Черная маска

Однако еще важнее для него была потребность узнать, как она отреагирует на его оскорбительное предложение. Ему хотелось понять, что она чувствует, не тревожат ли ее воспоминания о том, что произошло между ними в кукурузном сарае, так же, как они тревожат его. Ему необходимо было знать, приблизится ли она к нему снова, невзирая на запрещающие условности, на ее страх, на ужасные рассказы, которые делали из него кровожадного зверя. Короче говоря, он хотел знать, желает ли она его так же, как он ее…

В наступившей вдруг звенящей тишине Летти пришла в голову мысль, которая ей же самой показалась не правдоподобной. И все-таки она ухватилась за нее, как за соломинку:

— Вы же… вы же шутите, правда? Вы только… только пытаетесь разозлить меня?

Он посмотрел на ее поникшие плечи, услышал мольбу в голосе и чуть было не согласился. Но была какая-то неуверенность в ее словах, и это заставило его пульс биться чаще.

— На самом деле вы ведь так не думаете, — усмехнулся он.

Летти глубоко вздохнула.

— Тогда что же мне вам ответить? Вы сами сказали, что мой отказ был бы жестокостью…

Это было согласие по принуждению, обещание, которое она не собиралась выполнять. Ему будет не так-то просто победить ее. Летти могла ошибаться, но она не думала, что Шип попытается насильно овладеть ею на глазах у Джонни. Он сказал, что перевезет Джонни в другое, более безопасное место. Это даст ей время, чтобы скрыться.

И все-таки ей следовало раньше подумать, что за свою помощь он назначит твердую цену. По правде говоря, Летти предполагала что-то в этом роде, зная, что это за человек. По-другому и быть не могло.

— Летти…

— Для вас — мисс Мейсон.

Поправка прозвучала, пожалуй, слишком чопорно, но она не могла слышать свое имя из его уст. Кстати, ее нисколько не удивляло, что Шип знает его он, казалось, знает все. Летти холодно взглянула на него — и неожиданно чуть не рассмеялась. Очень уж не соответствовало его наряду откровенное желание в его глазах.

Рэнсом сразу все понял и усмехнулся:

— Это нелепо, правда? Мне придется переодеться, прежде чем я вернусь.

— А когда переоденетесь, вы будете с усами или без?

Она разглядела в свете лампы, что глаза у него карие, того оттенка, который является как бы смесью всех остальных цветов. В данный момент, однако, они казались скорее серыми — из-за его нелепого серого платья.

— А как вам больше нравится?

Летти пожала плечами:

— Мне совершенно безразлично.

— Возможно, тогда я удивлю вас.

— Да вы и сами, может быть, удивитесь, — сказала она с самой своей милой улыбкой.

Бровь его приподнялась, но прежде чем он смог что-нибудь сказать, открылась дверь в другую комнату и появился Джонни. Достаточно было только взглянуть на него в женском одеянии, чтобы понять, каким одаренным актером был Шип. В то время как Джонни широко шагал, хлопая юбками, Шип передвигался семенящей и запинающейся походкой старухи, у которой больные суставы. Его сутулые плечи и сгорбленная спина казались такими естественными, что становилось почти жутко. Летти подумала, что он мог быть кем угодно — мог наблюдать за ней, смеяться над ней, а она ничего не подозревала. Эта мысль была не новой и вовсе не из приятных, но не думать об этом Летти не могла.

Джонни подошел к Летти и взял ее за руку. Когда он заговорил, его голос был серьезен и печален:

— Я ненавижу прощания, но не знаю, увижу ли вас снова. Я никогда не забуду вас и того, что вы с тетушкой Эм для меня сделали.

— Пожалуйста, не надо. Любой бы сделал то же самое на моем месте.

— Однако никто не сделал, — сказал он просто. — Только вы.

— Я… я надеюсь, что вы все это скоро забудете, что вы будете счастливы.

Он улыбнулся, хотя в глазах его была боль.

— Я постараюсь. Я обязательно постараюсь. — Он взял ее руку и поднес к губам.

Шип двинулся к двери и распахнул ее, Джонни шагнул следом. Рыжеволосый и плотного сложения, Джонни совсем не походил на Генри. И все же он почему-то напомнил Летти брата. В горле был тугой комок, когда она окликнула его:

— Берегите себя!

