Страница 41 из 161
Спешно сажали гвардию на подводы и гнали к Красной горке. Вместо этого оказывалось, что морской бой идёт под Ревелем, и шведы, высадив десант, уничтожили русские береговые батареи. В Ревель летели адъютанты с повелениями; кавалерийские части, загоняя лошадей, неслись на подмогу гарнизону.
Барон Спренгпортен, финский патриот, веривший, что независимость Финляндии может обеспечить только Россия, с специально сформированным корпусом в составе Белозёрского полка и нескольких запасных батальонов находился в Олонецкой губернии, чтобы вторгнуться в Финляндию, однако дело это не двигалось. Спренгпортен поддерживал многочисленные связи с финнами, уговаривал их отложиться от шведского короля, но сам пока оставался на русской территории. Было объявлено, что каждый шведский солдат, который перейдёт на русскую сторону, получит пятнадцать рублей и полное содержание, но таких было мало.
Генерал-аншеф граф Валентин Платонович Мусин-Пушкин, назначенный главным начальником всех войск против Швеции, был знаменитым царедворцем и хлебосолом, но плохим и нерешительным главнокомандующим. К тому же и войск у него было очень мало – около пятнадцати тысяч пехоты и трёх тысяч конницы.
Императрица волновалась, от «альтерации» у неё появились красные пятна на лице. Но железная воля, умение сдерживать проявление своих чувств и исключительная работоспособность помогли ей и в этом случае. Она иронизировала над шведским королём, писала письма в Европу, доказывая, что не было никакого повода для нападения шведов на Россию, непосредственно руководила работой русских послов за границей, не давая великому канцлеру покоя ни днём ни ночью, и сама взялась за мобилизацию всех ресурсов страны. Она очень хорошо понимала, что Россия одинока и наступило самое критическое время её царствования. Австрийцы были плохими союзниками – турки их не боялись и били как хотели. К тому же австрийский император был болен и со дня на день ждали его кончины. Англия снабжала деньгами и шведов, и турок. Дошло до того, что английский посол в Дании Эллиот грозил датчанам войною, если те попытаются помочь русским против шведов. Пруссия не только мобилизовала войска и требовала вывода русских частей из Польши, но и готовилась вторгнуться в союзную с Россией Данию. А между тем у Екатерины не было больше ни денег, ни войск.
– Кажется, я старею, – сказала она светлейшему, прискакавшему в Петербург после получения её тревожного письма.
Светлейший, похудевший и изменившийся за последнюю кампанию, посмотрел мимо неё в угол, подумал, потом сказал:
– Не в этом суть, матушка. Государство стало непомерно великим – прежних войск, конечно, не хватает при таких границах. Ну и денег тоже. К тому же строятся новые города, флоты, войны идут беспрерывные…
Екатерина вздохнула:
– По правде говоря, Великий Пётр близко устроил столицу к границе.
Светлейший поднял брови.
– Потому и устроил, что в себе был уверен. Я, матушка, одно скажу: надо брать рекрутов не одного с пятисот крестьян, а пять. Ну и дворян просить дать людей в армию из дворовых. Хотя на последних надежды мало – из лакеев солдат не бывает.
Екатерина с сомнением покачала головой:
– При столь великой мобилизации крестьян не было бы второй Пугачёвщины…
Потёмкин усмехнулся:
– Не будет. Русский народ родину свою любит. При Петре Великом тяжело было, а попробовали шведы вторгнуться в страну – все как один встали, и нет в памяти народа более любимого царя. И более того скажу: ныне надо всех иноземцев из армии и флота гнать в шею – заменять русскими. Я уже отослал принца Нассау к вашему величеству – пускай повоюет со шведами, не нужен мне и Поль Жонес – обойдусь Ушаковым: от его имени одного турки в замешательство приходят И вам советую, матушка, плюньте на Грейга, дайте полную мочь Чичагову – не то будет!
Екатерина подошла к столу, записала что-то себе на память, потом посмотрела на карту.
– Ну, а ежели Пруссия выступит против нас?
Потёмкин помрачнел, стал грызть ногти.
