Страница 80 из 173
На следующий день, 7 ноября 1941 года, на Красной площади состоялся традиционный парад по случаю годовщины Октября. Парад готовился в тайне, чтобы не допустить утечки информации. Даже его участники до последнего момента не знали об этом мероприятии: думали, что воинские подразделения готовят для отправки на фронт. Ведь немцы могли воспользоваться возможностью разом уничтожить Сталина и все руководство Советской страны.
А. Рыбин рассказывал, что в ответ на предостережения командующего Московским военным округом П.А. Артемьева И.В. Сталин ответил: «Во-первых, ни один вражеский самолет не должен прорваться в Москву. А во-вторых, если все же сбросит бомбу, то уберите пострадавших и продолжайте парад». Однако вражеские самолеты в Москву не прорвались, чему Помогла погод а: московское небо утром 7 ноября было затянуто низкими тучами.
По воспоминаниям Н.С. Власика, «утром 7 ноября т. Сталин встал очень рано. Было еще темно, на улице бушевала метель, нанося огромные сугробы снега. Я проводил его на Красную площадь ровно в 8 часов, т. Сталин и руководители партии и правительства поднялись на Мавзолей».
Парад начался на два часа раньше обычного. На площади выстроились пехотинцы, курсанты артиллерийского училища, военные моряки, войска НКВД, отряды народного ополчения, кавалерия, артиллерия, танки. Командовал парадом командующий войсками Московского военного округа генерал П.А. Артемьев, возглавлявший одновременно Московскую зону обороны.
Как и многие довоенные, этот парад принимал Маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный. «Объезжая войска и поздравляя их с праздником, т. Буденный слышал в ответ такое горячее и дружное «ура!», – вспоминал Власик, – что я увидел, как прояснилось лицо у т. Сталина, каким оно стало радостным и довольным. Стараясь стоять всегда на виду у Сталина, чтобы он мог в любую минуту позвать меня, я сам не спускал с него глаз. И действительно, я ему понадобился. Надо сказать, что перед парадом была договоренность передавать парад по радио только по площадям Москвы. Подозвав меня, т. Сталин спросил, нельзя ли сделать так, чтобы передать Красную площадь в эфир, то есть чтобы парад на Красной площади слышал весь мир. Я спустился вниз, в Мавзолей, где у меня дежурил начальник отдела связи т. Потапов, там же находился министр связи (точнее нарком связи. – Прим. авт.), и передал им желание т. Сталина. Получив в ответ: «Все будет обеспечено», – я вернулся, чтобы доложить об этом Сталину». Вопреки традиции слово для выступления взял не принимавший парад Буденный, а Сталин. Когда Власик поднялся на трибуну Мавзолея, Сталин «уже начал свое историческое выступление». «Я обратился к Молотову, который стоял рядом, – продолжал Власик, – и сказал громко, чтобы слышал т. Сталин: «Красная площадь в эфире!»
В своей речи Сталин напомнил о первых годах Гражданской войны и заявил, что «теперь положение нашей страны куда лучше, чем 23 года назад. Наша страна во много раз богаче теперь и промышленностью, и продовольствием, и сырьем, чем 23 года назад… Мы имеем теперь замечательную армию и замечательный флот, грудью отстаивающие свободу и независимость нашей Родины… Наши людские резервы неисчерпаемы. Дух великого Ленина и его победоносное знамя вдохновляют нас теперь на Отечественную войну так же, как 23 года назад». «Враг не так силен, как изображают его некоторые перепуганные интеллигентики. Не так страшен черт, как его малюют… – говорил Сталин. – Немецкие захватчики напрягают последние силы. Нет сомнения, что Германия не может выдержать долго такого напряжения. Еще несколько месяцев, еще полгода, может быть годик – и гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений». Он выразил уверенность в том, что Красная Армия, упорно сражавшаяся в те дни на подступах к Москве, будет скоро освобождать Европу.
«На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков, – обратился Сталин к участникам парада. – На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Димитрия Пожарского, Кузьмы Минина, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!».
Под звуки военных маршей, которые исполнял оркестр дивизии им. Дзержинского под руководством дирижера – военинтенданта 1 ранга В.А. Агапкина (автора знаменитого марша «Прощание славянки») перед Мавзолеем Ленина проходили части 2-й Московской стрелковой дивизии, кавалерия, артиллерия, танки. Участники парада с Красной площади отправлялись прямо на фронт.
Торжественное собрание 6 ноября и парад 7 ноября, по словам Г. К. Жукова, сыграли «огромную роль в укреплении морального духа армии, советского народа и имели большое международное значение». Советские самолеты сбрасывали за линией фронта газеты, в которых сообщалось о торжественном заседании 6 ноября и параде 7 ноября. Население оккупированных немцами территорий узнавало, что Москва не сдалась, что Москва готовит отпор врагу.
Тем временем фашистские войска продолжали наступление на Москву. И.В. Сталин постоянно обсуждал с Жуковым возможные направления ударов немецких войск, и порой их обмены мнениями носили довольно острый характер. После начала немецкого наступления 16 ноября Сталин позвонил Жукову и спросил: «Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас это с болью в душе. Говорите честно, как коммунист». Услышав уверенный ответ Жукова и его просьбу дать две армии и 200 танков, Сталин сказал: «Это неплохо, что у вас такая уверенность… Позвоните в Генштаб и договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите. Они будут готовы в конце ноября, но танков пока мы дать не сможем».
Сталин поддерживал связь не только с Жуковым, но и с командующими армий. После того как немцы в очередной раз потеснили наши войска на истринском участке фронта, командовавший тогда 16-й армией К. К. Рокоссовский имел «бурный разговор» по этому поводу с командующим фронтом Г.К Жуковым, а потом его вызвали к телефону для доклада Сталину. «Идя к аппарату, я представлял, под впечатлением разговора с Жуковым, какие же громы ожидают меня сейчас, – вспоминал Рокоссовский. – Во всяком случае я приготовился к худшему. Взял разговорную трубку и доложил о себе. В ответ услышал спокойный, ровный голос Верховного Главнокомандующего. Он спросил, какая сейчас обстановка на истринском рубеже. Докладывая об этом, я сразу же пытался сказать о намеченных мерах противодействия. Но Сталин мягко остановил, сказав, что о моих мероприятиях говорить не надо. Тем подчеркивалось доверие к командиру. В заключение разговора Сталин спросил, тяжело ли нам. Получив утвердительный ответ, он сказал, что понимает это: «Прошу продержаться еще некоторое время, мы вам поможем…» Нужно ли добавлять, что такое внимание Верховного Главнокомандующего означало очень многое для тех, кому оно уделялось. А теплый отеческий тон подбадривал, укреплял уверенность. Не говорю уже, что к утру прибыла в армию к обещанная помощь – полк «катюш», два противотанковых полка, четыре роты с противотанковыми ружьями и три батальона танков. Да еще Сталин прислал свыше 2 тысяч москвичей на пополнение».
В конце ноября Сталин вновь звонил Рокоссовскому. «Он спросил, известно ли мне, что в районе Красной Поляны появились части противника, и какие принимаются меры, чтобы их не допустить в этот пункт, – рассказывал Рокоссовский. – Сталин особенно подчеркнул, что из Красной Поляны фашисты могут начать обстрел столицы крупнокалиберной артиллерией». Рокоссовский доложил Сталину о принимаемых им мерах, а тот, в свою очередь, сказал, что «Ставка распорядилась об усилении этого участка и войсками Московской зоны обороны». Утром следующего дня армия Рокоссовского нанесла контрудар по противнику, выбила немцев из Красной Поляны и отбросила их на 4-6 километров к северу.