холодно здесь…
Потом Умако столь же сердито обратился к ласточке:
– Ну, ты, воробей двухвостый, сколько можно дрыхнуть? Просыпайся и открывай свою здоровенную пасть.
– Тю? – донесся из гнезда вопрос удивленной птицы, столкнувшейся нос к носу с громадным двуногим чудовищем и тут же зажмурившейся от страха.
– Тю-тю…
– Пой, не так уж и сложно, какую-нибудь простенькую песенку. Ля-ля-ля… Давай!