Страница 100 из 108
Жрец, уже подготовленный к такой беседе, сначала притворился изумленным.
— Так ты не эфиопка-рабыня? Гречанка.., преданная интересам римлян? Ловко же ты притворялась!
— Это была военная хитрость…
— Я не обвиняю тебя. Всевышние боги защищают дело римлян, справедливо прославленных за их благочестие. Жрецы Геркулеса должны быть на стороне римлян, преданнейших почитателей нашего бога, в честь которого они в своих городах воздвигли шесть великолепных храмов.
— Значит, ты поможешь планам Красса? — спросила гречанка, сверкая глазами от радости.
— Постараюсь, сколько могу.., чем только могу… — ответил жрец.
Они быстро пришли к соглашению. Жрец сказал, что хотя он подвергается большим опасностям при попытке войти в город, но тем не менее пойдет туда под каким-либо благовидным предлогом; он надеялся на поддержку со стороны Мирцы: как только та придет в храм, он вместе с ней пойдет в город. Он добавил, что знает тропинку, которая ведет через обрывистые и крутые склоны к одному месту, где стены почти разрушены и откуда, даже если бы это место было сильно укреплено гладиаторами, нетрудно ворваться в город. Эвтибида обещала жрецу десять талантов в счет большого вознаграждения, которое он получит от Красса, когда дело будет сделано.
На следующую ночь, сняв с немалым трудом с лица каштановую краску, Эвтибида оделась в военный костюм, отправилась в храм Геркулеса, но не нашла Аия Стендидия в храме; от других жрецов она узнала, что Мирца накануне приходила принести жертвы Геркулесу, и Аий Стендидий ушел с ней в город.
С сердцем, трепещущим и колеблющимся между надеждой и страхом, ждала Эвтибида целый день, спрятавшись в храме, возвращения жреца. Он пришел к вечеру и рассказал, что место, где стена была разрушена, заново восстановлено Спартаком, который, как предусмотрительный полководец, уже давно обследовал все стены и укрепил слабые места.
Эвтибида была очень огорчена сообщением жреца. Она бесилась и проклинала предусмотрительность Спартака.
Погрузившись надолго в свои мысли, она наконец спросила жреца:
— А Мирца, сестра гладиатора, когда она придет снова в этот храм?
— Но.., я не знаю… — ответил нерешительно жрец, — вероятно.., она придет послезавтра.., в день антимахий — праздника в честь Геркулеса, во время которого в память о бегстве его в женской одежде с острова Коса обычно приносятся в жертву нашему богу женские платья. Сестра фракийца сказала мне, что она намерена придти послезавтра в храм, чтобы совершить такое жертвоприношение с целью испросить покровительство бога оружию восставших рабов и в особенности своему брату!
— А! Юпитер, ты справедлив! Справедлив и ты. Геркулес! Справедливы все боги Олимпа! — подняв глаза к небу с выражением жестокой радости, воскликнула гречанка. — Я отомщу страшнее, чем мстила ему до сих пор. Это будет настоящая кровавая месть!
— О какой мести говоришь ты? — спросил с удивлением жрец. — Ты знаешь, что боги не одобряют и не покровительствуют мести…
— Да, но если эта месть вызвана тяжким оскорблением, если такое оскорбление нанесено без всякого основания… О, тогда, наверно, даже боги неба, не только боги ада, одобряют месть и помогают ей, — сказала Эвтибида. Она сняла с плеч толстую золотую цепь, к которой был привешен ее маленький меч с рукояткой, усыпанной драгоценными камнями, и подала все это Стендидию.
— Не правда ли, Стендидий? — прибавила она в то время как жрец жадными взорами окидывал полученный дар, — не правда ли, справедливая месть угодна и небесным богам?
— Конечно.., когда она справедлива.., когда обида была несправедлива, — ответил тот, — и потом разве месть не была названа радостью богов?
Эвтибида сняла с головы серебряный шлем, обвитый сверху маленькой золотой змейкой с двумя огромными рубинами вместо глаз, и протянула его жрецу.
Пока жрец, жадно сверкая глазами, разглядывал новые драгоценные дары, она продолжала:
— Непобедимому Геркулесу подношу я эти ничтожные вещи, а завтра принесу еще десять талантов… Непобедимому Геркулесу, — и она сильно подчеркнула последние два слова, — для того, чтобы ты помог мне осуществить мою месть.
