Ахиллесова пята

– Да вот потому у них и результаты такие. После заданий не ответы нужные привозят, а, наоборот, только новые вопросы, – в том же тоне подхватил «Вася» и перевел взгляд на «нигилиста», который еще ниже опустил голову. Ахаян улыбнулся. – Ладно, воспитательная часть закончена. Пока. Возвращаемся к повествовательной. – Он сделал рукой приглашающий жест. – А табль, мсье-дам![95]

– Ух ты, а табль! Вы во франсэ-то шибко не углубляйтесь. Это не по моей географии. А то как бы мне тогда снова «мандарин»[96] не пришлось вспомнить, – добродушно проворчал разоблаченный, вернее, разоблачившийся господин Ван И и направился к дивану.

– Нет, нет, нет, – подхватив под локоть, тут же переориентировал его в пространстве Ахаян, – Прошу в креслице. Оно у меня ассигновано для самых почетных гостей.

– Сахарный ты мой, – умилился гость и кивнул на Ахаяна его молодым подчиненным. – Душа человек. Вот кто здесь, в нашей конторе, еще так ветерана приветить может? Прямо как Манилов Чичикова. Приветить, с работкой подсобить. Маслица подлить в скрипучие старые шарниры. – Грузно опустив свою широкую, почти квадратную фигуру в приемную емкость кресла, которое, приняв его в свои недра, уже перестало казаться таким просторным и вместительным, как прежде, он, проследив взглядом за тем, как расселись остальные присутствующие, перевел взгляд на мерцающий на другом от него конце журнального стола экран ноутбука. – Так, что смотрим? Семейный фотоальбом?

– В своем роде, – произнес Ахаян, расположившийся на диване, на том месте, где до того сидел Минаев.

– О, знакомые лица, – подавшись чуть вперед, протянул Иван Прокофьевич. – Нет, вру, одно знакомое. Кавалера-то я как-то что-то... не очень... – Он немного помолчал, внимательно вглядываясь в изображение. – Неестественность какая-то чувствуется, нет? Лицо у него чего-то больно какое-то серьезное. Не соответствует фривольности момента.

– Вы в данный момент его лица не видите.

– Что, еще серьезней? Ну... оно, может, и к лучшему, что не вижу.

– Может быть, – согласился Василий Иванович и, после небольшой, но весьма насыщенной паузы, громко вздохнув, обратился к сидящим справа от него подчиненным. – Так, мои юные друзья. Видя некоторое недоумение и немой вопрос на лицах, считаю необходимым сразу же сделать некоторые разъяснения. Сейчас здесь, перед вами, находится еще один полноправный, то есть я хотел сказать полноценный... участник только что проведенной нами... успешно или нет, это мы выясним чуть позже... операции. Причем участник не просто полноценный, а, можно с полным основанием сказать, ключевой. Вам всем хорошо известна моя, не побоюсь этого слова, фанатичная приверженность одному из непреложных правил разведки. Любое проверочное мероприятие, любая операция должна иметь какое-то прикрытие, иными словами, страховку. Ведь что такое, если говорить упрощенно, наша работа? По сути, это тот же поиск истины. С помощью специфических сил, средств и методов. А что есть истина? – Он прервал свою речь и устремил на аудиторию вопросительный взгляд. – Сакраментальный вопрос.

– Ну... – протянул Бутко, ставший первым объектом этого взгляда и, по всей видимости, застигнутый несколько врасплох заданным вопросом. – Это правда.

– Правда, это то, что ты мне говоришь. Или не говоришь, – пристально глядя на него, произнес субъект взгляда. – А истина это то, что?.. – он перевел взгляд на сидящего на стуле Иванова.

– Ты знаешь. Или не знаешь, – после небольшого раздумья произнес тот и тут же поправился: – Я имею в виду, человек.

