Явление Зверя

— Нет меры моей признательности тебе, о герой славнейший из славных. Не ведал ты, кого поразил нынче. Казнил смертью моего лютого обидчика, никто другой, как Скорена разрушил отчую крепость, осиротил меня. Все мои беды через него проистекали. Отомстил ты за меня, за весь мой клан. Прими мою клятву вассальную. Я, дочь последнего сенешаля и все мои кланщики, кто жив остался, отныне признают в тебе единого нашего лорда, властелина тел наших и душ. Клянусь тебе в верности, до смертного часа покоряться воле твоей, мой сеньер. — И опять трижды склонилась.

— Да встань, Гильда. Не надо. — Не встану, пока не дашь своего согласия. — Твердо произнесла Гильда.

— Да какой из меня лорд, сама посуди?

— Самый что ни на есть настоящий. Не бесчесть меня. На, — Гильда протянула Сигмонду подаренный им кинжал, — лучше убей. Не было в ее речах шутки, не ради красного слова было это говорено. Смотрела серьезно. Серьезны были и Волки, наблюдающие эту картину.

Сигмонд понятия не имел, каким образом надлежит принимать васслальную присягу. На всякий случай поднялся, опустил ладонь на Гильдину голову.

— Беру тебя и клан твой под свою руку. — И вспомнив древнюю формулу, — Ты уйдешь, когда захочешь, а я тебе помогу, когда будет нужно. Если ты завязнешь в грязи, я сойду с коня. — Придумать большего он был не в состоянии. Но видимо Гильда большего и неожидала, совершенно удовлетворившись услышанным, облобызала лордову длань, трижды поклонившись, встала. Глаза ее лучились счастьем. Волки, обрадованные таким разрешением, вскочили со своих мест, заздравицы лорду Сигмонду прокричали.

Встала Гильда, отошла в сторону, села рядом со своим лордом. Вышел в центр круга юный воин и поведал своим однокланщикам, как спас Сигмонд его с отцом вместе от верной смерти у дороги, что ведет от Блудного Бора в торговое село. Говорил юноша красноречию необученный, к стихосложению непривычный, языком обыденым, без велиречивости. Рассказывал без краснобайства, как было, без поэтических метафор и былинных гипербол, ничего не скрывая, ничего не преукрашивая. Но и это удивительно слушать было. И тут подвиг Сигмонда заслужил всеобщее признание и благодарность.

Юношу сменил другой, тоже Сигмонду уже знакомый, кланщик. Еще не зажили раны от вражеской стали, от злых звериных зубов. Кровавые повязки свидетельствовали об этом. Поведал он, как освободил Сигмонд Волка из позорной клетки Скорениной, избавил от глумливой погибели в замке Грауденхольд, как поразил старшего Скорену. С замиранием сердца слушали люди удивительную историю. Поражались благородству витязя — не тронул спящего, только оставил грозное предупреждение — шкуру волчью. Не прислушался надменный лорд, вот и нет его более на белом свете, отправился в сумеречные миры, обители грешных душ. Сидящие среди Волков люди других кланов, бывшие узники передвижной тюрьмы, улыбались, согласно головами кивали, подтверждали сказанное.

Вышел третий воин и рассказал о сегодняшней битве. Хоть и немало было уже о ней говорено, все благовенно слушали этот рассказ, для этого и собрались здесь у праздничного костра.

Рассказ прерывался восторженными криками, возгласами одобрения. Снова участники сражения чувствовали себя на славном сегодняшнем поле боя. Снова переживали яростный азарт сечи, радость великой победы. А небывшие там, представляли себе своих мужей и братьев бьющихся с заклятым недругом и побеждающих. Представляли грозную силу витязя с лапкой Кролика, как рубит он насмерть Скорену, как ведет Волков к ратной славе.

Затихли радостные крики. Поднялся Ингренд, сам вышел в центр.

— Кланщики, Сыновья Серой Волчицы! Есть ли кто могучее витязя Небесного кролика, лорда Сигмонда?

— Нет! — Дружно ответили Волки.

— Есть ли кто славнее его?

— Нет!

— Есть ли кто благороднее его?

— Нет!

— Как мне быть, о Волки?

— Моли его! Подошел старик к витязю, преклонил колено. Как и Гильда трижды склонился.

— И мы, Волки, просим тебя быть нашим лордом. Прими нашу клятву вассальную. Не откажи нам.

Медленно поднялся Сигмонд. Взгляд его был задумчив и строг. Это был уже не формальный акт. Полторы сотни человек ждали его слова. Выбор был тяжел. Впрочем нет, небыло никакого выбора.

