Каиново семя

Гуляеву смиренное поведение первого лица области чрезвычайно польстило.

- Что ж, мы всегда готовы идти навстречу власти. Присаживайтесь, прошу вас. И, раз уж вы торопитесь, позвольте мне, как говорится, сразу взять быка за рога. У меня есть сведения, что именно вы, Виктор Павлович, склонили Виталия Желнина пойти в личные помощники к вашей супруге. Посулили парню обеспечить его профессиональную карьеру, соблазнили деньгами... Некрасиво получается, господин губернатор. Вы ведь знали, какие, с позволения сказать, обязанности исполнял он при вашей жене?

Трудно поверить, но на щеках Турусова (бывшего комсомольского вожака, бывшего партийного номенклатурщика, человека, дважды прошедшего сквозь огонь, воду и медные трубы губернаторской избирательной кампании) обозначился румянец.

- Знал. Не тогда, конечно, когда уговаривал Виталия... но потом узнал. Альбина не считала нужным скрывать свои... отношения с молодым человеком. Да что там, афишировала их. А я притворялся слепым идиотом. Не знаю, поймете ли вы... Альбина уже много лет была для меня не женой, а ребенком. Безнадежно больным, безнадежно испорченным, капризным, вздорным, несносным, но родным. Я не помню, когда в последний раз переступал порог ее спальни. Не мог себя заставить. Конечно, если бы она хотела... Но она не хотела. Никогда, даже в первые годы нашего брака. А я любил ее до безумия, любую ее прихоть, любой каприз исполнял, чего бы мне это ни стоило. Знаете, смертельная болезнь возлюбленной придает чувству ни с чем не сравнимую остроту. "Историю любви" помните? Но, конечно, в нашем случае болезнь тянулась слишком долго. Острые чувства столько не живут. Либо умирают, либо трансформируются. Мое трансформировалось. Из любящего мужа я превратился в чрезмерно снисходительного отца. Снисходительного, по большей части, из жалости, но еще и от лени и жажды покоя. Теперь вам понятно, почему я ничего не предпринимал в отношении Виталия?

"Играет, - подумал Гуляев. - Но играет талантливо".

- Я понимаю, что вы хотите мне внушить, - сухо сказал он. - Но, как говорится, свежо предание, да верится с трудом. Допустим, вы действительно не питали к супруге нежных чувств. Но тот факт, что она открыто сожительствует с молодым любовником, не мог не отразиться на вашем реноме. Простите, буду говорить открытым текстом, без эвфемизмов. Репутация рогоносца, да еще рогоносца, который платит содержание альфонсу жены, несомненно, вредила вам как политику, а вы, вероятно, собираетесь через через два года избираться на третий срок. Поэтому, думается мне, вы несколько исказили истину, сказав, что ничего не предпринимали в отношении Виталия. Вам известно, что Желнин убит?

Турусов пошел пятнами.

- Нет... Я не знал... - Он пошарил в кармане пиджака и достал упаковку нитроглицерина. Надорвал, сунул капсулу под язык. При этом пальцы его подрагивали. - Как? Когда?

"Опять играет или вправду прихватило?" - встревожился Гуляев.

- Вам плохо? Я позову вашего человека?

- Благодарю вас. Мне уже легче. Только прошу вас, не нужно больше этих дешевых эффектов. Я уже не молод и недавно пережил смерть жены. Могу я узнать, когда убили Виталия?

"Прикидывался. Тянул время, чтобы взять себя в руки, - решил Сергей Владимирович. - Ишь, как заговорил по-хозяйски. Игры в демократию кончились?"

- Вчера утром. Приблизительно в то время, когда к Желнину приезжал ваш шофер.

- Я же просил вас!..

- Но это правда. Желнин скончался между шестью и девятью утра. Ваш шофер вошел в его подъезд в половине седьмого. Это вы его послали?