— Клянусь Кастором и Поллуксом! — воскликнул жрец. — Раз она справедлива.., конечно, надо, чтобы я тебе помог! Клянусь скипетром Прозерпины!
— Ты должен спрятать здесь завтра ночью двух храбрых и верных воинов.
— Здесь?.. В храме?.. Осквернить священное место божественного Геркулеса?.. Подвергнуться риску быть повешенным гладиаторами, если они случайно найдут здесь твоих двух воинов? — сказал, отступив на два шага, жрец.
— Но ведь ты только что обещал помочь мне в моей мести, — сказала Эвтибида.
— Ну, я.., не могу допустить, чтобы та.., чтобы Мирца.., была убита.., когда придет в храм моего бога… Ведь не в этом призвание жреца… Если бы дело шло о том, чтобы захватить ее как пленницу.., и отдать ее тебе…
Зеленые сверкающие глаза Эвтибиды вспыхнули мрачным блеском, загадочная улыбка появилась на ее губах.
— Да, да! — закричала она. — Пленницей.., в моих руках… Так как я.., я сама хочу убить ее, если Спартак не придет отдать мне себя взамен сестры!
— Что ты сделаешь с ней.., я не хочу знать… Я только хочу знать, что моя рука не принимает участия в кровавом преступлении.., что я не участвую в убийстве, — сказал лицемерно жрец. — Я покажу твоим верным воинам место где они должны будут спрятаться.., совсем недалеко отсюда.., у самой дороги.., в роще, которая будто нарочно для этого создана!
— Не сможет ли она убежать оттуда?
— Но раз я Тебе говорю, что роща будто нарочно посажена, чтобы поймать дроздов в ловушку…
— Ну, хорошо.., пусть будет так, как ты хочешь… И пусть успокоится твоя совесть, — сказала с тонкой иронией девушка и тут же добавила:
— Мне пришла в голову прекрасная мысль.
— А именно?
— Чтобы ты, не сообщая об этом своим двум товарищам-жрецам, со мною вместе сошел в долину и сел за стол.., за роскошный стол.., которым я в твоем лице хочу почтить не только жреца Геркулеса Оливария, но и честного человека и настоящего гражданина.
— Клянусь богами! — воскликнул жрец, притворяясь негодующим. — Ты, значит, не доверяешь мне?
— Нет, я не тебе не доверяю.., а угрызениям нечистой совести.
— Но я не знаю, следует ли…
— Нужно ли тебе идти со мной?!. Да. Мне необходимо, чтобы ты помог мне принести сюда пятнадцать условленных талантов… Кажется, я раньше сказала десять?
— Пятнадцать, пятнадцать ты сказала! — поспешно подхватил жрец.
— Во всяком случае, если я даже сказала десять.., то это была ошибка.., так как я ради моей мести приношу богу пятнадцать талантов! Так пойдем вместе, честный Стендидий, ты будешь доволен сегодняшним днем!
Жрец спрятал в укромном месте шлем и меч Эвтибиды и пошел с ней в лагерь римлян.
Марк Красе теперь слишком доверял гречанке, чтобы не позволять ей совершенно свободно уходить и приходить в лагерь, одной или с кем-либо по ее желанию.
В лагере Эвтибида устроила Стендидию роскошный пир, и тот утопил в восьми или десяти чашах превосходного вина горе, причиненное ему недоверием куртизанки.
Тем временем последняя позвала к себе своего верного Ксенократа и переговорила с ним о чем-то вполголоса.
Около полуночи Эвтибида, надев на голову стальной шлем и перекинув через правое плечо ремень, на котором висел небольшой острый меч, вышла из лагеря в сопровождении жреца, который не особенно твердо держался на ногах, так как был сильно пьян.
В нескольких шагах позади Эвтибиды и Аия Стендидия следовали в полном вооружении два раба-каппадокийца, принадлежавшие Марку Лицинию Крассу.
Пока они двигаются по направлению к храму Геркулеса Оливария, заглянем на время в Темезу, где Спартак уже три дня как заготовил многочисленную флотилию. Он ждал темной ночи, чтобы перевезти пятнадцать тысяч гладиаторов, так как множество собранных судов не могло поднять большего числа людей.
Как только зашло солнце, которое весь день было скрыто за серыми и черными тучами, все сгущавшимися на небе, Спартак велел трем легионам, стоявшим лагерем на берегу, тихо собрать палатки и спуститься на суда; затем, дав Гранику все необходимые инструкции, он, едва настал час первого факела, приказал отплыть.