Седой

– Присмотрись к нему, Виктор Михайлович, присмотрись. А заодно и к его братцу, Михею. Весьма возможно, что краденое барахлишко не миновало лап этого прощелыги. Деньжата у него водятся, и немалые.

– Сделаем, – согласился Тесленко, напряженно размышляя о своем.

– Как твой практикант Снегирев? Обнадеживает?

– Пашет, – не стал вдаваться в подробности капитан.

– Толк от него есть?

– Есть, – коротко ответил Тесленко.

И с тоской посмотрел на часы: времени в обрез, пора приниматься за работу, но от Бубыря так просто не отделаешься.

– И какой, если не секрет? – упрямо гнул свое Храмов.

– Под ногами не путается, – не выдержав, в сердцах ответил капитан.

– Ну-ну… – с интересом посмотрел полковник на раскрасневшегося от злости подчиненного. – Не смею больше задерживать…

Закрывшись в своем кабинете, Тесленко облегченно вздохнул: слава Богу, отстрелялся. До следующей оперативки. И то ладно.

К счастью, он тогда не знал, что еще одной встречи со своим начальником ему сегодня не миновать…

Милицейский «газик», взвизгнув тормозами, остановился у подъезда трехэтажного дома старинной постройки с внушительного вида дубовой дверью и лепными фитюльками по всему фасаду.

– Пошевеливайтесь! – скомандовал немолодой старшина своим напарникам, на ходу расстегивая кобуру.

Два милиционера, громыхая ботинками, последовали за ним в приоткрытое парадное.

– Сержант, к «черному» ходу! – уже громким шепотом продолжал командовать старшина. – Тише, ты, остолоп! – прикрикнул он на второго, помоложе.

Второй милиционер едва не загремел вниз по широким мраморным ступеням лестницы, споткнувшись непонятно о что.

На втором этаже у двери квартиры, обитой черным дерматином, на котором эффектно сверкала начищенной бронзой массивная табличка с гравированной надписью «Профессор Арбенин Н.В.», старшина в нерешительности остановился. Дверь была приоткрыта, и сквозь щель виднелась в полутьме солидная и дорогая мебель красного дерева.

Немного помедлив, старшина решительно толкнул дверь и зашел в прихожую. В квартире царила тишина. Держа пистолет на изготовку, милиционер нашарил выключатель. Матовая колба плафона залила мягким серебристым светом оклеенные импортными обоями стены и паркетный пол; на нем лежал пушистый коврик ручной работы.

Неожиданно где-то в глубине квартиры раздался стон, затем послышались шаркающие шаги, скрип отворяющейся двери, и навстречу милиционерам шагнул невзрачный на вид субъект. Вернее, попытался шагнуть – на пороге ноги его подогнулись, и он рухнул на паркет. Искаженное от боли лицо упавшего кривил нервный тик. Он попытался что-то сказать, но из горла вырвался только протяжный хрип.

Оставив его на попечение неуклюжего напарника, старшина прошел в гостиную. Там, у старинного резного серванта, украшенного медными бляшками, лежал, раскинув руки, лысый мужчина лет пятидесяти со шрамом на щеке. Казалось, что он спал. И только неестественно подвернутая нога да струйка уже потемневшей крови в уголке перекривленного рта указывали на то, что этот человек больше никогда не проснется…

– Итак, еще один жмурик… – резюмировал Храмов доклад Тесленко.

Полковник попытался достать сигарету из пачки, но она сломалась.

– А, черт!

Храмов в раздражении швырнул ее в урну.

– Узнал, кто он? – спросил, немного успокоившись, полковник.

– Да. Гришакин Петр по кличке Щука.

Тесленко уныло рассматривал давно не крашеный пол в кабинете полковника.

– Между прочим, старый подельник Валета, – добавил капитан тихим голосом.

– Что ты мямлишь! – взорвался Храмов. – Толком расскажи, что там и как.

– Дежурному по управлению позвонил какой-то мужчина и сказал, что в квартире профессора

Арбенина воры. Когда патруль прибыл на место происшествия, то оказалось, что дверь квартиры была не заперта, а внутри находились двое – Щука и небезызвестный вор-домушник Балабин по кличке Гога.

