Враг государства

– Открой ты этому козлу, пусть посмотрит, что не отсюда течет, и сваливает! – поддался на провокацию Рогожкин.

Сколько раз в фильмах показывали этот примитивный прием, а в критический момент ни парню, ни девчонке и в голову не пришло, что все может быть подстроено.

– Кто там? – негромко спросила Миролюбская, натягивая джинсы с футболкой вместо халата.

– Хрен в пальто – кто же еще! – волновался сосед, не на шутку вжившись в образ. Какой артист в нем дремал! Ах, какой артист! Как натурально играл, паршивец! – Ты что там в ванной плещешься?! Залили меня всего до пяток! Только ремонт недавно сделал!…

– Сейчас открою! Не кричите! – огрызнулась Ленка, гадая, на какие шиши алкаш себе ремонт делал. Убедившись, что Сережа укрылся в комнате, она отперла дверь. – У меня вода не включена – идите, смотрите! – сказала девушка с понятной неприязнью к хамоватому и регулярно пьющему соседу.

Однако то, что произошло в следующую минуту, не то чтобы испугало Миролюбскую, нет, испугаться она не успела, а просто ошеломило ее. Ожидаемый стереотип ситуации внезапно изменился и вывернулся наизнанку.

Сосед снизу вдруг был оттеснен в сторону какими-то людьми в пиджаках, и старший из них, решительно шагнув в прихожую, предъявил Ленке малиновую корочку офицера.

– Федеральная служба безопасности! – официально произнес Кузин. – Вы Миролюбская Елена Сергеевна?

– Да-а-а…

Девушка растерянно застыла на выдохе.

– Разрешите, мы войдем? – запоздало попросил разрешения майор. – Нам нужно поговорить. Вы дома одна?

Мгновенное смущение выдало Миролюбскую с головой, как детсадовца, стащившего со стола конфету! Что бы она теперь ни говорила, Игнатов был уверен в своем.

– Одна-а, – с легким раздражением пискнула Ленка. Волнение и шок вызвали защитную реакцию. Пошел рикошет. – Что вы хотели мне сказать?

– Мы разыскиваем гражданина Рогожкина. Вы знаете, где он может находиться? – спросил майор.

– Не знаю! – с видом парижской коммунарки ответила девушка.

– Тогда пройдемте на кухню – там и поговорим, – предложил Игнатов, подмигнув ребятам. – Не возражаете?

– Нет!

– Если мы осмотрим квартиру? – схитрил майор.

– Возражаю! – спохватилась Ленка, поняв свою оплошность. – Возража-а-ю!

Но было поздно. Оперативники быстро прошли в прихожую, осмотрели ванную с туалетом…

Пока Игнатов провожал девушку на кухню, из комнаты донеслись крики, возня с грохотом падающих стульев и звоном битого стекла. Через несколько минут Кузин с Масловым привели украшенного наручниками Рогожкина.

– Он у вас нервный, – сказал Маслов, словно оправдываясь перед Ленкой. – Пришлось надеть.

– Ну вот, Елена Сергеевна, – осуждающе произнес Игнатов. – Это и есть Сергей Рогожкин. Что ж вы нам неправду говорили?

– А что вы врываетесь ко мне! – обиделась девушка.

– Опять неправду говорите, – улыбнулся Игнатов. – Вы нас сами впустили. – И, обратившись к Рогожкину, указал на стул. – Присаживайтесь, нам стоит побеседовать.

Сергей беззвучно опустился. Колени и руки дрожали. В висках что-то пульсировало, в ушах шумело, под глазом жгло…

«Теперь я окончательно влип», – отрешенно думал парень.

Однако Рогожкин был не прав. Влип он не сегодня, а гораздо раньше…

Когда формальности были соблюдены, а разговор с поваром никак не переходил в русло чистосердечной исповеди, майор Игнатов позвал Круглова.

– Забирайте задержанного, а я здесь ребят подожду. Извините, Елена Сергеевна, – повернулся к Миролюбской Игнатов. – Но мы должны провести у вас обыск.

– Вы что, с ума сошли! – возмутилась девушка. – По какому праву! У нас не тридцать седьмой год! У меня нет бриллиантов и оружия! Я в милицию позвоню!

– Понимаю, что это неприятная процедура, но в вашем доме задержан человек, подозреваемый в серьезном преступлении, – констатировал оперативник. – И двадцать первый век тут ни при чем. А решение суда о производстве обыска сейчас подвезут.