Он оглянулся, улыбаясь:

— Это уж непременно.

Дверь за ними закрылась. Подойдя к окну, Летти наблюдала, как фургон выехал со двора. На переднем сиденье виднелись две сгорбленные фигуры в глубоко надетых шляпках, как их носят старухи. Через несколько минут дребезжание оглоблей, скрип колес и перестук подков затихли. Наконец совсем ничего не стало слышно.

Подождав еще немного, Летти приоткрыла дверь, потом пошире — как раз чтобы протиснуться — и осторожно притворила дверь за собой. Легкими быстрыми шагами она спустилась по ступеньками, пересекла двор, а выйдя на узкую дорожку, подобрала юбки — и побежала.

Летти мчалась изо всех сил, пока не закололо в боку. Тогда она перешла на шаг, а когда боль прошла, снова побежала. Волосы выбились из узла на затылке, рассыпались по плечам, но она не обратила на это внимания. Гораздо хуже дело обстояло с тяжелыми сапогами — они не предназначались для таких забегов, и скоро Летти натерла мозоль на пятке. Она остановилась, сняла сапоги, взяла их в руки и пошла дальше в одних чулках. Между пальцев тут же набился мелкий песок, но Летти старалась этого не замечать.

Однако она не могла не вслушиваться в звуки, которые окружали ее, — в крики ночных животных, шелест прошлогодних листьев в траве. Несколько раз сердце замирало у нее в груди, когда казалось, что за спиной слышит стук подков, но это были лишь отзвуки ее собственных шагов.

Когда донесся настоящий стук подков, Летти не сразу это поняла. Она почти уже добралась до поворота на дорогу к кукурузному сараю, но с ужасом осознала, что стук подков приближается быстрее, чем она может бежать.

Летти бросилась с дороги в заросли сумаха и присела там, скрытая густой листвой. Группа из пяти всадников проскакала мимо Промелькнули белые одеяния. Значит, не только они с Джонни и Шипом не сидели дома в эту ночь… Она инстинктивно пригнулась еще ниже, но всадники не остановились и скоро исчезли из вида.

Летти смогла двинуться дальше только через некоторое время. Она уже взялась за деревце, чтобы подняться, как вдруг услышала, что приближается еще один всадник. Летти замерла, неловко опираясь на одну ногу и не решаясь поставить вторую, чтобы не хрустнула ветка. Легкой рысцой всадник проехал мимо. Его шляпа была низко надвинута на лоб, а голова наклонена, как будто он к чему-то прислушивался. Было похоже, что он старается сохранять безопасное расстояние между собой и первой группой всадников.

Вскоре и этот всадник исчез в ночи, наступила тишина, пыль на дороге осела. Летти вернулась на дорогу и снова пустилась бежать, однако теперь она часто оглядывалась через плечо.

Когда Летти добралась до кукурузного сарая, грудь ее вздымалась, волосы и лицо были мокрыми. Она прислонилась спиной к одной из опор навеса и долго стояла, пытаясь отдышаться. Немного придя в себя, она нагнулась и попыталась надеть сапоги, но ноги распухли и болели, а кроме того, были совсем грязные. Недолго думая, Летти сняла с гвоздя потрепанную веревку, связала ею сапоги и перебросила через луку седла. Некоторое время она размышляла, что делать с лошадью Джонни, но потом решила, что Шип знает, где она, и пускай сам обо всем позаботится. В конце концов, он может доставить ее матери Джонни вместе с запиской.

Низко нагнувшись, чтобы не задеть навес, она выехала в ночь.

Летти никого не встретила на дороге к парому, и все-таки она испытала огромное облегчение, когда заметила блеск воды, увидела спуск к пристани и хижину паромщика среди деревьев. Когда она подъехала ближе, навстречу с лаем выскочили собаки, а из-за дома вышел человек с фонарем в руке и неспешно двинулся к ней.

— Надеюсь, я не разбудила вас? — спросила Летти, когда он приблизился. — Мне очень нужно переправиться именно сегодня.

— Нет, не разбудили, мэм. У меня заболела лошадь, и я ходил ее проведать.

Говорил он хрипло, растягивая слова, и Летти начала подозревать, что посещение заболевшего животного паромщик использовал, чтобы потихоньку выпить на конюшне. Но это не имело значения, если он был достаточно трезв, чтобы переправить ее через реку.