Страница 3 из 83
– Ой-ой-ой-ой-ой.
– Смейся, смейся. У тебя еще будет возможность лишний раз в этом убедиться. И весьма скоро. Уверяю тебя.
– Где же была ваша хваленая организация одиннадцатого сентября другого незабвенного года? – выпалила Хелен и тут же осеклась.
– Никогда... слышишь, никогда... не говори о том, чего ты не знаешь, – после продолжительной паузы отчетливо произнес побагровевший Джефф. – Организация была там, где надо. И не наша вина, что кое-кто другой, повыше, оказался не на своем месте.
Именно кто оказался не на своем месте, конкретизировано не было. Но Хелен этого уточнять не стала.
Несколько мгновений спустя румянец снова покинул щеки, а скрежещущий металл голосовые связки ее визави.
– Продолжаю, – продолжил Джефф. – Ты заключила контракт, причем контракт пожизненный, других у нас просто не существует, с организацией, которая уже девятый год подряд практически полностью содержит тебя за свой счет. Подчеркиваю, девятый год подряд. Которая исправно оплачивает твои липовые должности, твои синекуры в Ассошиэйтед Пресс, причем оплачивает по самому высшему разряду. Ставку, выше, чем у главы корпункта. Жилье, всегда только первой категории. Тачки. Шмотки. Всё. Сначала в Праге. Потом в Гонконге. В Стокгольме. Теперь вон в Париже. А что взамен? Какие-то вшивые контакты, от которых проку как от козла молока. Вместо информации одни слухи и сплетни, хуже чем из желтой прессы. И... всё. Так что, кроме самой подписки, сказать, что ты что-то реально дала организации, вложившей в тебя и в твое благосостояние кучу бабок, я думаю, у тебя самой язык вряд ли повернется. Мне лично ты, правда, не буду отрицать, давала... кое-что... иногда. Но, как мне помнится, наше... сотрудничество... в этой форме... тоже началось с вашей стороны абсолютно сознательно и добровольно.
– И ты еще смеешь что-то говорить?! – выдохнула Хелен, едва дождавшись конца произнесенной чуть ранее тирады. – Что я ничего не дала организации?! А кто вам преподнес такого агента. Такого агента! Разведчика. Профессионала. Русского. Можно сказать, на подносике. В праздничной упаковке.
– Смею опять же напомнить, что непосредственная вербовка упомянутого вами объекта была осуществлена не кем иным, как вашим покорным слугой.
– Слугой! А кто этому слуге все подготовил. Объекта в первую очередь.
– Это вопрос спорный. Но я не хочу сейчас углубляться в дискуссии.
– Естественно.
– Естественно! А кто чуть с треском не провалил этого агента? Из-за своего болтливого языка. А? Так что потом пришлось целую комбинацию плести, чтобы вывести его из-под удара. Когда он по самому, можно сказать, по лезвию... Буквально на волоске. Ну, что молчишь?
– А кто в этой вашей комбинации сыграл самую главную роль? А? Забыл? Что молчишь?
– Ты всего лишь исправляла то, что сама же накуролесила. И то еще неизвестно, исправила ли до конца или нет. Между прочим, ты знаешь, что вообще в нашей системе бывает с людьми за такие проколы? Следовало бы как-нибудь поинтересоваться. На досуге. И... между прочим... заодно еще и тем... сколько крови мне стоило выгородить тебя перед нашими боссами. Прикрыть. Об этом ты ведь тоже, как мне кажется, особенно сильно не задумывалась. Равно как и о своем ближайшем будущем. Которое на сегодняшний момент представляется в очень большом тумане. И отнюдь не розовом. Так что, девочка моя... с дядей Джеффом... лучше дружить.
На этот раз, закончив свой маленький монолог, Джефф не улыбнулся, хотя это стоило ему определенных усилий. Его мускулистая рука снова осторожно и медленно потянула вниз заветную простыню и снова, к его удивлению, столкнулась с сопротивлением то ли намеренно, то ли на сей раз просто инстинктивно вцепившихся в край этой простыни тонких женских пальцев. Джефф отпустил натянувшуюся материю и впился взглядом в лицо полусидящей, полулежащей напротив него строптивицы. Он увидел прямо перед собой нахмуренные брови, над опущенными вниз глазами, слегка раздувающиеся ноздри, поджатые губки в обрамлении едва заметного, только что пробившегося розоватого румянца щек и явственно ощутил, как в нем с новой силой просыпается уже немного затихшее желание. Странное дело. Капризы этой женщины, ее своенравие и непокорность, которые иногда доводили его буквально до белого каления, в то же время способны были пробудить в нем подчас такую дикую жажду обладания, которая уже сама по себе становилась для него источником невероятного наслаждения. А уж сломить ее, подчинить своей воле, своим прихотям... с этим по остроте ощущений он вообще мало что мог сравнить. И поэтому сейчас взглядом дикого животного он продолжал упрямо сверлить ее глазами, с каким-то ноющим сладострастием предвкушая момент, когда она, наконец, соизволит поднять на него свой взор. А в том, что этот момент обязательно наступит, у него не было ни малейших сомнений.