От бессилия и полной невозможности что-либо изменить Ленка заплакала. Теплые соленые капли прокладывали ломаные русла по румяной щеке. Перед другом девчонка чувствовала себя виноватой, потому что попался он именно у нее. Казалось, что жизнь закончилась, так и не начавшись всерьез…

Рогожкин почти ничего не чувствовал. Находясь в состоянии, близком к анабиозу, парень ни о чем не думал, заморозив мысли, и ничего не хотел. Его сознание словно обиделось на вершащуюся несправедливость и лишь отрешенно наблюдало за происходящим с какой-то «другой», зазеркальной стороны. Будто и не с ним все это, и не здесь, и не в этой жизни.

Организм «законсервировался», приготовившись к нелегким испытаниям на прочность, а мозг с математической точностью выводил грозящий срок за соучастие…

Жмых отыскал нужную улицу и, заметив вывеску с номером дома, велел свернуть к тротуару. Машина замерла на краю дороги, испуская в пространство почти физически ощущаемые волны агрессии, разрушения и зла.

Не сама, конечно, машина. Она – железка. Это люди, находившиеся в ней, задавали отрицательный знак исходящей энергии. Бандиты любят черное. Может, потому, что души их черны, как деготь, и похожи на головешки сгоревшего костра. Но когда двери иномарки открылись и с переднего кресла соскочил парень в черной рубахе и таких же темных штанах, прохожие не обратили на него внимания, потому что таких, как он – бритоголовых, в темных одеждах, да за непроницаемыми стеклами шикарных машин, – в Москве хоть пруд пруди. Может, только номерами тачки и различаются: у кого в нулях, у других – с одинаковыми буквами или цифрами, у третьих – с российским триколором, у четвертых – с маяками и спецсвязью… «Блатные», как в народе говорят. Но к криминалу это определение не имеет отношения. Блатные всегда лезут по встречной и поперечной. А иные и вовсе без номеров по городу рассекают, и никакая милиция им не указ. И все знают почему. Даже министр.

А зря прохожие внимания не обратили. Ведь это был Жмых. И таких, как он, неплохо бы не только милиции в лицо знать, но и всем другим. Чтобы обходить стороной за версту, если, не дай бог, на дороге встретишь.

– Васек, паси фишку! – бросил Жмых водиле и толкнул толстую дверцу. Подельник понимающе кивнул. Ему сегодня выпало в машине пацанов ждать. Заодно и на стреме стоять. Два в одном, как говорят рекламщики. А Жмых с Лесовозом – крепким, коренастым верзилой с головой, будто грубо обтесанной безруким папой Карло, на дело пошли. Лесовозу к крови не привыкать – срок за это размотал на Кировских лесосеках. И ничего – выжил и вышел. Пацаны его не кинули, а к себе в бригаду взяли. И по новой все закрутилось, переплетаясь с чужими биографиями…

Парни обогнули продовольственный магазин, «прилипший» к дому с улицы, и вошли в продолговатый двор. Несколько машин, припаркованных вдоль тротуара, ничем не привлекли внимания парней. Мамаши с колясками гуляли на детской площадке слева. Причалив кормой к задворкам магазина, разгружалась потертая, поржавелая «Газель».

Пружинисто шагая, бандиты обошли фургон и приблизились к подъезду. Лесовоз чувствовал холод и тяжесть металла под выпущенной рубашкой. Потому что у него там «макаров» с глушителем. Неудобно, конечно, но Лесовозу фраера мочить – значит, шум без надобности. Жмыху ствол не нужен, а на крайняк, если что не срастется, нож на кармане имеется.

Дворничиха Рая, пышногрудая украинка с пучком рыже-каштановых волос, громыхала мусорным контейнером, заталкивая его в подсобку правее подъезда. А прямо перед парадным – белая «Лада» пятой модели. За рулем – невзрачный мужик в джинсах и рубахе с короткими рукавами.

– Тоже мне – фраер! – неприязненно произнес Лесовоз, прорентгенив водителя жестким излучением взгляда.

– Раскорячился, козел, посреди дороги! – легко поддержал подельника Жмых. – Нормальным людям пройти негде!

Через приоткрытое окно прапорщик Ивашов, оперативный водитель отдела Каледина, уловил нелицеприятные выражения в свой адрес, но, находясь «при исполнении», не стал реагировать на подслушанную грубость. Он простосмотрел парням в спины и жалел, что не может прожечь там дырку, как инженер Гарин гиперболоидом. А еще Ивашов часто жалел, что ездит не на танке или бэтээре, чтобы таких вот крутых на дороге учить – не сворачивать, когда те по встречной едут!