- Оставьте свои намеки! Да, шофера послал я. Попросил привезти ко мне Виталия. Мы должны были решить один вопрос. Финансовый. Я платил Виталию что-то вроде страховки на случай, если они с Альбиной расстанутся врагами и она запретит мне принимать в нем участие. Тогда он оставил бы деньги у себя и открыл бы свое дело. Если бы у нее не было к нему претензий, он вернул бы их мне, а я устроил бы его на хорошую должность в свою фирму. Таков был договор. Вот я и хотел узнать, каков его выбор. Но Семен вернулся один, сказал, что Виталия нет дома. Во всяком случае, в квартире было тихо и ему не открыли. Да вы сами подумайте: стал бы я посылать шофера на мокрое дело? Если бы мне понадобилось кого-нибудь убить, уж, наверное, я бы сообразил обратиться к специалисту! А он не поперся бы к жертве на моей машине, да еще в такой час, когда полгорода собирается на работу!

- Ну хорошо, положим, вы меня убедили. Если какие-то сомнения и остались, то сейчас мы их разбирать не будем, иначе вы опоздаете на встречу. Последний вопрос: у Желнина с вашей супругой были какие-то секретные дела. Не амурные. Альбина Николаевна трижды вызывала его к себе в больницу, и они запирались в палате, выпроводив сиделку. Однажды Альбина подняла крик, сиделка подбежала к дверям и услышала часть разговора. Ваша жена дала Виталию некое поручение и негодовала оттого, что он тянет с исполнением. Вы не знаете, что за поручение?

- Нет, - твердо сказал Турусов и тут же встал. - Жена давно не посвящала меня в свои дела. Если позволите, я пойду. Пора.

"Врет. Определенно врет", - решил Гуляев.

В тот день Сергею Владимировичу предстоял еще один допрос - Оксаны Вольской. Он долго тянул с ее вызовом в прокуратуру, но в конце концов решил, что откладывать больше нельзя, - прокурор в любой момент мог затребовать материалы дела на проверку, и его, несомненно, насторожил бы факт, что единственная подруга убитой, к тому же владелица клиники, где произошло убийство, до сих пор не дала официальных показаний. Не мог же Гуляев сознаться ему, что не торопится с допросом из дружеских чувств к бывшей однокласснице, по ее личной просьбе!

Когда она вошла в кабинет, организм Гуляева выкинул странный фортель. Взглянув на ее осунувшееся напряженное лицо с запавшими глазами и обострившимися скулами, Сергей Владимирович ощутил одновременно всплеск охотничьего азарта и болезненное сострадание. Ему почудилось, будто по сердцу полоснули бритвой и рассекли его надвое, причем обе половинки функционируют теперь совершенно независимо друг от друга. Одна учащенно забилась в радостном предвкушении момента истины, другая сжалась и замерла от страха за дорогую ему женщину.

Да, именно в эту минуту Гуляев понял, что Оксана ему дорога. Это чувство не поддавалось рациональному объяснению. До недавней встречи они не виделись лет тридцать, они никогда не были друзьями, он даже не мог сказать, что был влюблен в нее в школе (хотя теперь ему мнилось, будто нечто похожее на влюбленность его тогда посетило, просто он по наивности этого не понял). Их последний разговор тоже не способствовал сближению. И все-таки он пошел, этот непостижимый процесс настройки одной души на другую.

Вольская поздоровалась, села и посмотрела выжидательно. Сергей Владимирович все никак не мог собраться с мыслями и заговорить. Злился на себя за это мнимо-многозначительное молчание, понимал, что выглядит идиотом, но слишком уж потрясло его неожиданное открытие и странное расщепление личности. Прошла, наверное, минута, прежде чем ему удалось взять себя в руки.

По-видимому, следователь в нем взял верх, потому что начал разговор он ("Кретин! Кретин!") сугубо официально:

- Оксана Яновна, я пригласил вас, чтобы оформить ваши показания под протокол. Вы не будете возражать, если наша беседа будет записываться на магнитофон?

- Не буду, - ответила она сдержанно, никак не проявив своего отношения к его перевоплощению в образцового чинушу.

Первая часть допроса прошла довольно гладко. Вольская ответила на вопросы о пропускной системе в клинике, кратко охарактеризовала персонал службы охраны, перечислила меры, принимаемые для безопасности особо важных пациентов, рассказала о своих непростых взаимоотношениях с Альбиной, представила алиби на момент убийства и назвала людей, которые могли его подтвердить. Потом Сергей Владимирович резко поменял тему ("Давай, давай, испытывай на ней свои полицейские штучки, казенная душонка!"):