– Верно. То есть соответствие нашего знания реальному положению дел. Окружающей нас объективной действительности. Можно ли познать истину? Вопрос без ответа. К сожалению, наш разум слишком ограничен. Наверное, мы в состоянии только приблизиться к ее постижению. С чем можно сравнить истину? Я бы ее сравнил с большим, даже с гигантским шаром. И вот каждый из нас стоит перед этим шаром и видит только свой небольшой участок, или сектор этой истины. И нам даже невдомек, что из себя представляет эта истина со своей тыльной, невидимой нам стороны. Более того, как мы вообще можем узнать, шар это или нечто совершенно противоположное. К чему я сделал сейчас это философско-лирическое отступление. К тому, чтобы каждый из вас еще раз зарубил себе на носу, что чем больше глаз и с разных сторон смотрят на этот шар, тем более объемной и полной становится общая картинка, тем более мы приближаемся к истине. То есть к пониманию того, что шар есть шар, а не какой-нибудь там параллелепипед или многогранник. Вот почему нам, помимо всего прочего, был нужен Артюхов. И именно по этой же причине я попросил нашего многоуважаемого Ивана Прокофьевича, нашего, можно сказать... зубра в отставке, нашу живую легенду, подключиться к этому делу, вместе со своей замечательной супругой, своим боевым соратником, Лидией Тимофеевной, с кем на совместном счету у них, надо заметить, немало славных дел.

– Мне кажется, нам сейчас в историю не стоит особенно углубляться, – донеслось из кресла. – А уж в дифирамбы тем паче.

– Это все для общей картины, – успокоил автора сделанного замечания Ахаян. – Но вы правы. Я думаю, мы также можем опустить все лишние детали, подробности. Особенно касающиеся подготовки. Хотя, надо заметить, проблем у нас, особенно на начальной стадии, было немало. Паспорта, визы. Все же оформлялось в считаные дни. Но это еще мелочи. Самое главное, уломать еще надо было. Не Ивана Прокофьевича. Он у нас на такие дела как пионер. Начальство чтобы добро дало. Но, Господь помог, все, слава богу, утряслось. И в назначенный час Иван Прокофьевич и Лидия Тимофеевна поднялись на пароход, заняли свою каюту в классе?..

– «Карония», – подсказал Иван Прокофьевич.

– ...«Карония», и благополучно отправились в плавание вместе с остальными героями нашей эпопеи. Ну а об остальном... – Ахаян повернул голову налево, – я полагаю, Иван Прокофьич вам уже сам...

Сидящий в кресле старик вздохнул и немного подался вперед.

– Ну что, ребятки, я тоже особенно растекаться-то не буду. – Он посмотрел на Бутко и кивнул в сторону Иванова. – Вон здесь живой свидетель сидит. Он, если нужно, поведает. О том, что видел. И слышал. Я же вам расскажу то, чего он не видел. И о чем слышать был не должен. Но для начала достанем-ка моего помощника. – Иван Прокофьевич открыл стоящий возле его ног портфель и достал оттуда какой-то непонятный предмет, основным элементом которого был небольшой шар, напоминающий глобус и закрепленный на металлической оси, уходящей в плоскую подставку. Возле глобуса, на тоненьких проволочках, были закреплены еще два маленьких шарика-спутника.

– Астролябия, – усмехнулся Иванов.

– Какая астролябия?

– Да это так подруга наша прибор этот назвала. А что это, кстати, вообще такое?

– Это? – озадаченно протянул хозяин прибора. – А хрен его знает. Это лучше спросить у того, кто мне его раздобыл. – Он перевел вопросительный взгляд на Ахаяна.

– Да мне так толком и не объяснили. Но насколько я понял, это какое-то наглядное пособие. Для школьников. По географии или по астрономии. В прошлом веке использовалось. Вернее, уже в позапрошлом. – Василий Иванович посмотрел на Олега. – А ты чего его совсем не помнишь?

– Ну... что-то знакомое. Кстати, еще на пароходе показалось, – Олег почесал затылок и сосредоточенно зажмурил глаза. – Где-то же видел нечто подобное. Причем ведь не так давно.

– Думай, Ананий, думай.

– Стоп! – Иванов снова открыл глаза и посмотрел на автора вопроса. – А не эта ли штука стояла там, на столе, в салоне? В «квадрате антикваров».

– Молодец, все-таки вспомнил. Значит, не совсем безнадежно с памятью, – улыбнулся автор и тут же повернул голову налево. – Может, Иван Прокофьевич, товарищам немного пояснить, как сама идея возникла. С этой хреновиной... и вообще. А то, я смотрю, Михаил Альбертыч что-то как-то не совсем догоняет.

95

За стол, господа! (фр.).

96

Мандарин – наречие китайского языка.