Страница 7 из 14
Все внимательно следят и движутся за Милисавом, не спуская глаз с кончика трости.
Я с Йосой буду левым флангом и ударю на колодец князя Ефты, мимо сапожника Милы и выйду из-за общинных весов, вот с этой стороны «Европы». Вы же, господин начальник, будете центром…
Еротие (испуганно). Кто центр?
Милисав. Вы!
Еротие. Ну, да! Чтобы он как раз в меня и стрелял?
Милисав. Да нет, вы будете обеспечивать середину. С вами пойдет Таса.
Еротие. Таса? Нечего сказать! Подобрали мне войско.
Вича. Лучше будет, господин начальник, если он пойдет с вами. И не для того, чтобы оказать вам помощь, а чтобы он не оставался в канцелярии, иначе убежит, отправится на базар и все разгласит.
Таса. Ей-богу, не разглашу!
Еротие. Разгласишь! Я тебя знаю! Давай уж лучше со мной – в центр!
Милисав. Вы пойдете прямо через базарную площадь.
Еротие. И буду делать вид, что пошел на базар. А ты (Тасе) от меня ни на шаг.
Милисав. И после того как мы таким образом окружим «Европу» со всех сторон…
Еротие. Ох-хо-хо, всю Европу окружим! Ну, а дальше?
Милисав. Дальше пойдем в атаку.
Еротие (испуганно). В какую атаку?
Милисав. Как прибудем все на свои места, вы, господин начальник, дадите нам сигнал свистом.
Еротие. Нет, этого я не могу!
Милисав. Почему?
Еротие. Не умею!
Милисав. Что не умеете?
Еротие. Не умею свистеть, не дал мне бог таланта на это. Могу собаку свистнуть, индюка подозвать, а как дело дойдет до какой-нибудь опасности, сопрет у меня что-то вот здесь, и, как ни вытягиваю губы, как ни дую, никакого звука не получается.
Милисав (Тасе). A ты умеешь свистеть?
Таса. Умею, господин Милисав!
Милисав. Так вот, Таса будет свистеть.
Еротие. Ладно, пускай он будет свистком, чтоб и от него какая-нибудь польза была.
Вича. Хороший план составил Милисав, господин начальник!
Еротие. Эх, господин Милисав, кем бы ты стал, если б остался в армии и таким манером завоевывал Европы. Твой план денег стоит. Ты только не сказал, что нам делать с господином Жикой? (Ищет его глазами и видит, что тот сидит на стуле и спит.) Знаешь, пускай остается здесь в качестве резерва.
Алекса. А я пойду вперед и буду там.
Еротие. И послушаешь малость, что будут говорить граждане. Если кто станет ворчать, запиши его имя, ибо граждане должны знать, что государство не потерпит воркотни в столь ответственные минуты. (Остальным.) А теперь, господа, пошли, но храбро и разумно. Таса, подождешь меня у калитки.
Все уходят в канцелярию, кроме Еротие и Жики, который остается спать.
Еротие, Анджа, Марица.
Еротие (подходя к дверям слева). Анджа! Марица!
Анджа (появляясь одновременно с Марицей в дверях). Что такое?
Еротие. Дайте мне фуражку и пистолет!
Анджа. На что тебе пистолет?
Еротие. Дай, раз говорю!
Марица. Но почему вы нам не скажете?…
Еротие (кричит на них). Подайте фуражку и пистолет, приказываю! Вы знаете, что такое приказ?
Анджа и Марица скрываются в комнате.
Еротие возбужденно ходит, разговаривая сам с собой.
Появляется Анджа, за ней Марица; одна несет фуражку, другая – пистолет.
Анджа. Да скажи ты нам, на что тебе пистолет?
Еротие (надевает на голову фуражку, пистолет засовывает в задний карман). Пет! Я сегодня центр!
Анджа. Кто?
Еротие, Центр!
Анджа (крестится). С нами крестная сила и матерь божия! Ну ладно, а зачем тебе пистолет?
Еротие. На охоту иду!
Марица. На охоту!
Еротие. Да!
Анджа. Да что с тобой, что ты городишь, господи?!
Еротие. Запомни. Иду на охоту – за очередным чином! (Уходит.)
Анджа и Марица, потрясенные, долго смотрят ему вслед. В этот момент Жика громко всхрапывает, они взвизгивают и убегают в другую комнату.
