Седой

На рассвете мокрого, обессилевшего Костю подобрали рыбаки на одной из отмелей в километре от обрыва. Отогревшись у костра, высушив одежду и подкрепившись ароматной горячей ухой, он поспешил уйти, так и не удовлетворив их любопытства.

«Наверное, перебрал парнишка да и окунулся невзначай. Знакомое дело…» На том и порешили.

Пристанище себе Костя нашел без особого труда.

За городом, среди лесного разлива, он присмотрел заброшенную дачу, если можно было так назвать сколоченную на скорую руку из старых, отслуживших свой век железнодорожных шпал хибару. Неказистая с виду, внутри она оказалась вполне пригодной для жилья. К Ляльке возвратиться Костя не рискнул – чересчур опасно. Деньги у него были, лежали во внутреннем кармане куртки. Её Крапленый осмотреть не догадался. В общем, на еду хватало.

Сжигаемый горячечным возбуждением, Костя рыскал вечерами и ночью по городу и окраинам.

Берлога Крапленого оказалась опустевшей – осторожный и хитрый главарь после разговора с Лялькой поторопился сменить квартиру. Впрочем, этого Костя не знал. Тогда он стал тенью Профессора. И вот, наконец, он разыскал Лупатого…

Дневное время стало для Кости пыткой. Ворочаясь без сна на старом соломенном тюфяке, он с тоской глядел на пыльные стекла подслеповатого оконца, дожидаясь ночи.

Иногда его посещали кошмарные видения. Тогда Костя вскакивал на ноги и метался, как затравленный зверь по хибаре, обхватив голову руками.

Обессилев, он снова падал на тюфяк и рычал, плакал без слез, шепча что-то совершенно бессмысленное. В такие моменты ему хотелось бить, крушить, ломать все подряд. Только огромным усилием воли Костя справлялся с собой и забывался чутким тревожным сном. Лишь в ночные часы приходило успокоение. Все его тело наливалось хищной силой, кошачья поступь была быстра и легка, уши улавливали малейший звук, а глаза видели ночью почти так же, как днем.

Это был не Константин Зарубин, бывший зек по кличке Седой. Это был молодой тигр, вышедший на свою первую настоящую охоту.

Вскоре он нашел Валета, а затем и Щуку…

Пошли осенние дожди. Крыша в хибаре была ветхая, прохудившаяся, и Костя с трудом находил место посуше, чтобы согреться и поспать. Возбужденное состояние, в котором он пребывал все это время, не могло не сказаться на здоровье.

Однажды он проснулся в сильном ознобе и едва смог подняться на ноги. И тогда Костя решился…

– Костик!?

Не веря своим глазам, Лялька, словно слепая, принялась торопливо ощупывать его лицо, руки, одежду.

– Ляля…

Костя осторожно прижал ее к груди.

– Господи, Костик… Любимый… – слезы ручьем хлынули из ее глаз.

Обхватив его руками, она рыдала, рыдала… Потом, немного успокоившись, рассказала ему все.

Угрюмый Костя сидел неподвижно, молча – слушал.

– Я не писал никаких записок.

– Как… не писал?

То, что рассказал ей Костя, потрясло Ляльку.

Не говоря ни слова, она улеглась в постель и пролежала до утра, как мумия, холодная и отрешенная.

Костя ей не мешал. Он тоже не мог уснуть – думал, вспоминал. А поутру неожиданно потерял сознание и упал, больно ударившись о пол. В себя он пришел только на третьи сутки. И все эти долгие часы Лялька просидела над ним, как скорбное изваяние, состарившись за это время на добрый десяток лет.

Провалявшись в полубредовом состоянии недели две, Костя наконец пошел на поправку. Лялька отпаивала его настоями трав, крепкими бульонами, кормила едва не с ложечки, словно младенца. А еще через полмесяца Костя вновь начал свою опасную ночную жизнь…

Глава 27. СХОДНЯК[33]

Крапленый вполуха слушал треп Чемодана. Тот, как обычно, травил сальные анекдоты и расписывал свои мужские достоинства. Чернявый Зуб, посмеиваясь, пил пиво прямо из горлышка, заедая ржавой селедкой. Хмурый Кривой маялся, время от времени массируя живот – давала о себе знать застарелая язва. Все ждали Профессора.

