Кодекс поведения

Однажды с большой неохотой он позволил одному своему специалисту по средствам коммуникации перебросить информацию, хранившуюся в его стареньком приборе, в новую модель с суперсовременной нейронной изоляцией, которую так ценили в службе разведки. У Тсеши сердце разрывалось от жалобного писка прибора, когда девушка-связистка подключала шнур переброски, он буквально вырвал сканер у нее из рук, и как раз вовремя, как она позже признала. Еще немного — и его верный друг был бы… был бы…

Ему объяснили, что от времени. надежность контактов значительно снизилась, на нейронной оболочке появился налет, образовалось слишком много погибших клеток, так что переброска не представлялась возможной.

Вот так-то.

Вместе мы состарились, похоже, вместе и умрем. Тсеша нежно погладил пластиковый корпус, теплый и гладкий, как живая плоть.

— Ну вот, опять ты думаешь о смерти! — вслух упрекнул себя он по-английски. Этот язык хорошо помогал собраться, его резкие хриплые звуки, много зубных согласных требовали внимания и сосредоточения.

— Так что соберись. — Он принялся листать подшивку характеристики соответствия офицера в поисках новых предложений, которые могли бы бросить вызов его знанию языка и обогатить словарный запас. — Люди считают язык подобных документов несколько странным. А почему?

Тсеше подумалось, что те, кто его сюда пригласил, были бы удивлены, если бы узнали, что идомени могут изучать язык по личным делам офицеров действующей армии. Но ему это все равно. Он хочет довести свое знание английского до совершенства, а Хэнсен Уайл говорил ему, что скрытый смыл многих слов можно обнаружить вот в таких документах, в тех местах, которые он называл «между строк».

Вот я и буду искать. Между строк.

Тсеша отложил папку, которую он держал в руках, и взял другую. Переворачивая страницу за страницей, он наконец остановился на самой поздней записи.

Этот офицер далеко пойдет. Под моим руководством.

Тсеше казалось, что он правильно понял эту фразу. Еще один некомпетентный работник. Их столько, что удивительно, как люди умудряются выживать? Он закрыл папку и положил ее на стоявший рядом стол. Надо не забыть спросить у своих ребят, где им удалось добыть эти документы. Они горячо уверяли его, что их проникновение в электронную систему людей не было замечено. Кто знает, ведь люди очень любят смеяться. Тсеша обнажил зубы. Игра у них такая, что ли? Это он мог понять.

Он медленно поднялся с жесткого деревянного стула, морщась от старческого хруста суставов, и принялся разминаться, возвращая чувствительность онемевшим конечностям. Люди сетуют на неудобную мебель идомени, но они не понимают, что боль помогает собраться. Это знают все. Все идомени то есть. О людях этого не скажешь, они не принимают идею концентрирующего свойства боли.

Тсеша пересек комнату, кафельный пол которой был такого же мягкого оттенка, как и стены, и подошел к большому деревянному секретеру. Он сложил папки в отделение с сенсорным замком, о котором знали только его приближенные. Здесь же был и еще один потайной ящичек, о содержимом которого не знал никто. В нем хранился перстень, точная копия того, что носил он сам, и другой, гораздо более тонкий пакет документов.

Тсеша взял в руки перстень, полюбовался игрой света в его гранях и аккуратно положил его на прежнее место. Затем он вынул из ящика бумаги. Мораг, мысленно проговорил он, открывая папку. Я должен найти человека, кто объяснит мне, что означает Мораг. Он уже пытался отыскать значение двух других имен его милого капитана, но поиски так и не увенчались успехом. Возможно, ключ был в третьем имени, Мораг. Какой-то намек, какой-то след, хотя бы что-то. Она не могла просто растаять в воздухе, не оставив никаких следов, хоть какой-то зацепки для него, который все еще не терял надежду.

Ради тебя я победил Лоумро. Все ради тебя; понимаешь? Тсеша вернулся к своему стулу и полистал бледно-голубую подшивку служебных документов. При искусственном дневном освещении комнаты бросались в глаза пятна сажи и пены огнетушителя, попавшие на страницы еще много лет назад.

