Страница 7 из 24
Йелластон поднимает палец, предупреждая Фоя. Оба командира-разведчика бесстрастны, словно статуи.
– Двое из экипажа сочли, что могут спокойно снять скафандры. — Лори глотает слюну. — Командир Ку… не согласился. Однако он поступили по-своему. Потом они… не хотели возвращаться в ракету. Им захотелось разбить отдельный лагерь. — Она с мольбой смотрит на своего мучителя. — Поймите, планета — очень приятное место, а мы так долго оставались на корабле…
Фой чует поживу и обнажает клыки.
– Вы хотите сказать, что командир Ку снял скафандр и заболел?
– Нет! Просто вышел… спор, — с трудом выговаривает Лори. — Он получил повреждение в области гортани. Поэтому и… — Лори ерзает чуть не плача.
Йелластон встает, оттирая Фоя от микрофона.
– Все понятно, доктор, — спокойно произносит он. — Я понимаю, с каким трудом вы прошли это испытание после геройского возвращения на базу. Теперь, насколько я понимаю, мы располагаем полной картиной…
Фой не верит своим ушам. У Эрона спадает пелена с глаз. Китайская сверхчувствительность, нежелание выносить сор из избы… Вывод напрашивается сам собой: команда Ку раскололась, поэтому кто-то и стер всю память на корабле-разведчике.
Вот, значит, к чему сводится тайна Лори! Эрон переводит дух, чувствуя эйфорическое облегчение. Все прояснилось.
Однако капитан Йелластон, специалист по разгадыванию скрытых смыслов, не торопится.
– Как мне представляется, доктор, ситуация быстро разрядилась благодаря решению командира Ку приступить к колонизации и его уверенности, что вы передадите отчет командира для дальнейшего препровождения на Землю.
– Да, сэр, — благодарно шепчет Лори. Она все еще дрожит: всем известно, как ее огорчает любое насилие. — Понимаете, даже если б со мной что-нибудь случилось, вторую половину пути корабль прошел бы в автоматическом режиме и в любом случае достиг цели. Вы же его перехватили.
Она оставляет за скобками, что потеряла сознание из-за кровотечения в двенадцатиперстной кишке к тому моменту, когда сигнал «Чайной розы» пробился сквозь помехи, создаваемые солнцами Цен тавра. Дону и Тиму потребовался целый день, чтобы отыскать ее доставить на базу. Эрон смотрит на нее с любовью. Сестренка, суперженщина! Способен ли он на такое? Лучше не спрашивать.
Он радостно слушает, как Йелластон завершает допрос несколькими безобидными вопросами о спутниках планеты и приоткрывает свой экран, чтобы засвидетельствовать благодарность Лори. Фой все еще моргает, оба командира-разведчика выглядят, как два тигра, которых извели щекоткой. Благодатная планета! Они милостиво кивают Лори и смотрят на Йелластона так, словно тот может дать зеленый сигнал одним мановением руки.
Йелластон просит Эрона подписать медицинское заключение о завершении карантина. Эрон подтверждает отсутствие отклонений, что означает: конец ограничительного режима. Соланж снимает с Лори провода. Уходя, Йелластон бросает на Эрона невыразительный взгляд, который тот легко читает: капитан, как обычно, ждет его вечером у себя в каюте.
Эрон наливает себе горячего напитка и идет с чашкой в каюту, чтобы сполна насладиться свершившимся. Лори сделала великое дело. Она была потрясена скандалом среди китайцев (они составляли костяк экипажа «Чайной розы», отсюда и неформальное название разведчика). В детстве она не выносила любого насилия, даже увлечения старшего брата грубой игрой — хоккеем. Теперь она выросла и не допустила просачивания неприятных подробностей в официальный отчет, чтобы не бросать тень на экспедицию. Фой — неисправимый болван. «Ты была на высоте, сестренка, — говорит Эрон, мысленно обращаясь к ней. — Обычно ты не столь снисходительна к нашему несовершенству».
Ему чудится ее загадочная улыбка. Кажется, обычно она не так заботилась о безупречности чести мундира. Эрон хмурится.
Если начистоту, то Лори НИКОГДА не снисходила к людским слабостям. В ней не было ни капли дипломатичности. Если бы не его старания, Лори угодила бы в центр коррекции личности с ожогом коры головного мозга, а не на этот корабль. Неужели год одиночества так преобразил ее?
