Страница 13 из 55
— Прекрасно, — сказал я. — Теперь объясните мне, бога ради, что происходит с Некером? Почему о том, что он пьянствует, и, судя по всему, беспробудно, я узнаю от первого встречного? И, между прочим, мне очень не понравилось, что я узнал о нем от первого встречного, — что-то я не верю в такие случайности…
— Да? А от кого?
Я сказал.
— Ну, это вы зря, Пентанер — человек приличный. Просто работа у него такая — встречать приезжающих. Вот вам и случайность. А что до Некера… Откуда мы знаем, игра это или он действительно бросил дела и пьянствует? Я не могу поверить…
— Резонно, — сказал я. — Простите. Я знаю Некера четырнадцать лет и потому не могу поверить… Правда, я о Лонере помню. Зипперлейн, у вас есть дети?
— Моим уже за тридцать.
— Наверное, следовало спросить о внуках…
— Один внук пяти лет.
— И?
— Да, — сказал он. — Ретцелькинд.
— И что вы обо всем этом думаете?
— Я боюсь. Бояться вроде бы стыдно, но я боюсь.
— Понимаю.
— Ничего вы не понимаете, — сказал он. — Извините, полковник, но чтобы понять нас, нужно побывать в нашей шкуре. У меня почти тридцатилетний стаж, четыре ордена и четыре раны, но сейчас я боюсь — до боли, до дрожи. Вы представляете, что это такое — жить в городе, который вот уже третий месяц бомбардируют, кажется, все метеориты Солнечной системы. А ночью — северные сияния, миражи. Да-да, даже миражи ночью бывают… И еще многое. Любое из этих явлений природы имеет свое материалистическое, научное объяснение, но ни один ученый не может объяснить, почему все это сплелось в тугой узел именно здесь. А ведь метеориты и прочие оптические явления — лишь верхушка айсберга, безобидные декорации сцены, где разыгрываются кошмары… Да, мы боимся.
— Вы можете кратко объяснить, что происходит с детьми?
— У вас у самого есть дети?
— Нет.
— Плохо, — сказал он. — Будь у вас дети, вы быстрее поняли бы. Дело в том, что наши дети, я имею в виду ретцелькиндов, словно бы и не дети. Вот вам и квинтэссенция. Словно бы они и не дети.
— Преждевременная взрослость? Вундеркинды?
— Да нет же, — досадливо поморщился Зипперлейн. — Вот видите, вы не поняли. Вундеркинды — это совсем другое. Пятилетние поэты, шестилетние математики, семилетние авторы поправок к теории относительности вписаны в наш обычный мир, вписаны в человечество, если можно так выразиться. Ретцелькинды — другие. Словно бы среди нас живут марсиане — со своими идеями, со своей системой ценностей и стремлениями, о которых мы ничегошеньки не знаем и не можем узнать, потому что они с нами об этом не говорят! Ну не могу я объяснить! Речь идет о явлении, для которого нет терминов, потому что ничего подобного прежде не случалось. Вы только поймите меня правильно…
— Понимаю, — сказал я. — Пойдемте.
Зипперлейновская малолитражка была старомодная, опрятная и подтянутая, как старый заслуженный боцман перед адмиральским строем. Мы уселись.
— Что мне сказать Анне? — спросил Зипперлейн.
— Моя будущая хозяйка?
— Да.
— А вы чистую правду говорите, — сказал я. — Приехал человек из столицы, хочет разобраться в ситуации.
— Что делать с Некером?
— Ничего, — сказал я. — Мы с вами оба ниже его по званию, его полномочий никто не отменял. Пока мы не убедимся, что дело неладно…
— Вы не допускаете, что он мог докопаться до сути?
— Еще как, — сказал я. — Это — Некер. Это — сам Роланд. Вполне возможно, что в вашем городе есть и другие люди, докопавшиеся до сути. Вопрос первый: если они есть, почему они молчат? Вопрос второй: почему Некер, если ему удалось докопаться до сути, ударился в загул?
— Может быть, на него так подействовала истина.