И Джефф не ошибся. Уже очень скоро он увидел перед собой ее глаза. Немного обиженные. Немного оскорбленные. Настороженные. И все понимающие. Последнее обстоятельство удваивало остроту испытываемых им ощущений. Обменявшись с Хелен продолжительным взглядом, в котором можно было столько прочитать, а можно было и не прочесть ничего, он, наконец, произнес, как ему самому показалось, вполне веским, хотя и миролюбивым тоном:
– Ну что, детка? Может быть, ты все-таки избавишься, наконец, от этого дурацкого покрывала? Сама.
Единственным ответом на поступившее предложение стали насмешливые искорки, мелькнувшие в раскосых серо-сине-зеленых глазах.
– А ну прочь эту тряпку, живо! Я кому сказал, – рявкнул, подавшись вперед, Джефф.
Насмешливые искры в глазах женщины мгновенно сменились едва заметным презрительно-гневным блеском. В воздухе снова повисла напряженная пауза, но уже через несколько секунд батистовый купол, взметенный вверх неожиданно резким движением загорелой руки, плавно опустился на противоположный край кровати, а сама Хелен предстала взору человека, который решил всерьез и бесповоротно войти в роль ее безграничного повелителя, во всем завораживающем блеске своей нагой красоты. Она по-прежнему молча полусидела-полулежала, облокотившись спиной на подушку; ее правая нога была приподнята и чуть согнута в колене, на колене сверху в ленивом изгибе лежало тонкое запястье; в холодном взоре все так же поблескивало презрение, но уже презрение равнодушное. И позой, и всем своим видом она напоминала сейчас мраморную богиню, изваянную каким-нибудь Праксителем[5] или Кановой[6]. «Повелитель» снова непроизвольно сглотнул слюну. Несомненно, это была покорность. Но какая? Есть покорность желанная, которую женщина втайне жаждет, когда состояние униженности способно довести ее порой до самого невероятного пароксизма страсти и заставить боготворить подчиняющего ее мужчину. Есть покорность вынужденная, навязываемая внешними обстоятельствами. В этом случае уступчивость не более чем изнанка отвращения. Но Джеффа эти нюансы сейчас волновали мало. Важен был свершившийся факт. Он осторожно провел рукой по чуть согнутой загорелой ноге от икры до лодыжки. Снова посмотрел на не меняющее свое выражение лицо. И решил закрепить достигнутое.
– А ну-ка давай раздвинем наши сладкие ножки. Пусть дядя Джефф полюбуется нашим сокровищем.
Сначала дядю Джеффа немного покоробила слишком уж быстрая и, как ему показалось, абсолютно механическая реакция на его полураспоряжение-полупросьбу, но, слегка поколебавшись, он счел за лучшее отбросить ненужные мысли и сосредоточиться на более приятных и очевидных вещах. Насладившись созерцанием сокровища, он наклонил голову вниз и, как в замедленном кинокадре, осторожно, с придыханием провел языком по внутренней стороне сначала правого бедра объекта своих вожделений, затем левого, затем снова правого и, наконец, с урчащим стоном впился в само сокровище. Вдоволь над ним поворожив, он сделал пару резких пластунских движений вверх и, внимательно посмотрев на окаменелое лицо с закрытыми глазами в обрамлении огненно-медных волос, снова немного поколебался, но тут же накрыл плотно сжатые кораллы губ глубоким, жадным поцелуем. После этого поцелуи уже градом посыпались на щеки, шею, плечи, грудь, в то время как крепкие руки гладили, тискали, мяли все доступные и недоступные участки и части распластавшегося по кровати податливого тела.
5
Пракситель – легендарный греческий ваятель, нач. IV века до н. э.
6
Антонио Канова (1757—1822) – знаменитый итальянский скульптор, представитель классицизма.