Страница 10 из 15
Заболев, Фрося лечится в полном соответствии со своей концепцией. Когда она плохо себя чувствует, всех навещающих ее просит рассказывать «истории» (предпочитая смешные, но не отказываясь и от страшных – «лишь бы не скучно было»), при этом ест мало и очень выборочно, и каждую трапезу заканчивает рюмкой водки (вероятно, для образования внутренней «настойки»). Когда в позапрошлом году участковый врач подозревал у старушки пневмонию (идти на рентген Фрося отказывалась), я, чувствуя себя полной идиоткой и мысленно готовясь к похоронам упрямой соседки, спрашивала: «Ну что, Фрося, антибиотиков, если хотите, я могу нарастить вам сколько угодно в помойном ведре… Но в каком продукте, позвольте узнать, может располагаться аспирин, чтобы сбить вам температуру?!»
«Капустки и морковки сырой принеси, Анджа, если не трудно… – с трудом шевеля посиневшими губами, отвечала Фрося. – И бутылочку винца красненького… Вроде „Медвежьей крови“ чего-нибудь…»
Спустя три недели врач, навестивший и внимательно выслушавший больную, признаков пневмонии уже не слышал.
Учитывая Фросин возраст, бодрость старушки и полное отсутствие маразма, полагаю, что к ее теориям можно было бы и прислушаться. В конце концов, я как специалист могу подтвердить, что ее концепция ничуть не глупее тех, что порою появляются на книжных прилавках, в твердых обложках и с разноцветными картинками.
Еще о книжках. Два стеллажа детективов в коридоре нашей квартиры, в сущности, принадлежат мне. Теперь, правда, они стали как бы коллективной собственностью, но изначально были объектом именно моего интереса и исследования. Почему бы и нет?
Мне не нравится, когда любое явление трактуют в стиле «или-или». Феномен массовой литературы заслуживает своих исследователей. Где они? О нынешних детективах, например, мне так и не удалось прочесть ни одной приличной критической статьи. Либо категорическое: «ЭТО – не литература!» (А что же тогда?); либо тот или иной ярлык-выкидыш англо-саксонского происхождения: «ЭТО – супербестселлер!» (Ну и что из этого следует? Как это объясняет суть или хотя бы происхождение явления?).
Я тяжело живу. Не по обстоятельствам, а по ощущениям. И постоянно о чем-то думаю – то ли привычка, то ли врожденный дефект. В детстве и юности долго не могла поверить, что у других – не так. Чтобы уравновесить собственную тяжесть, мне нужно что-нибудь легкое, как объект размышлений. Почему не детективы? Поскольку «книгу не читал, но автора не одобряю» явно не метод, я стала покупать эти книжки, менять или забирать у знакомых уже прочитанные, так как им они были уже не нужны. Один из первых результатов проведенного исследования: мне еще не доводилось видеть ни одного человека, который сознательно перечитывал бы уже прочитанные им современные детективы. Слово «сознательно» принципиально в плане чистоты эксперимента. У меня есть знакомый старенький академик-зоолог и две пожилые подруги моей мамы, которые любят для развлечения пролистать детективчик-другой и отнюдь этого не скрывают. Так вот они, по их собственному признанию, многие детективы фактически перечитывали по два и даже по три раза, и только к последней трети по совокупности признаков догадывались о том, что они это уже читали.
У моего исследования есть и другие результаты, но применения им я пока не нашла, да, если честно, и не искала. Писать статью в Литературную газету? Суета… Есть большой спорт и утренняя гимнастика. Первое – зрелище, второе – польза для здоровья. У меня, конечно, второе – гимнастика для мозгов, чтобы не слишком быстро усыхали.
Когда разноцветных книжек стало слишком много, мы выбросили из коридора около кубометра какого-то коммунального барахла неопределенного происхождения (например, так никто и не признался к трем пальто, линзе от телевизора КВН и старинному репродуктору-тарелке), Семен по моей просьбе сколотил из досок два стеллажа, туда я и поместила книжки. Фрося и Семен распустили в квартале тщательно отредактированный мною слух и – дело пошло. Теперь читающие жители Лиговки по вторникам, во второй половине дня ходят к нам менять прочитанные ими детективы. Каждый обмен стоит три рубля. Квартирным «библиотекарем» состоит Семен под присмотром Фроси. Он почти всегда дома, а по вторникам не пьет до самого вечера. Семен принимает деньги и следит за соблюдением порядка. На вырученные от обмена рубли мы покупаем новые книжки. Мое начинание пользуется в квартале определенной популярностью.