Действие второе
Комната писарей в уездной канцелярии. Двери: в глубине сцены – на улицу, впереди слева – в комнату практикантов, справа, в глубине – в квартиру уездного начальника. В углу, за этой дверью – железная печка, труба которой идет сперва по стене прямо на публику, а затем над столом Жики делает поворот влево и проходит сквозь стену над дверью в комнату практикантов. Справа от входной двери у стены старая деревянная скамья, и на ней масса папок, подпертых с обеих сторон кирпичами. Над скамьей портрет князя Милана Обреновича,[2] под ним какая-то прокламация, по бокам которой на стену наклеены какие-то распоряжения, написанные от руки. Вдоль левой стены полки, на них папки с делами. На каждой папке большая буква «Д» и номера. Перед полками стол, на нем огромная книжища – для записи входящих и исходящих – и книга для протоколов. Книга входящих и исходящих открыта, верхняя часть ее приподнята, под нее подложено полено. На столе также груда бумаг. Это стол писаря Милисава, а справа, совсем близко от публики, – стол писаря Жики, на нем еще большая груда бумаг, прижатых кусками кирпича.
Канцелярия грязная. На полу валяются обрывки бумаги, яблочная кожура и томе подобное. На стенах висят какие-то выцветшие бумаги, пальто, веники и другие предметы.
При поднятии занавеса Милисав стоит на своем столе, доставая какую-то папку с самой верхней полки. Жика сидит за своим столом, без воротничка, с расстегнутым жилетом, и держит на голове тряпку, смоченную холодной водой.
Милисав, Жика, Йоса.
Жика (выпивает ковш воды о отдает Йосе, стоящему возле его стола). На! Есть там кто на очереди?
Йоса. Есть.
Жика. Сколько их?
Йоса. Человек пять-шесть.
Жика. Ух, привыкла эта публика сидеть на шее у власти! Что ты с ней поделаешь!
Йоса уходит.
Милисав, Жика.
Милисав (открыв папку, осторожно трясет ее). Винцо-то небось молодое было?
Жика. Почему молодое?
Милисав. Да потому, что ты с утра уже второй ковш выпил.
Жика. Нет, вино было хорошее, только много… много, братец.
Миладин, те же.
Входит Миладин, подобострастно комкая в руках шапку.
Жика (недовольно). Ну, еще что там?
Миладин. Да вот, я пришел, сударь!
Жика. Вижу, что пришел. Давай говори, чего хочешь!
Миладин. Да ведь знаешь ты, господин Жика!
Жика. Ничего я не знаю.
Миладин. Так вот… за справедливостью я пришел, сударь!
Жика. За справедливостью пришел. Будто я пекарь и пеку справедливость. Ты небось думаешь: только ты явился и – дай справедливость, а я открываю ящик – и извольте, пожалуйста!
Миладин. Да я полагаю, закон…
Жика. Оставь ты закон в покое! Закон – это закон, а ты – это ты. Что тебе закон? Родня? Может, кум, свят или дядя?
Миладин. Да нет, сударь!
Жика. Так что же ты к нему лезешь, словно он тебе родной дядя?! Закон не для тебя написан, а для меня, чтобы я знал, сколько тебе надо от него отрезать. Понимаешь?
Миладин. Понимаю. Но вот я…
Жика. Есть у тебя в лавке весы?
Миладин. Есть, господин Жика!
Жика. Вот видишь, и у меня есть. Закон – это мои весы. Положу на весы твою просьбу или жалобу, а с другой стороны – параграф. Мало будет, еще один подброшу, и на этот раз будет мало, суну смягчающее обстоятельство, а если стрелка качнется в другую сторону, подкину отягчающее обстоятельство. Если же опять она не захочет склониться в твою сторону, я, друг ты мой, подтолкну стрелку мизинчиком, и весы – хоп! – и качнутся на твою сторону.
Милисав в это время, раскрыв папку, что-то в ней ищет, злясь, что не может найти. Снова складывает все бумаги в папку, завязывает. Залезает на стол, ставит папку на место, достает другую, развязывает на столе и что-то в ней ищет.
2
Милан Обренович – с 1872 года князь, с 1882 по 1889 год король Сербии, сторонник австро-венгерской ориентации. (Прим. перев.)