Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 48

— Вот, это квалитет, приятный ассортимент, качество не оставляет желать лучшего, фирма, модельный прикид.

Купили этот модельный прикид, Сигмонд не дал как следует поторговаться, впрочем и цену рыжий не ломил, запрашивал здраво, согласно товару. Выбрали путешественники два платья легких для жарких солнечных дней и два теплых, для холодного времени, берет с фазаньим пером, безрукавку лисью, чтоб вечерами не холодно было. Нашлась у тароватого купца и обувка приличная, взяли сандалии и из выворотки сапожки, чтоб ноги не зябли. Для дождливой дурной погоды порекомендовал купец дорожный плащ с капюшоном. Хороша вещь и Гильде подходила, темно-зеленый (бутылочный цвет — сказал Сигмонд) так хитро из шерсти изготовлен, что как на него воду не лили — вся стекала, не промокал плащ. — В таких одеждах, — размеренно говорил купец, — люди из далеких горных кланов в любую непогоду своих овец пасут, зимой по снежным вершинам ходят, не мерзнут. Сносу этой шерсти не бывает, вот, поглядите сами, — и вынув длинный острый стилет, насквозь плащ пропорол, а когда нож вынул, никакого следа найти не удалось. А еще шерсть была теплая и на ощупь мягкая, телу приятная. Понравился Гильде этот плащ, да дорог больно, Сигмонд только рукой махнул, чего там, бери обязательно, вещь стояящая. Взяла. Сигмонду же купили один только кильт, ничего больше он не захотел.

Посмотрел витязь на Гильду, словно рассматривает, словно не видел никогда раньше, на золотые ее волосы, на глаза зеленые и повел к ювелирам. Там купил, Гильда только ахнула, под цвет ее глаз монисто из изумрудов зеленых и серебрянный обруч на голову, волосы удерживать, с большим изумрудом-же в центре.

Отоварившись, снесли все в свой номер в трактире, там Гильда переоделась. Выглядела она в обнове просто замечательно, Сигмонд с удивлением смотрел на свою спутницу, такую не похожую на вчерашнюю лесную замухрыжку. Вместо нее предстала юная аристократка, с легкой, уверенной ходой, горделиво поднятой головой, ясным, твердым взглядом больших зеленых глаз. Теперь уже простолюдины почтительно уступали ей дорогу и величали не иначе, как «леди».

Выбранные одежды очень шли леди Гильде, подчеркивая ее привлекательность, придавая, выражаясь языком полковника Приходько, откровенную сексопильность. Впрочем, Сигмонд не без удовольствия, еще гуляя по ярмарке, обнаружил, что женская мода в этих краях была вполне приемлема. Женщины одевались не то, чтобы уж очень броско, Стилл Ид. Монделл видал всякое, но не скрывая своих достоинств, скорее их выделяя. Словом, приятно для мужского взгляда. А вот мужички были мелковаты, худосочны.

Время, как для обеда, было еще раннее, пошли опять на ярмарку гулять. Теперь завернули в оружейные ряды, там Сигмонд сразу Мырлоков меч со всею аммунициею задешево продал — чтоб не таскаться с ним больше. Покончив с торговыми делами стал Сигмонд внимательно все в этих рядах изучать, расспрашивать мастеров. Рассмотрел доспехи и кожанные и стеганные, укрепленные стальными бляхами и цельнокованные кирасы. Осмотрел щиты, луки со стрелами. Особенно мечами интересовался, один, другой попробовал к руке, лезвие гнул, но так ничего и не выбрал, видать не по нраву пришлись. И то верно, видела Гильда, что продавалось тут оружие плоховатое, выделки местной, неумелой. Да и кто же на эту ярмарку сельскую, в захолустье-то это, повезет булаты персидские, или плетенно-кованные клинки варяжские. Потому и не настаивала на покупке, да и не ей учить витязя, какое снаряжение боевое ему выбирать. А все-же жаль Мырлокова меча, больно уж у Сигмонда клинки хлипкие, ненадежные, а от них-то ведь порой жизнь зависит. Хорошо, что без долгого боя одолел он и Мырлока и тех людей Скорены, что попались им на дороге. А довелось бы схлестнуться с сильным противником, да сшибиться мечами, не устояло бы Сигмондово оружие против кладенца Мырлокова, треснуло, раскололось бы. И тащиться сейчас Гильде с Крысиным Хвостом, волочить на горбу мешок, да затрещины получать. О-хо-хо! Оставалось надеяться, что витязь Сигмонд знает что делает.