Твердо шагнул к старейшене, положил руку на седые волосы.

— Ингренд, вождь клана Серой Волчицы, я лорд Сигмонд витязь Небесного Кролика беру вас под свою руку. Пусть эти холмы и небо будут тому свидетелями. — И подойдя к древнему стягу сам опустился на колено, поцеловал ветхое полотнище.

Торжественно вышли заслуженные воины, вынесли бережно сохраненный, из пламени разоряемого замка вынесенный, венец старинный лордовский. Возложили на Сигмонда голову. И тогда снова ущелье заполнил торжествующий клич.

Но не вышел из круга убеленный сединами Ингренд, так сказал:

— Велик и неоплатен мой долг перед тобой, о благородный витязь, мой лорд. Благостью Бугха, одарила мня супруга тремя сыновьями. Да тонки оказались у двоих из них нити Судьбы. Порвались бы, не укрепи ты их своею силою и геройством. Кровь смывается только кровью, смерть искупается смертью, а за жизнь — одною только жизнью и отблагодарить можно. Пусть же спасенные тобой Ингрендсоны верой и правдой служить одному тебе будут.

Встала сребнокудрая его подруга рядом.

— Одному тебе, мой лорд , благодарна, что не во вдовьем трауре встречаю я этот великий день. Не веселиться бы мне у праздничного костра, когда бы не отвратили смерть благородные твои мечи от моего супруга. Пусть же и третий мой сын за жизнь своего отца тебе служит.

— Мудро сказала, — согласился Ингренд. — Да будет так.

— Сыны мои, отныне не я властен над вами, но Сигмонд наш избавитель. Не посрамите мои седины, весь наш славный клан. Будте в бою опорой витязю. Примите на себя булаты, на Сигмонда обращенные, пусть живым и невредимым выходит он из кровавых битв. Ну, а если суждено ему пасть в неравной схватке, то вынесите тело из боя, свершите погребение по обряду. Положите рядом мечи и доспех, чтоб волшебное это оружие не досталось недостойным, чтоб явился он в Валгалу во славе своей, чтоб лесные звери не изъели благородное тело, чтоб враги не изглумились. Да будет так.

— Да будет так. — Хором ответили братья, поясно поклонились отцу, поклонились матери и подошли к Сигмонду. За его спиной стали, мечи обнажили, как годилось теперь им — гридням, жизнью и смертью власного над ними, господина.

И до поздней продолжался славный пир. Опять звенели кубки, брызгало соком мясо. Звучал смех и песни. Танцевали кланщики древние свои танцы.

Только под уторо усталые люди полегли спать. И тогда Гильда c Сигмондом познали счастье. А звезды бледнели и кровавилось зарею небо за вершинами холмов, но спящие не видели эту недобрую примету.

И хорошо.

Вопреки ожиданиям Сигмонда в этих холмах оказалось текли богатые ручьи, и утром подали путникам большое блюдо с крупными вареными раками. Сигмонд в еде не привередливый, на этот раз кушать их наотрез отказался.

Глава 14. Д-Р АМАТОР (ПОСТИНЦИДЕНТ) [14]

У генерала Зиберовича весь день болела голова. Он уже выпил три таблетки аспирина, но боль не утихала, а по дороге домой она разъигралась еще сильней. Он был зол на фармацефтов, подозревая их в воровстве. Он был зол на Дубненский Научный Центр. Он был зол на весь мир.

Вот поганцы, — думал генерал, — сколько денег угрохали, в старые, добрые времена можно было сотню водородных бомб изобрести. А они сотворили какую-то дурацкую установку, чтобы посылать кроликов в иные пространственно-временные континуумы. Главное, что ему, генералу Зиберовичу, совершенно непонятно, где находятся эти треклятые континуумы. А какой-то нахал, возомнивший себя Джеймсом Бондом, Рэмбо и Терминатором в одном лице, из хулиганских побуждений лажает всю систему безопасности секретного объекта стратегического значения и преспокойно смывается в этот самый континуум. По дороге, подлец эдакий, еще тибрит казенного кролика. — Почему-то эта мелочь, самое пустяковое правонарушение Стилла Иг. Мондуэла особенно сильно раздражала генерала.

14

13-я глава не приводится. Для читателя, мистически настроенного, руководимые автором соображения, близки, понятны и ни в каких комментанриях не нуждаются. Для лица же, чье мировозрение сформировано в сугубо материалистическом духе, мы можем предложить следующее объяснение: в этот период оба континуума синхронно попали в паузу, ничего там не происходило, да и сами миры как-бы отсутствовали (см. гл.4).