Страница 7 из 186
Легко заметить, что все эти примеры относятся к сфере коммерческого книгоиздания, ориентирующегося в первую очередь на неквалифицированного потребителя, который не станет выяснять разницу между двумя Мельниковыми, Арсеньевыми или Суховыми и, покупая боевик из недавно появившейся серии «Улицы красных фонарей» (издательство «Яуза»), может даже и не заметить, что приобретает отнюдь не один из порнографических романов, на выпуске которых издавна специализируется серия «Улица красных фонарей» издательства «ВРС». Тут, понятное дело, говорить нужно скорее о недобросовестной конкуренции и умышленном обмане, располагая некорректную эксплуатацию аллонимов недалече от прямых подделок. Например, от истории, случившейся в июле 2005 года на Украине, где на прилавках появился роман «Рокировка», не просто приписанный Борису Акунину, но еще и дублирующий в своем дизайне оформление книг из серии об Эрасте Фандорине, выпускаемых издательством «Захаров».
Ну и наконец, чтобы не завершать литературную статью чистым криминалом, скажем, что вообще-то работа с аллонимами создает роскошные возможности для пародистов, авторов прикольной, сатирической и юмористической литературы. Чем воспользовался пока только некто О. Негин, выпустивший роман с «говорящим» названием «П. Ушкин» в петербургском издательстве «Лимбус Пресс» (СПб., 2004).
См. АВТОР ФАНТОМНЫЙ; БРЕНД В ЛИТЕРАТУРЕ; КОММЕРЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА; МИСТИФИКАЦИИ ЛИТЕРАТУРНЫЕ; ПРИКОЛЫ В ЛИТЕРАТУРЕ; ПСЕВДОНИМ; СТРАТЕГИИ ИЗДАТЕЛЬСКИЕ
АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ЛИТЕРАТУРА
При широком подходе понятие «альтернативная литература» охватывает все явления, отличные от мейнстрима и/или оспаривающие конвенциальные связи, которые легитимизированы властью и/или неквалифицированным читательским большинством, то есть становится своего рода дубликатом понятий актуальной, маргинальной, радикальной, скандальной или эстремальной литератур.
Предпочтительнее поэтому более узкая и строгая трактовка, включающая в альтернативную литературу лишь те книги и художественные жесты, которые направлены на разрушение не столько литературных канонов, сколько общепринятых в обществе политических, социальных и моральных стереотипов. Так, вне всякого сомнения, в конце 1980-х – первой половине 1990-х годов альтернативными явлениями были, например, гей-литература или литература, пронизанная коммунистическими идеями. Ныне оба этих тематических пласта воспринимаются как хотя и не приобретшие статус нормы, но социально приемлемые, уступив место в зоне риска книгам, пропагандирующим идеи и практику современного терроризма (в том числе исламистского), тотального анархизма, имперского шовинизма, расовой, национальной и религиозной ксенофобии, а также доказывающим, что контролируемое (или неконтролируемое) употребление наркотиков не есть столь безусловное зло, как утверждают власть и средства массовой информации. В сфере альтернативности оказываются тем самым столь разнородные явления, как «Бздящие народы» Александра Бренера и Барбары Шурц, «Хозяева дискурса» Исраэля Шамира, «Низший пилотаж» и «Срединный пилотаж» Баяна Ширянова, «Скины» Дмитрия Нестерова, эссеистика Эдуарда Лимонова и Дмитрия Ольшанского, тексты песен рок-группы «Коррозия металла», газета «Лимонка», журналы «Атака», «Элементы» и агиографические жизнеописания знаменитых террористов и прославленных наркоманов.
Наряду с издательствами «Ad Marginem», «Гилея», «Амфора», «Колонна», время от времени выпускающими произведения (прежде всего переводные) альтернативных авторов, недавно появилось и издательство «Ультра. Культура», специализирующееся исключительно на такой литературе. «Сегодня, – говорит его главный редактор Илья Кормильцев, – в мировой культуре сложилась ситуация, когда очень многие альтернативные способы восприятия действительности и отношения к ней оказываются в зоне молчания. Наша задача – предоставить возможность высказываться этим альтернативным взглядам на существующую реальность: общественно-политическую, социальную, философскую, религиозную», при этом издателей привлекает «в основном круг нежелательных тем», а также «наличие в тексте потенциала метафизического сопротивления различным социальным явлениям как некоей силе, системе, по отношению к которой заявляется несогласие или противостояние. Причем нас не очень волнует, с какой стороны идет вектор этого противостояния: справа, слева, из области религии или откуда-то еще; у нас есть убеждение, что эти векторы в конечном итоге сходятся в одной точке. ‹…› Предоставляя слово всем тем, кого хозяева современного дискурса хотели бы исключить из своей игры в бисер, мы ценим в них не столько их идеи, сколько энергию прорыва, метафизический потенциал восстания, являющийся единственным условием эволюции. Ибо только за закрытыми дверями есть шанс отыскать выход – все открытые ведут в тупик».