А народу на ярмарке все прибывало и прибывало. Кто по хозяйской нужде приходил, прикупить необходимое, кто так, поглазеть. Были поселяне из окрестных деревень, и из города приехали, ходили люди из разных кланов, были и наемники и монахи, словом разный народ. Сигмонд внимательно присматривался, слушал Гильдины пояснения.

Во всю разгулялась ярмарка. Ходят лоточники, калачами да бубликами торгуют, на столиках разложены сладости подороже. Лихие буфетчики расставили свои палатки, дымок вьется, мясо жарится, пироги греются, жбаны откупорены — налетай! Налетают, уже толпится там народ с утра пьющий, уже речи громкие слышны несвязные. Уже кто-то зашатался и мордой оземь. Вот жена мужа костерит — не для того приехал, чтоб казну пропивать. Муж только отмахивается от назойливой бабы, показывает буфетчику — наливай, мол еще, гуляю. Вот два поселянина громко заспорили, заругались, один другому — хрясь в рыло, тот в ответку — хрясь по уху. Рядом стоящие подъегоривают драчунов, давай мол, крепше ево, крепше.

Вора карманного поймали, что кошель срезал, да засыпался. Бьют не торопясь, любовно. Народ собрался, советуют, как учить того лучше. Орет вор благим матом, а поздно, надо было лучше воровскую свою науку знать. Теперь терпи. Гильда бы поглядела еще, но Сигмонд нахмурился, увел.





Съехались на ярмарку и разные артисты бродячие. Кто поет, кто пляшет. Жонглеры ловко вертят шарики и булавы. Гильде понравилось, а Сигмонд остался не доволен топорной работой. Были и кукольники и лицедии целый спектакль показывали, и акробаты, словом, всего и не оглядишь.

Гуляя по ярмарке, приметил Сигмонд толпу людей, окружавших небольшую площадку. По ней прохаживался, потрясывая жирным торсом, здоровенный амбалище. Какой-то человек, видимо, хозяин этого балагана, предлагал желающим померяться силой с «непобедимым могучим бойцом Олвином». Сигмонд, проталкиваясь через толпу, пробился к краю импровизированного ринга. Скоро желающий нашелся, под одобрительные возгласы толпы, скинул куртку. Был он подстать разгуливающему амбалу. Публика восторженно приветствовала храбреца, видать был это известный местному народу мордобоец. Балаганщик принимал ставки.

Но вот бойцы сошлись и не тратя времени на взаимную разведку, стали осыпать друг друга могучими ударами. Каждый размахивался и гулко ухая от души бил. Смачные звуки ударов вызывали зрительский ажиотаж. Так они мутузили друг друга, но вот «непобедимый Олвин» особенно удачно размахнулся и залепил противнику прямо в челюсть, аж зубы заскрипели. Удар был ошарашивающий, и Олвин, развивая успех, хорошенько пнул ногой, дал левой в ухо, а правой со всей дури заехал точно промеж глаз. Супротивник только охнул и повалился навзничь. Попытался было подняться, но амбал не по-спортивному еще несколько раз пнул его ногой и тот уже больше не поднимался. Олвин гордо тряс кулаками, публика аплодировала.

Сигмонд, внимательно изучавший ведение поединка, составил себе не лестное мнение о местной технике рукопашного боя, однако Гильда была в восторге от победителя. Тут у него внезапно появился план, как заработать сколько-то там местных денег, и он подошел к хозяину балагана.

— Послушай, вот у меня золотой (тот, что за Мырлоков меч получил) — ставь два своих, побъю я твоего бойца, идет?

Гильда засомневалась, больно здоров был Олвин, да перечить не смела, вынула золотой, показала хозяину. Тот придирчиво Сигмонда рассмотрел, согласился, веря в мощь своего бойца. Вышел, объявил новый поединок. Люди тоже между собой спорить начали, больше ставили на амбала, тот уже заработал себе авторитет.

Сигмонд скинул рубашку, поиграл разминаясь мышцами. Он знал цену своей фигуры. Обладая физическими данными, что называется от бога, он долгим потом оттачивал скульптуру мускулов в спортзале, побеждал на университетских соревнованиях, и только специалисты могли найти изъяны, отличающие его комплекцию от Мистера Вселенная. Против ожидания публика не только не оценила, а даже, кажется, начала посмеиваться над наглецом, бросившим вызов этакому громадному бойцу, ставки его упали до 1:10. Аборигены, с культуризмом не знакомые, рельефность мускулов принимали за худобу, привычно мощь ассоциировали с телом гладким, жирным.