Сходняк затеяли по настоянию Кривого. Достаточно хорошо зная Крапленого, он хотел заручиться поддержкой остальных подельников в таком весьма тонком и деликатном вопросе, как дележ будущей добычи. Старый вор понимал – потом может быть поздно. Свое предположение Кривой высказал Крапленому не без опаски, зная его бешеный нрав. Но Крапленый совершенно неожиданно согласился на сходняк без малейшего сопротивления. Это обстоятельство так поразило и насторожило Кривого, что у него взыграла язва.

В последнее время чрезмерная покладистость Крапленого его просто пугала. Их главарь явно что-то надумал. Но что?

Этот вопрос и занимал сейчас мысли Кривого, прикидывавшего, на кого из собравшихся можно положиться, если Крапленый надумает подорвать с добычей в одиночку. Конечно, повязаны все они были давно и накрепко, но уж на слишком большой куш замахнулись в этот раз. Как бы чего не вышло.

Кривой был стар и мудр…

Собрались на еще не «засвеченной» квартире, предоставленной в их распоряжение одним из молодых воров. Главным ее достоинством было то, что, кроме парадной двери, она имела еще два выхода на разные улицы – через черный ход и пожарную лестницу, а там по крышам. Кроме этого, сходняк охраняли молодые сявки – «гвардия» Чемодана. Профессор, как всегда, опоздал. Одет он был в костюм и при галстуке.

Крапленый только криво ухмыльнулся, глядя, как Профессор тщательно смахивает невидимые глазу соринки с предложенного ему стула.

– Начали. – Крапленый посмотрел на Кривого. – Как у вас с Зубом дела?

– Все на мази. Готово, – вместо Кривого отозвался Зуб. – Умаялся, как последний фраер, – пожаловался он, показывая собравшимся кровавые мозоли на руках. – Первый раз в жизни так припахался.

– Не скули, – оборвал его Крапленый. – Когда дело выгорит, залечишь. Пошлем тебя в Сочи.

Все дружно рассмеялись, даже Профессор.

– Профессор! – неожиданно зло воззрился на него Крапленый. – Куда слинял Михей?

– Мне бы твои печали… – с едва заметной издевкой посмотрел на него Профессор поверх очков. – Я что, за ним на веревочке бегаю? Это у тебя с Михеем дела, ты и разбирайся.

– Будь спок, разберусь… – хищно оскалился Крапленый. – И, кстати, где обещанное?

– Здесь, – с высокомерным видом осмотрев собравшихся, похлопал по нагрудному карману пиджака Профессор. – Что бы вы без меня делали, голубчики.

– Шутишь? – согнулся над столом Крапленый, как орел-стервятник над падалью.

Он не поверил своим ушам.

– Какие шутки? Вот…

Профессор достал из кармана вчетверо сложенный тетрадный листок.

– Дай! – нетерпеливо вырвал его из рук Профессора главарь.

Прочитав несколько слов, написанных каллиграфическим почерком Профессора, Крапленый буквально рухнул на стул.

– Не может быть… – пробормотал он, смахивая тыльной стороной руки внезапно выступивший на лбу пот.

– Хе-хе… – победно засмеялся Профессор. – Еще как может. Сам проверил.

Вслед за Крапленым записку прочли остальные.

– Трудно поверить…

Кривой с сомнением посмотрел сначала в сторону Профессора, затем перевел взгляд на Крапленого. Сведения, содержавшиеся в записке, вовсе не усыпили подозрений старого вора, а, наоборот, прибавили масла в огонь. Он теперь почти не сомневался, что Крапленый и Профессор ведут двойную игру. И Кривой стал лихорадочно соображать, на кого можно опереться в предстоящей схватке.

– Не было печали… – Зуб допил пиво и закурил. – Если все, что ты тут накалякал, верно, – он показал на записку, – то какого хрена мы до сих пор сопли жуем? Помню, лет пять назад…

– Захлопни пасть! Воспоминания твои потом послушаем.

Крапленый посмотрел на Чемодана.

– Леха! – повысил он голос. – Ты что, уснул?

– Не-а…

Чемодан, который сидел, развалившись, на потертом диване, встрепенулся.

– Я не уснул, кореша, мне просто стало темно от ваших зехеров[34]. Крапленый, ты что, печника[35] из меня хочешь сделать? Почему об этом я узнал только сейчас?

33

Сходняк – сборище воров (жарг.)

34

Зехер – шутка, обман (жарг.) 

35

Печник – пассивный педераст (жарг.)