И проиграли бой

Джим сходил на кухню и снова наполнил тарелку Мака.

Тот продолжал:

— Картинка такова: Торгас — маленькая долина, утопает в яблоневых садах. Сады эти в большинстве принадлежат кучке воротил. Есть, конечно, и маленькие хозяйства, но их раз-два и обчелся. Яблоки поспели, сезонщики подались туда урожай собирать. А дальше они через перевал на юг, на хлопковые поля. Сладится у нас на яблоках, и на хлопке тогда дадим хозяевам прикурить. А хозяева садов поступили так; дождались, пока к ним съехались сезонщики, потратив на дорогу последние гроши, разумеется. И объявили, что расценки в этом году низкие. Ну, наши голодранцы, допустим, повозмущались, а делать то нечего, нужно работать, чтоб хоть на обратную дорогу наскрести.

Джим так и не притронулся к еде, лишь задумчиво ковырял ложкой мясо с картошкой.

— Значит, мы должны убедить сборщиков начать забастовку? Верно я понимаю? — он подался вперед.

— Верно, может, и убеждать никого не придется, может, терпение у них на пределе и нужна лишь самая малость. Тогда останется их организовать, выставить пикеты во всех садах.

— Ну, а если хозяева повысят плату, лишь бы собрать урожай?

Мак оттолкнул тарелку — он управился и с добавкой.

— Не беспокойся, очень скоро сыщется для нас другое дело. Да и на черта нам лишь временные уступки хозяев? Приятно, конечно, что кто-то из бедолаг хоть прилично заработает. Но мы замахиваемся на большее. Короткая мирная забастовка не сплотит людей, не научит действовать заодно. А вот тяжелая, изнурительная — научит. Нужно, чтобы люди осознали свои силы, когда они вместе.

— Ну, хорошо, — не унимался Джим, — а если хозяева все-таки удовлетворят их требования?

— Вряд ли. Заправляет всем в Торгасе маленькая кучка, и наглости у них хоть отбавляй. Стоит нам начать забастовку, как тут же власти округа объявят все собрания и сходки вне закона. А дальше вот что: мы все-таки собираем ребят, появляется шериф со своими людьми, старается всех разогнать, завязывается драка. Драка сплачивает лучше всего. Тогда хозяева организуют комитет «бдительных»: туда лезут всякие расфуфыренные дурачки чиновники да мои давнишние знакомцы из Американского легиона — молодящиеся бодрячки, затянутся ремнем так, что ни охнуть, ни вздохнуть, и думают, что пузо спрятали. Ну, так вот. «Бдительные» постреливать начнут. Убьют кого из наших работяг — все на похороны выйдем, а уж потом всерьез возьмемся за дело. Может, им даже войска вызывать придется, — от волнения Мак задышал тяжело, прерывисто. — Вот это заварушка! С войсками нам, конечно, тягаться нечего! Но зато всякий раз, как солдат насадит на штык нашего парня, тысяча таких же работяг по всей стране перейдут на нашу сторону. Только подумать! Будет здорово, если войска вызовут! — Он плюхнулся на койку. — Впрочем, что толку сейчас гадать. Наше дело маленькое: поднять парней на забастовку. Но, представляешь, Джим, если на усмирение вызовут части Национальной гвардии! И это сейчас, когда пора урожай собирать! Да мы тогда к весне весь округ на свою сторону перетянем!

Джим сидел на койке, напружась, стиснув зубы. Глаза у него горели. Слушая, он несколько раз беспокойно поглаживал горло. А Мак продолжал:

— Придурки! Думают, солдатней можно задушить забастовку! — он даже рассмеялся. — Ну, я как оратор заговорил, только трибуны не хватает. Разошелся я, а это худо. Надо ясную голову сохранять. Да, чуть не забыл. Джим, а у тебя есть джинсы?

— Нет. Этот костюм — вот и вся моя одежда.

— Ладно, придется купить в лавке, где поношенным торгуют. Ведь ты едешь яблоки собирать. Ночевать придется в лагере, что наши бродяги-работяги разобьют. Десять часов в саду повкалываешь — и за партийную работу принимайся. Ты о таком, помнится, сам мечтал.

— Спасибо, Мак. Мой старик всю жизнь боролся в одиночку, оттого и бывал бит всякий раз.

Мак встал, подошел к Джиму.

— Заканчивай письма и пойдем тебе джинсы покупать.

