Страница 37 из 186
ЗВЕЗДЫ В ЛИТЕРАТУРЕ
Так называют писателей, чья известность порождена, обеспечена и/или поддержана медийными средствами и, прежде всего, частотой появления на телеэкране. «Только оказавшись в эфире, ты становишься звездой», – говорит Даниил Дондурей, причем взаимосвязь «звездности» с такими понятиями, как талант, репутация, успешность, далеко не обязательно прямая. Так, например, звездой спорта является Анна Курникова, крайне редко одерживавшая победы на престижных теннисных турнирах, а звездами литературы считаются Мария Арбатова, Виктор Ерофеев и Эдвард Радзинский, чья репутация в глазах квалифицированного читательского меньшинства более чем проблематична. Об авторах, достигших «звездного» статуса, не так уж часто пишут в специализированных литературных изданиях, зато они постоянно дают интервью для изданий глянцевых, выступают в роли экспертов по самым разнообразным и, как правило, не связанным с литературой вопросам, а подробности их частной жизни становятся объектом пристального внимания папарацци, светских хроникеров. Что, разумеется, выделяет звезд из писательского ряда, переводя их в разряд светских людей, ньюсмейкеров, публичных знаменитостей, едва ли не деятелей шоу-бизнеса. Тем самым помимо регулярности мелькания на телеэкране и в глянцевых журналах, – отмечает Михаил Берг, – «очки зарабатываются числом и частотой приглашений на наиболее престижные тусовки, престижность которых определяется не присутствием на них людей творческих профессий, а членов правительства, самых известных политиков и банкиров, модных журналистов, певцов, шоуменов, телеведущих и т. д.». Само собою очевидно, что в этой среде не срабатывает привычное деление на «патриотов» и «демократов», «элитарных» и «массовых» писателей, так что Татьяна Толстая, воленс-ноленс, оказывается в одном созвездии с Александрой Марининой и Александром Прохановым.
В литературном сообществе по отношению к звездам принят тон завистливой иронии. Их (почти непременному) хвастовству весело изумляются, их неудачам и промахам – тайно радуются и все время повторяют: «Исписался, как пить дать исписался!..» Но неквалифицированное читательское большинство к мнению литературного сообщества, как правило, равнодушно, воспринимая, подобно собаке Павлова, каждое очередное появление звезды на телеэкране как сигнал к приобретению ее очередных книг и обсуждению их на правах великосветской новости. И это, разумеется, лучше всех понимают издатели, разрабатывая тщательно продуманные и обычно дорогостоящие меры по производству того или иного раскручиваемого автора в звезды. Здесь наиболее показательными примерами могут служить Дарья Донцова и Татьяна Устинова, ни на день не покидающие медийный рынок, или Борис Акунин и Владимир Сорокин, каждая новая книга которых с недавних пор предваряется шквалом сообщений отечественных информационных агентств и интервью в массовой печати.
См. ИМИДЖ В ЛИТЕРАТУРЕ; КОММЕРЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА; КУЛЬТОВЫЙ ПИСАТЕЛЬ, КУЛЬТОВЫЕ ТЕКСТЫ; ПИАР В ЛИТЕРАТУРЕ; РЕПУТАЦИЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ; РЫНОК ЛИТЕРАТУРНЫЙ; УСПЕХ В ЛИТЕРАТУРЕ
И
ИДЕЙНОСТЬ И ТЕНДЕНЦИОЗНОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ
Как сформулировано в первой советской «Литературной энциклопедии», тенденциозность – это «термин, употребляющийся в критике обычно для обозначения произведений, которые подчеркнуто проводят определенную систему социально-политических или этических и других взглядов автора». Что же касается идейности, то «Литературный энциклопедический словарь» (1987) – последний памятник советской эстетической мысли – заявлял: «Под идейностью ‹…› понимают определенность общественно-политических взглядов художника, сознательную приверженность его к передовой идеологии – точнее, его партийность».
