Тёмный день

Русалка поскребла деревянным пальцем в деревянных же кудрях и вздохнула:

— Ясно. Все-таки, неважная краска, пооблупилась кое-где. Еще парочка таких штормов — и буду выглядеть совсем старухой.

Она выжидательно скосила глаза на Дарина.

— Вовсе нет! — поспешно сказал тот. — Ты… ты просто юная красотка! Соблазнительная и…

Тут он прикусил язык от греха подальше, чтоб не сболтнуть лишнего.

— Жаль, ты не видел, когда меня только-только покрасили, — довольным тоном сообщила фигура. — Ах, как я тогда выглядела!

— Представляю! Но, знаешь, мне на самом деле пора и…

— Да. Но, слушай, хочу тебя попросить кое о чем… только это строго между нами, понял?

Он кивнул, недоумевая, что могло потребоваться от него корабельной фигуре.

— Сходи-ка ты… кстати, тебя как зовут? — спохватилась русалка.

— Дарин.

— Странное имя. Ты что, из гномов?

Парень пожал плечами.

— Вроде, нет.

— Ну, ладно. Так вот, у меня есть маленькая просьба, но это очень, очень деликатно, — она порывисто вздохнула и со скрипом сложила руки на груди.

— Говори.

Русалка поколебалась немного, потом понизила голос.

— Есть один корабль… «Морской тритон» называется.

Дарин добросовестно посмотрел вдаль.

— Где?

— Он еще не пришел, но я точно знаю, что он направляется в Лутаку.

— И что?

Русалка потупила глаза.

— Мы знакомы, — стыдливо сообщила она.

— С кораблем?

— С Тритоном. Он тоже, как и я — носовое украшение корабля. Мы встретились на подходе в Ашуру и вместе стояли в бухте Лазури, нежно соприкасаясь бортами, и легкий ветерок пролетал над нашими палубами.

Неожиданное красноречие немного удивило Дарина.

— В самом деле? — он снова посмотрел в сторону склада номер восемь.

— Да. Сам понимаешь, когда стоишь на якоре недельку-другую, конечно, заведешь знакомство, побеседуешь, — видя, что русалка настроилась на подробный рассказ, Дарин нетерпеливо переступил с ноги на ногу. — Он был такой неприступный, такой неразговорчивый, загадочный…

Она мечтательно вздохнула, бросив взгляд вдаль, выглядывая, не идет ли «Морской Тритон». — Там, в бухте к нему все время «Золотая нимфа» с разговорами приставала. Как только команда заснет, так она и начинает. Болтлива до ужаса! А сама — ничего особенного… ну, правда, только что после ремонта, так что, конечно, выглядела свежо. Пришлось с ней разобраться, — многозначительно сообщила русалка. — Ну, она сразу примолкла… а наутро паруса подняла да и ушла куда-то в Наргалию. А он… словом, я жду. Нужно поговорить, объясниться, в конце концов.

— А от меня-то тебе чего надо?

— Можешь узнать, когда он прибудет? Я бы у своего капитана спросила, но… — она замялась. — Это же секрет. А капитан, я точно знаю, скажет первому помощнику, тот проболтается — боцману, и вот уже к вечеру даже юнги все знают.

Дарин подумал.

— Могу спросить у секретаря Барклюни, если хочешь, у него все капитанские сводки имеются.

Русалка встрепенулась.

— Сводки? Прекрасно! Так иди же, что стоишь! — набросилась она на него. — Иди, узнавай, а потом… ты здесь завтра будешь?

— Буду. А ты?

— Мне еще неделю тут стоять. Завтра утром приди и расскажи. Понял?

— Понял, понял. Схожу попозже. А сейчас — пора мне!

И Дарин припустил что было духу к складу номер восемь, возле которого стояла группа людей. Еще издалека он увидел купца Бутасу, которого частенько встречал в Морском Управлении. Бутаса тоже заметил Дарина и отчаянно замахал ему руками. Тот припустил бегом — негоже заставлять почтенного купца топтаться на берегу в ожидании толмача.