Эрон погружается в тягостные размышления; он не верит в чудеса. Чтобы Лори сознательно лгала ради сохранения видимости единства? Он качает головой: маловероятно. В голову лезет непрошеная мысль: своим поступком она действительно кого-то — или что-то — спасала. Неужели речь шла о доверии к ней самой! Предположим, свара между китайцами действительно имела место. Не воспользовалась ли этим Лори, чтобы намеренно заставить Фоя вытянуть из нее эту историю и таким образом объяснить дефекты записи? Чтобы успешно пройти испытание на аппарате Фрэнсиса Ксавье Фоя? У нее было время, чтобы продумать все до тонкостей, уйма времени…
Эрона пробирает дрожь. Он выскакивает из каюты и сталкивается с Лори, которая тоже вышла в коридор.
– Привет! — Она держит какую-то сумочку. Эрон вспоминает о камерах над головой.
– Рада, что выходишь? — кисло осведомляется он.
– Я не против испытания. — Она морщит носик. — Рациональная предосторожность, с точки зрения безопасности корабля.
– Ты как будто стала более… терпимой.
– Верно. Ты не знаешь, когда капитан Йелластон намерен приступить к изучению привезенного мною образца?
– Не знаю. Наверное, скоро.
– Это хорошо. — Его выводит из себя ее веселый взгляд.
Он проходит по коридору, погруженный в свои мысли. В журнале значатся еще три жалобы на бессонницу; не спится уже четверым. Элис Берримен, канадка, отвечающая за питание, страдает желудком; Ян Инг, ксенобиолог, мучается болями в кишечнике; у заведующей складом Мириам Штайн мигрень; у Ван Вала, бельгийца химика, снова спазмы в спине. Заведующий фотолабораторией, нигериец, жалуется на усталость глаз, его русский ассистент сломал большой палец на ноге. Плюс перелом кисти у Гомулки. Тот, кого он ударил, не обращался за помощью, разве что он сам сломал Павлу палец на ноге. Для «Кентавра» — это очень длинный список обращений к врачу; наверное, виной всему охватившее команду возбуждение.
В дверях изолятора появляется Соланж. В руках ее — ворох распечаток.
– Нам предстоит много работы, Эрон. Тиг остается? Ты лучше знаешь историю его болезни.
Просто поразительно, какую силу демонстрируют некоторые маленькие женщины. Она как раз из таких соблазнительных крошек. Он знает, что не должен усматривать таинственности и очарования в ее способности устранять любые неисправности в электроприборах, но ничего не может с собой поделать.
– Тиг чахнет, Соли. Может, ты или Билл прогуляетесь с ним, чтобы он встряхнулся. Ни на минуту не оставляйте его одного.
– Знаю, Эрон. — Она по привычке краснеет, но не перестает расставлять приборы. — Знаю.
– У тебя самой нет тревожных симптомов? Может, нехорошие сны?
– Только о тебе. — Она подмигивает, с чувством захлопывает шкаф и подходит к нему вплотную, чтобы погладить по голове. Он благодарно гладит ее бедра.
– Как я по тебе соскучился, Соли!
– Бедненький Эрон! Увы, сейчас у нас большое собрание внизу. Уже через двадцать минут. Ты должен помочь мне с Тигом.
– Все верно. — Он с сожалением расстается с ней.
Он возвращается в состояние относительного равновесия и спускается вниз, на так называемую Лужайку, где гравитация почти не отличается от земной. Конструкторы «Кентавра» задумали Лужайку как центр всего корабля. Здесь действительно очень приятно находиться. Эрон с наслаждением обходит оливковое дерево и оглядывает пространство, усаженное зеленью с фермы. Сотрудники Кавабаты не сидели сложа руки.
Услышав голоса и музыку, он с непривычки пугается. Игра лучей света и теней скрадывает силуэты людей, которых собралось уже очень много. Лучше всего видны ноги, самих обладателей которых нелегко разглядеть. Он не присутствовал при таком скоплении, народа с самого Дня невесомости, их ежегодного праздника, когда вращение «Кентавра» и открывались иллюминаторы в полу. Впрочем в последние годы люди предпочитали не скапливаться, а любоваться зрелищем поодиночке. Сейчас они собрались вместе, оживленно переговариваясь и стараясь подойти поближе к экрану. Эрон идет следом за Мириам Штайн и оказывается перед великолепными снимками.