4

Солнце едва выглянуло из-за домов, а Джим с Маком уже были на железнодорожной станции. Блестящие в лучах восхода махины сцеплялись, расцеплялись, расходились на запасные ветки, в сортировочный парк, где уже дожидались своей очереди длинные вереницы вагонов.

— В семь тридцать должен отправиться порожний товарняк, — сказал Мак. — Пойдем-ка поищем. — И заспешил меж запасных веток туда, где они выходили на основной путь.

— Будем садиться на ходу? — спросил Джим.

— Да он еще скорости не наберет. Я и забыл совсем, ведь ты на ходу в поезд ни разу не прыгал?

Джим зашагал пошире, стараясь наступать не на каждую шпалу, а через одну, однако не получилось.

— Я еще многого в жизни ни разу не делал, почти все мне в новинку, — признался он.

— Ничего, это пустяки. Сейчас проехать зайцем нетрудно. Не то что раньше. Проводники вылавливали и выбрасывали бродяг на полном ходу.

Подле путей громоздилась черная водокачка, водомерный кран торчал сбоку, точно гусак с вытянутой шеей. Лабиринт рельсов остался позади. Впереди — лишь до блеска отполированный главный путь.

— Посидим, обождем, — предложил Мак. — С минуты на минуту должен показаться. — Не успел он договорить, как послышался долгий, тоскливый гудодк, и медленно задышал, запыхтел, выпуская пары, близящийся поезд. Джим и Мак поднялись с обочины, неспешно потянулись.

— Попутчики, наверное, будут, — определил Мак.

Из депо выполз длинный состав: красные товарные, желтые вагоны-холодильники, черные угольные вагоны, круглобокие цистерны. Состав двигался медленно, едва ли не шагом догнать можно. Машинист помахал им черной, промасленной рукавицей.

— За город собрались? — крикнул он и нарочно выпустил из-под колес паровоза струю пара.

Мак предупредил Джима.

— Прыгаем в товарняк. Вон в тот, там дверь приоткрыта. Поравнявшись с вагоном, он на бегу толкнул дверь. — Помоги! — крикнул он.

Джим нажал на железную рукоятку, навалился всем телом. Дверь заскрежетала и отошла примерно на метр. Мак ухватился за порог, оттолкнулся от земли, перевернулся и приземлился на корточки на вагонный пол. Тут же вскочил на ноги, отступил от двери, и Джим последовал его примеру. На полу валялись обрывки обоев со стен. Мак сгреб их в кучу, подвинул к стене.

— Получше всякой подушки, — крикнул он Джиму. Устраивайся так же.

Но Джим не успел. В дверном проеме обозначилась голова еще одного «зайца». Он влез в вагой, за ним — еще двое. Первый пошнырял глазами по полу и подошел к Маку.

— Никак, все себе забрал?

— Что — все? — словно не понимая, переспросил Мак.

— Бумагу! Все подчистил!

Мак изобразил добродушнейшую улыбку.

— Мы ж не знали, что к нам гости пожалуют. — Он поднялся. — Бери, сколько надо.

Мужчина вначале стоял и, разинув рот, глядел на Мака, потом сгреб всю бумагу.

Мак легонько тронул его за плечо.

— Вот что, клади-ка все на место, — ровным голосом сказал он. Раз ты такая свинья, ни шиша не получишь.

Пришлый бросил бумагу на пол.

— Может, ты меня еще и прибьешь?

Мак ловко отступил, напружил ноги, руки свободно повисли по бокам.

— Ты когда-нибудь в Розанне ходил на стадион бокс смотреть? спросил он.

— Ходил, ну и что?

— Врешь ты, как сивый мерин, — бросил Мак. — Если б ходил, запомнил бы меня и не лез бы на рожон.

На лице мужчины проглянула неуверенность. Он смущенно покосился на своих спутников — один стоял у двери и глядел на мелькавшие поля и сады. Второй уголком шейного платка сосредоточенно ковырял в носу и внимательно осматривал свой «улов». Спорщик снова перевел взгляд на Мака.

— А я и не лезу, — сказал он. — Просто хотел немного бумаги для подстилки взять.

Мак расслабил ноги.

— Ну что ж, бери. Только и мне оставь.

Мужчина взял на этот раз едва ли больше пригоршни.

— Да что ты, возьми побольше!

— Ничего, нам ехать недолго. — Он устроился подле двери, обхватил руками колени, положил на них голову.