— Стоп, комиссар, — сказал я. — Я не знаю истины, способной выбить из колеи Лео Некера. Нет таких истин, не было и не будет. Если бы вы знали его так, как знаю я, подобные мысли автоматически показались бы вам галиматьей и ересью низшего пошиба. Это один из моих учителей, это один из тех, кто являет собой легенду Конторы, мифологию внутреннего употребления…
— Вам виднее, — сказал он. — Я всего лишь полицейский. Однако при столкновении с чем-то качественно новым прежние критерии могут оказаться устаревшими…
— Как знать, как знать, — отделался я универсальной репликой.
Зипперлейн неожиданно затормозил, и я едва не вмазался носом в стекло.
— Совсем забыл, — он виновато почесал затылок. — Дальше — только для пешеходов. Можно в объезд. Или пройдемся? Всего три квартала.
— Давайте пройдемся, — сказал я. — Как два перипатетика.
Я взял чемодан, Зипперлейн запер машину, и мы тронулись. Голуби, разгуливавшие по мостовой, недовольно расступились перед нашими ботинками. Настроение у меня портилось. Когда впереди показался броневик, оно упало едва ли не до абсолютного нуля.
Видимо, запрет автомобильного движения на броневик не распространялся. Он стоял у кромки тротуара, высокий, зеленый, на толстых рубчатых колесах, чистенький, словно только что вышедший из ворот завода. На броне у башенки сидел сержант и что-то лениво бубнил в микрофон, двое солдат в лазоревых касках стояли у колес, держа свои автоматы, как палки, и откровенно скучали. Здоровенные такие румяные блондины, от них за версту несло фиордами, набережной Лангелиние, Андерсеном и троллями. Мимо, обогнав нас с Зипперлейном, прошла девушка в коротком желтом платьице, и потомки Эйрика Рыже синхронно повернули головы ей вслед.
Мы миновали броневик, и я увидел их четвертого, лейтенанта, он стоял вполоборота к нам, смотрел на противоположную сторону улицы, и его расслабленная фигура была исполнена той же безнадежной скуки. Я взглянул на него пристальнее и тут же отвел глаза. Хорошо, что Зипперлейн заслонил меня.
С о в е р ш е н н о с е к р е т н о. С т е п е н ь А-1.
Полковник Конрад Чавдар. Родился в 2008 г. В 2026–2029 гг. служил в авиадесантных частях войск ООН. В 2031-м закончил военное училище «Статорис» (факультет общевойскового командования). В настоящее время командир полка специального назначения «Маугли». Четыре международных и три национальных ордена. Женат. Сын.
Теперь прибавились дополнительные загадки. Конрад, я знаю, скромный человек, но не настолько, чтобы на операции переодеваться в форму обычной бронепехоты с погонами младшего по званию. Следовательно… Следовательно; экипаж этого броневика весьма квалифицированно валяет ваньку, изображая скучающих новобранцев. А на самом деле это — полк «Маугли», профессионалы, элитная ударная группа по борьбе с терроризмом. От страха их сюда послали, что ли? Совет Безопасности напуган здешними чудесами, и потому… Или назревает что-то серьезное?
— В городе все спокойно? — спросил я. — Нет, я не о ретцелькиндах. В других отношениях.
— Кажется, спокойно.
Черт бы тебя побрал, выругался я про себя, ты что, не помнишь, какие люди сворачивали себе шею из-за того, что лишний раз произнесли или подумали слово «кажется», очень уж положились на его обманчивую гибкость?
— Как вы носите пистолет, Зипперлейн?
— Как большинство — в «петле». Но чаще не ношу. Я уже пожилой человек…
— А вы, часом, не фаталист?
— А вы?
— Когда как, — сказал я чистую правду.
— Этот город способен сделать вас фаталистом.
— Ну да, — сказал я. — За день выпадает уйма, метеоритов, и ни один еще не упал кому-нибудь на голову. Это убеждает.
— Вы злитесь?
— Честное слово, не на вас, — сказал я. — Вы же умный человек, комиссар. Я немножко злюсь на людей, которые далеко отсюда. Ради чистоты эксперимента меня сунули сюда, абсолютно не проинформировав. Я все понимаю, метод «контрольный след» сплошь и рядом дает неплохие результаты, но могу я выругаться хотя бы мысленно?
— Да… — сказал он. — Что я еще могу для вас сделать?
— Оставьте на почтамте свой адрес. Вот, пожалуй, и все. Разве что… Вы меня не проинструктируете?