Публикация такого рода литературы, как правило, вызывает протесты со стороны либеральной общественности, а зачастую и со стороны власти (изъятие книг из продажи, судебные преследования авторов и издательств), что, впрочем, лишь повышает привлекательность альтернативности, воспринимаемой, по словам Михаила Трофименкова, уже как «торговая марка, придающая остроту любому блюду, если его название апеллирует к тому или иному массовому пугалу, будь то “исламизм”, “терроризм” или “наркомания”».
См. АКТУАЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА; КОНВЕНЦИАЛЬНОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ; МАРГИНАЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА; НОРМА ЛИТЕРАТУРНАЯ; ПОЛИТКОРРЕКТНОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ; РАДИКАЛИЗМ; СКАНДАЛЫ ЛИТЕРАТУРНЫЕ; ШОК В ЛИТЕРАТУРЕ
АЛЬТЕРНАТИВНО-БИОГРАФИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Если уж на то пошло, альтернативной можно назвать любую биографию, хотя бы на йоту отличающуюся от канона, послужного списка или тщательно документированной хроники жизни и творчества. О том, какой эффект получается, если чуть-чуть сместить события и какие-то факты выдвинуть на первый план, а о каких-то, напротив, промолчать, знали еще авторы евангельских апокрифов. В конце концов, и непочтительная пушкинская «Гаврилиада» – род альтернативной биографии Пресвятой Девы, и «Мастер и Маргарита» – булгаковская версия жизнеописания Христа.
Тем не менее в самостоятельное и обособленное литературное явление альтернативные биографии выделились уже ближе к концу ХХ века – как способ, с одной стороны, вновь привлечь дремлющее читательское сознание к знаковым фигурам мировой истории и, с другой стороны, как депо персонажей и сюжетов, обеспечивающих гарантированное прочтение той или иной сегодняшней книги. Потому что – на это, по крайней мере, рассчитывают авторы альтернативных биографий и их издатели – каждому интересно знать, что случилось бы с Александром Пушкиным, не погибни он на Черной Речке (рассказ Татьяны Толстой «Сюжет», повести Алана Кубатиева «В поисках господина П.» и Владимира Фридкина «Старый Пушкин») или каким еще, кроме убийства, образом сталинская система могла бы распорядиться судьбою, например, Исаака Бабеля (роман Дмитрия Быкова «Оправдание»).
Частица «бы» в данном случае решает все дело. Ибо если собственно биографы хотят узнать, как оно было на самом деле, и допущениями, зачастую очень смелыми, лишь заполняют пробелы между достоверно известными фактами, то альтернативных биографов историческая истина как таковая вообще не занимает. Бал здесь правит фантазия и только фантазия, благодаря чему «Тайные записки А. С. Пушкина», ответственность за которые несет Михаил Армалинский, трансформируют обстоятельства последних преддуэльных месяцев жизни великого поэта в череду порнографических фантазмов, а Николай Гумилев в романе Андрея Лазарчука и Михаила Успенского «Посмотри в глаза чудовищ» обречен вместо стихотворчества охотиться на чудовищных ящеров.
Разумеется, эта бесцеремонность и эта безответственность по отношению как к истине, так и к преданию раздражают консервативно настроенную часть квалифицированных читателей. Тем более, что альтернативные биографии в большинстве известных нам случаев вбирают в себя трэшевые элементы, воспринимаясь как субжанр либо массовой, либо прикольной словесности, – выразительным примером последней может служить плутовской роман Дмитрия Быкова и Максима Чертанова «Правда», выстраивающий, – по оценке ежедельника «Ex libris Независимой газеты», – жизнь Владимира Ленина как «серию анекдотов и приколов, склеенных в романный сюжет». Но процесс уже пошел, следовательно, мотивация по принципу «а почему бы и нет», «почему бы не предположить, что» завоевывает все новых и новых приверженцев – как среди писателей, так и у публики. И вот мы уже читаем роман Павла Крусанова «Американская дырка» о том, как изменил бы течение мировой истории Сергей Курехин, доживи он до наших дней. Или роман Александра Белякова «Вторая дверь» (М., 2005) о Сергее Есенине, который не полез в петлю в «Англетере», а прожил бесцветную и долгую жизнь всеми позабытого стихотворца, пробавлявшегося писанием пропагандистских статеек для «Магаданской правды». Под стать центральному и другие персонажи этого романа – Алла Пугачева, эмигрировавшая в США, Иосиф Бродский, пишущий для эстрады песни про доблестных ленинградских чекистов, или Владимир Высоцкий, выслужившийся в парторги.