Кроме того, возле склада маячила длинная нескладная фигура племянника Бутасы, Мекеля — он, вот уже второй год, прилежно изучал торговое дело под руководством процветающего дядюшки. Рядом стоял незнакомый невысокий крепкий человек с загорелым лицом и седеющими кудрями и еще три коренастые смуглые личности, в которых Дарин тут же признал отхов — обитателей Сангерии, далекой заброшенной окраины королевства. Эта была местность, населенная самыми фантастическими существами, столь негостеприимными и недружелюбными, что путешественники туда и нос боялись показать. Даже его величество Бутфарп четырнадцатый, сколько бы ни намекал ему советник по финансам, что проживающие в Сангерии тролли, огры, мороки, болотные ведьмы и отхи — племя кочевников-овцеводов — являются подданными короля, а потому с них должны исправно взыматься налоги, как со всех остальных граждан, предпочитал делать вид, что никакой Сангерии не существует вообще. Когда же финансовый советник становился совсем уж невыносим, его величество кротко предлагал ему отправиться туда лично и добиться того, чтобы тамошнее население ликвидировало, наконец, задолженности по налогам в королевскую казну. После этого разговор о Сангерии сам собой затухал.

Бутаса был первым купцом, который отважился побывать на окраине королевства. Нельзя сказать, чтоб он был отчаянным смельчаком: Бутасе не давали покоя слухи о якобы волшебных овцах, которых разводили кочевники-отхи. Одежда, изготовленная из такой шерсти не промокала под дождем и согревала в любой мороз. Купец потерял покой и сон, подсчитывая, какую баснословную прибыль он мог бы получить, если купил бы шерсть у отхов и перепродал снежным великанам.

Великаны-то, живущие на севере-то, среди снега и льда заплатят за нее кучу золота! Наконец, после долгих колебаний, Бутаса решил рискнуть: отыскал в Лутаке старого гоблина, знающего язык отхи, снарядил небольшой караван и пустился в путь.

Рискованное путешествие удалась блестяще: Бутаса ухитрился наладить связи с племенами овцеводов, занялся торговлей волшебной шерстью и богател не по дням, а по часам. Конкуренции он почти не опасался: по Лутаке ползли упорные слухи о том, что отхи, недовольные тем, как гоблин-толмач переводил их речи, съели его на одном из праздников. Было ли это правдой или досужей выдумкой, никто не знал, только охотников ехать к отхи по-прежнему не находилось, гоблина-толмача и, правда, больше никто не видел, а на все вопросы о нем Бутаса скучнел и переводил разговор на другое.

Дела его шли все лучше и лучше: с прошлого года отхи сами стали привозить товар в Лутку и предприимчивый Бутаса расширил предприятие — взял в дело надежного партнера, купца по имени Меркатель, да выписал из маленького приморского городка племянника — обучать ремеслу.

Были, конечно, у предприимчивого купца и кое-какие проблемы: не сразу удалось найти толмача, сведущего в языке — желающих толковать с дикарями, которые съедали всех, кто им не угодил, было трудновато — поэтому появление в Лутаке Дарина явилось для него настоящим подарком.

— Ну, где ты ходишь? — страдальческим тоном начал Бутаса. — Я опаздываю, дел столько, что хоть на части разорвись, а ты с русалкой лясы точишь!

— Да я…

— Давай, парень, принимайся за дело, выясни, что им надо? Я так понимаю, они чем-то недовольны? Только, упаси небо, чтоб они не обиделись! Эти дикари-кочевники — мой золотой запас, гарантия моего процветания! Вот этот, с кольцом в носу — сын ихнего царька, с ним и говори.

Стоявший рядом человек засмеялся.

— Ты Дарин? — поинтересовался он.

— Точно, я. И пока еще не съеден отхи, как видите. А вы — капитан Солока?

— Не съеден? Не радуйся очень-то, — многозначительно проворчал Бутаса. — Толмач-гоблин тоже… гм, ладно, не будем об этом.

— Точно, я — Солока. Будь другом, потолкуй с этими крикунами. Мы приняли груз: тюки с шерстью волшебных овец. Все честь по чести, с документами, со страховкой, как полагается. И вдруг заявляются эти трое, поднимают крик и пытаются что-то втолковать!

— Что-то хотят, а что — не пойму! — в отчаянии подхватил Бутаса. — Я, когда был в Сангерии, пытался хоть пару слов по-ихнему выучить, да куда там! Чуть язык не сломал.

— Пару слов-то я знаю, но не больше. А ты там был? — заинтересовался Солока. — Тяга к приключениям?

— Тяга к кругленькому счету в банке, — отрезал купец. — И к обеспеченной старости. И к желанию встретить черный день, если, конечно, таковой настанет, богатым человеком. И, — вздохнул он. — Не буду скрывать, тяга к молоденьким красоткам, которые бывают ласковы, только когда поймут, что у тебя увесистый кошелек…