Я немало заплатил хааринцам за то, чтобы они разрешили отыскать эти бумаги под руинами базы вашей Службы. Бригаде, отправленной на священное пепелище Рота Шеры, было приказано отыскать все уцелевшие Документы, до последнего клочка бумаги. Но это все, что им удалось найти. Тсеша провел пальцем по ребру тонкой подшивки.

И уже в который раз прочел служебную характеристику Джени Килиан, несмотря на то что каждое слово он знал как собственное имя.

Независимая. Типичная инспектор-всезнайка. Твердо придерживается взглядов колониальной независимости. В форменной одежде чувствует себя неуютно. Однозначные, короткие фразы, никакого намека на скрытый смысл.

Тсешу отвлек приглушенный металлический звук. Мерный звон вечернего колокола возвещал о скором приходе священнослужителя. Тсеша перелистывал последние страницы. Времени почти не осталось. Скоро последнее причастие, а затем — сон.

Где ты, мое будущее? Тсеша дочитывал абзацы, где сотрудники Службы отчитывались о розыске пропавшего офицера. Высказывалось осуждение неповиновения Джени старшему и опасение, что виншаро первыми ее найдут. Мятеж… убийство… заговор… подделка документов… предположительно погибла… тело не найдено… тщательные розыски… никаких следов. Она была родом с Аккадии, позже ее и там искали, но также безрезультатно. Считая ее мятежницей против метрополии, ее и по сей день ищут в колониях. Поиски до сих пор не дали результатов.

Все как есть, черным по белому. Тсеша читал, но не придавал написанному значения, неутомимо продолжая свой собственный поиск, поиск подсказки, посланной его богами, поиск другой, зыбкой реальности. Между строк.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Глава 11

Благодарность, вынесенная Джени спиной за проведенную на полу ночь, была уравновешена явным неодобрением со стороны левого бедра. Джени поковыляла в ванную, сбрасывая по пути одежду.

Последовал очередной горячий душ, второй за сутки. Теперь она могла себе позволить такую роскошь, но что толку? Ощущение было такое, словно ее только что поколотили, да еще стало немного знобить. Удивительно, столько горячей воды, и практически впустую. А ведь всего-то и хотелось, что снять усталость.

Усталость перелета. Ее не могло не быть. Что бы они ни говорили, целый месяц в условиях искусственной гравитации давал о себе знать. Джени произвела тщательную ревизию своего гардероба, подыскивая для себя наряд, в котором бы не была похожей на кочегара после ночной смены. Наконец она остановила выбор на темно-синем брючном костюме. В нем она выглядела несколько бледноватой, но сама ткань и покрой буквально нашептывали «дорого». С околоземным акцентом. В таком костюмчике вполне можно появиться в коридорах министерства. Кроме того, брюки были достаточно широкими, чтобы их можно было выпустить поверх сапог.

Джени застегнула свободного покроя пиджак и, приноравливаясь к нему, подошла к высокому, в полный рост, зеркалу. А что — если сунуть руки в карманы, даже не будет заметно, что правый рукав короче левого. Джени смерила себя с головы до ног и остановила придирчивый взгляд на манжетах брюк. В целом очень даже ничего. По-деловому. Никаких претензий на моду, так, будто…

— Будто я только что с шаттла. — Джени наскоро пригладила еще сырые локоны, поклялась ознакомиться с ассортиментом косметических киосков и в последний раз проверила содержимое своей верной сумки.

Перед самым уходом она взглянула на индикатор, вмонтированный в столешницу туалетного столика. Тот не мигал, а значит, Эван на связь не выходил. Она вспомнила о папках с делом Мартина, запертых в письменном столе. Ну да, на его месте я бы тоже не горела желанием поговорить. В животе заурчало, и Джени Стала припоминать кратчайший маршрут к главному корпусу министерства. Сегодня она обедает там. И если Эван был не расположен к встрече, она полностью разделяла его чувства.