Уверен, вы его помните… Щука был уже мертв, а Гога сильно избит. Сейчас он лежит в реанимации.

– Та-ак… Ну и дела. Гогу допросили?

– Пытались. Насколько это было возможно…

– А Щука?

– Сейчас им занимаются судмедэксперты. Но, по предварительным данным, убит таким же образом, как и Валет. Удары, страшные по силе, нанесены в самые уязвимые точки тела. И ни одного лишнего, все в самый аккурат.

– Похоже, убийство Валета не случайность… – задумчиво сказал Храмов.

– Да уж… – нехотя согласился Тесленко.

– Но кто и зачем?

– Не могу даже представить, – честно сознался капитан. – Такое в моей практике случается впервые.

– Что говорит Гога?

– Путается. Зашли в квартиру, решили ее «почистить». Профессор с семьей за границей…

– Кто навел?

– Молчит. Но что работали по наводке, у меня сомнений нет.

– Ладно, что дальше?

– Щука остался в гостиной – выгребал столовое серебро из серванта. Гога прошел в следующую комнату. Услышал какой-то шум, звуки ударов, крик Щуки. Выскочил. А дальше он ничего не запомнил и не увидел. Что-то мелькнуло перед его глазами – и все… Очнулся он только к приходу патруля.

– За собой дверь они закрыли?

– Да. На замок.

– Значит, этот кто-то знает толк и в замках.

– Именно. Замок в квартире профессора очень сложный, заграничный. Гога утверждает, что возился с ним долго.

– Это очень интересно. Гога – «домушник» высокой квалификации. Кстати, с чего это Щуку угораздило «масть» сменить? Ведь он, насколько мне помнится, не занимался квартирными кражами.

– В последнее время Щука торговал на рынке крадеными вещами. По мелочам. Видно, доход перестал устраивать.

– Убедительно…

Храмов испытующе посмотрел на капитана.

– Что делать будем, Виктор Михайлович? Хотел бы, все-таки, выслушать твои соображения на сей счет.

– Товарищ полковник!

Тесленко разозлился не на шутку.

– Я так соображаю, что с меня вполне достаточно и тех краж, что у меня в производстве. Моя голова не безразмерная. В отделе есть и другие сотрудники.

– Не горячись.

Голос полковника посуровел.

– Судя по всему, блатные сводят счеты. Наше предположение, что убийство Валета – случайность, неверно. Помешать им мы не в состоянии, да и, откровенно говоря, нет особого желания. Но отреагировать должны. Поэтому предлагаю дела об убийствах Валета и Щуки объединить в одно производство. И пусть этим занимается Снегирев. Под твоим контролем.

– Дался вам этот пацан! В няньках я ходить не желаю!

– Будешь, Виктор Михайлович, будешь. Это приказ. Ты ведь наставник. Вот и… действуй. Все, баста! Разговор закончен. До свидания…

«Ну и влип ты, дружище… – с тоской думал Тесленко, бесцельно перекладывая бумаги на своем письменном столе. – Отпуск накрылся – факт. Антонина сделает из меня фарш. Два года к старикам не могу вырваться. И еще этот Снегирев… Эх…»

Глава 7. КОСТЯ

Больничная койка мягко скрипнула, когда Костя попытался повернуться на бок. Боль жгучей волной прикатилась по телу, он застонал и открыл глаза. Неяркий свет струился сквозь окно, задернутое белоснежными накрахмаленными занавесками, и казалось, что по светло-салатным стенам палаты катятся бесконечным потоком упругие взвихренные волны.

Костя медленно повернул голову и встретил озабоченный и немного тревожный взгляд девушка-медсестры, сидевшей у небольшого столика возле стены.

– Где… где я? – с трудом ворочая сухим, шершавым языком, спросил Костя.

– Лежи, лежи…

Медсестра поспешно подхватилась и поправила простыню.

– В больнице. Все хорошо…

– Пить…

– Сейчас. Вот. Давай-ка я помогу.

Костя жадно глотал теплый ароматный чай, и с каждым глотком кровь струилась в жилах все быстрее и быстрее.

– Ну, а теперь нужно поесть. Проголодался, небось?

– Очень…

– Это хорошо. Обожди немного, сейчас принесу…

После еды Костю разморило, и он забылся крепким целительным сном.