Когда раздался звонок, я вспомнила, что сегодня как раз вторник. Наверное, по случаю траура следовало бы отменить «прием», но я как-то не сообразила. Да и как, собственно, это можно было сделать? Давать всем приходящим от ворот поворот, объясняя ситуацию и отвечая на неизбежные вопросы? Пожалуй, проще позволить желающим быстренько поменять книжки…
– Анджа, это к тебе, – позвал из коридора Семен.
– Ко мне? – невольно насторожилась я. Я никого не ждала, а нежданные, без звонка, гости ко мне не ходят. Не тот возраст и не тот характер.
В коридоре у моей двери стояли два милиционера, и с недоумением оглядывали Семена, который, опираясь подмышками на костыли, держал в руках пластиковую коробочку из-под майонеза, до половины наполненную тусклыми рублями, двухрублевиками и пятерками. По-видимому, милиционерам еще никогда не доводилось видеть калек, просящих милостыню в своей квартире. О нашей «библиотеке» они, разумеется, ничего не знали. Пожилой участковый о ней, напротив, хорошо осведомлен, и, с моего согласия, иногда использует этот своеобразный квартальный клуб в своих профессиональных целях.
«Старость наступает тогда, – читала я в мемуарах какой-то знаменитой советской дамы. – Когда понимаешь, что все милиционеры, в сущности, молодые люди…»
Зачем-то явившиеся ко мне милиционеры были возмутительно молодыми. Я печально вздохнула и ждала процедуры предъявления удостоверений и какой-нибудь фразы насчет: «нам надо задать вам еще несколько вопросов…»
Во всяком случае, именно так вели себя в телевизоре милиционеры, расследующие уголовное дело. Несколько удивляло, что они пришли вдвоем. Во всех детективах написано, что в милиции категорически не хватает людей. Не опасаются же они меня, в самом-то деле?!
Удостоверений молодые менты предъявлять не стали, и вообще вели себя как-то необычно, как будто бы смущались.
– Что ж, проходите, – сказала я, открывая дверь в комнату, проходя вперед и тапком отпихивая с дороги Флопси, опять находящуюся на вечном и бесперспективном пути к свободе.
– Ой, это у вас что? – с явной опаской спросил тот милиционер, который выглядел постарше напарника. – Хомяк?
– Да, только большой, – подтвердила я, не желая вдаваться в объяснения.
– Ну ни черта себе! – милиционер прищелкнул языком. – А чего это он так вырос?
– Флуктуации биополя. Мутация, – еще раз вздохнув, сказала я.
Милиционеры, как и мои хомяки, тоже были особой породы. Зачастую перекинувшиеся из бывших трудных подростков, из социально неблагополучных семей. Так сказать, антиподы Братка Леши. Две расходящиеся мутации. Разновидность: мент лиговский, привокзальный…
– Вот, вот! Вы сами сказали! – откровенно обрадовался тот милиционер, что помладше. – Мы же как раз за этим к вам и пришли! По личному, так сказать, вопросу…
– Простите? – не поняла я. – За чем вы пришли?
В голове промелькнуло сразу несколько одинаково диких и абсурдных мыслей. Милицейские криминалисты хотят о чем-то посоветоваться со мной, как с бывшим биологом. Федор был мутантом, и теперь, после вскрытия это выяснилось. Одна из современных мракобесных организаций занялась коррекцией лиговского биополя, и при этом каким-то образом заручилась поддержкой милиции… И так далее, по нарастающей. От мысли, что на сегодняшний день все вышеперечисленное в принципе возможно, по моим губам словно сама собой проползла улыбка и пощекотала их.
Милиционеры синхронно улыбнулись в ответ – отраженными, почти робкими, мальчишескими улыбками. В этот момент я догадалась.