– Тогда остаётся одно. Мне держаться против турок оборонительно. Румянцеву-Задунайскому с его войсками вторгнуться в Пруссию через Польшу. Ну, а Суворова послать в Финляндию против шведов. Кстати, матушка, скучает старик – дайте ему самостоятельное дело… Только не у меня…
На другой день светлейший уехал с наказом немедленно, не откладывая более ни одного дня, брать Очаков, так как только этим можно было воздействовать на колеблющуюся Европу и поднять дух внутри страны.
Екатерина два дня просидела над расписанием войск, чтобы хоть что-нибудь послать дополнительно против шведов, – удалось отправить один Тобольский пехотный полк и четыре карабинерских.
Начался новый набор рекрутов из расчёта со ста человек по одному. Выпущены были манифесты к народу, к дворянам и к финнам, чтобы не слушались шведов – бросали оружие.
К удивлению императрицы, народ гораздо лучше понял опасность, грозящую родине, чем дворяне и купечество. Набор в армию шёл как никогда. Из дворян только крупные вельможи вроде Шереметева и Юсупова охотно давали людей в армию, остальные жались и пытались подсунуть хромых или убогих. И что уже было совсем непонятно, на призыв помочь строительству флота, «каковой только один может защищать границы наши от коварного неприятеля», первыми отозвались костромские плотники-крестьяне. Сто восемьдесят человек с пилами за спиной и топорами за поясом и краюхами хлеба, торчавшими из-за пазухи, толпой явились в Санкт-Петербург. Императрица растерялась и послала Храповицкого к графу Брюсу, переведённому из Москвы в Петербург на должность главнокомандующего, объявить, чтобы он имел о них особое попечение. Кабинет-секретарь из любопытства потолкался среди бородачей, сидевших на площади перед дворцом, пытаясь выяснить причину их добровольного прихода в столицу.
Крестьяне молча смотрели на толстого барина в очках, продолжая заниматься своими делами. Кто чинил холщовую рубаху, кто плёл лапти вместо износившихся в дороге. Другие, собравшись возле котелков, хлебали квас с накрошенным туда хлебом.
Наконец какой-то старик, видимо, староста, в плисовых штанах и выцветшей кумачовой рубахе, снизошёл до барина и на вопрос Храповицкого: «Вы, братцы, знаете, зачем вы нужны государыне?» – сказал, усмехаясь:
– Да что ты, барин, разве мы дети, не понимаем, што к чему. Уж коли нас зовут, стало быть, беда, видать, швед-то силён!..
Храповицкий смутился, сел в дрожки и поехал к Брюсу.
С помощью крестьян-плотников быстро закончили постройку двух огромных стопушечных фрегатов – «Двенадцать апостолов» и «Святой равноапостольный князь Владимир» – и спустили их на воду.
Ещё более были удивлены Екатерина и двор, когда в недавно учреждённой выборной городской думе по предложению таможенного советника Александра Радищева были вынесено решение создать добровольческую городскую команду для защиты Петербурга от шведов, причём по его настоянию туда принимали волонтёров и из крестьян, прибывших из других городов, «дабы и они могли быть истинными сынами отечества».
В мрачном сводчатом сыром здании городской думы толпились разные люди. По екатерининскому положению о городах все обыватели делились на шесть категорий, записанных в одну из частей городской книги. Каждый из шести разрядов выбирал своего гласного, которые под председательством городского головы составляли думу.
Комиссия по созданию добровольческой городской команды, в которой председательствовал Радищев, совсем не походила на обычный состав думы. В ней участвовали представители сословий, записанных в первую, третью и пятую части книги, то есть домовладельцев, торговцев, банкиров и ремесленников.
В одной из комнат думы за длинным дубовым столом на резных креслах с высокими спинками сидели: отставной капитан-комендор с чёрной повязкой на глазу, седыми усами; владелец обувной мастерской – представитель цеха сапожников; толстый купец первой гильдии и, наконец, банкир. Председательствовал Радищев.
– Мне кажется, господа, – говорил он, – что мы могли бы набрать в добровольческую дружину тысяч десять и более людей, разбив оную на полки. Всем дано право защищать родину. Из всех губерний прибывают крестьяне, желающие послужить отечеству. Многие мастеровые люди выражают такое же намерение. Некоторые дворяне согласны отпустить своих крепостных, кои захотят поступить в дружину.