Ну, о партийности – в другом месте. А здесь отметим как сводимость обоих понятий к одной смысловой базе («определенная система взглядов», «определенность взглядов»), так и тонкие семантические расхождения между ними. Учтенные, скажем, и нормами словоупотребления, сложившимися в советском новоязе: так, с тенденциозностью принято было связывать исключительно негативные эпитеты (грубая, плоская, убогая, плакатная, назойливая и т. п.), а об идейности говорить исключительно похвально (высокая, мол, страстная, пламенная и др.). Если Карл Маркс называл тенденциозными и Эсхила, и Сервантеса, и Шиллера, то у наших марксистов выходило, что все враги коммунистической идеологии будто бы поголовно тенденциозны (или, на худой конец, безыдейны), тогда как ее носители, напротив, идейны, зато не могут быть уличены в тенденциозности.
Сейчас все это выглядит смешным, а оба термина кажутся устаревшими. Их почти не применяют при анализе и оценке литературных произведений, как бы по умолчанию предполагая, что автор отвечает не за некую общую – и определенную! – систему взглядов, а лишь за свой личный, глубоко индивидуальный месседж. В методологическом плане это, может быть, и верно, но… суха, теория, мой друг, и сегодняшняя художественная реальность дает нам все-таки право судить, среди прочего, и о том, на чью же все-таки мельницу льет воду тот или иной писатель, то или иное произведение.
Так, очевидны и тенденциозность, допустим, авторов, которые приняли участие в проекте «Жизнь состоявшихся людей», апологетизировавшем наших «новых русских», буржуазную идеологию свежайшеего разлива, и прямо противоположная ей тенденциозность, скажем, Веры Галактионовой, которая всей логикой своего романа «На острове Буяне» убеждает публику: только объединение истинно православных и истинно мусульман спасет Россию от демократов, коммунистов, «азеров», «проглотной власти» и всех нехристей, живущих по канонам нехорошего Ветхого Завета.
Эти примеры – из самых наглядных, но, похоже, что тенденциозности (или, если угодно, идейности) не удается избегнуть практически никому, кто пишет социальную прозу и социальные стихи, размышляет не только о настоящем, но и о прошлом, о будущем Отечества. Недаром ведь говорят о либеральном и контрлиберальном проектах в нашей словесности, отмечают одновременное и априорно конфликтное присутствие в ней имперского и космополитического сознаний. Тенденциозны, спору нет, авторы, идентифицирующие себя с православной литературой, но вряд ли менее тенденциозны и те, кому богохульство доставляет живейшее удовольствие. И не так уж неправ Илья Смирнов, который, говоря о романе Владимира Сорокина «Голубое сало», находит в нем «не просто порнографию», но и определенного сорта идеологию, «которая все живое, все, что придает смысл человеческому существованию: любовь между мужчиной и женщиной, поэзию и прозу, память о Великой Отечественной войне – все низводит до уровня даже не половой доски, а гораздо ниже. До уровня той субстанции, которая заполняет отхожее место и в которой копошатся личинки известного насекомого».
Думается поэтому, что «старое, но грозное оружие» тенденциозности (и идейности), о котором писал Владимир Маяковский, сегодня скорее не замечают, чем не используют. И что нашей критике, которая положила себе за правило толковать едва ли не исключительно о качественности либо некачественности тех или иных произведений, но никак не об их идейном заряде, есть смысл вернуться к урокам, которые в иных исторических условиях были даны Виссарионом Белинским, Николаем Добролюбовым, Аполлоном Григорьевым или идеологами журнала «Новый мир» времен Александра Твардовского.
См. АНГАЖИРОВАННОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ; ГРАЖДАНСТВЕННОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ; ИМПЕРСКОЕ СОЗНАНИЕ В ЛИТЕРАТУРЕ; КОСМОПОЛИТИЗМ В ЛИТЕРАТУРЕ; ПАРТИЙНОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ; ПАТРИОТЫ И ДЕМОКРАТЫ В ЛИТЕРАТУРЕ; ПУБЛИЦИСТИКА, ПУБЛИЦИСТИЧНОСТЬ