Сладкое вино любви

– И вам пришлось выкорчевать старые кусты на этом месте?

– Нет. Мы пытались здесь выращивать каберне, но у нас ничего не получилось. Зато на другой стороне холма он прекрасно плодоносит. Что хорошо для одного сорта, может быть плохо для другого. Все относительно. Нельзя забывать и о погоде. Микроклимат меняется с годами. Три года кусты плодоносили, и вдруг два года подряд неурожай. Видимо, для их посадки выбрали неподходящее место и время.

Они медленно шли по тропинке между рядами виноградных кустов. Неподходящее место и время.

– Это про нас, – тихо сказала Оливия. – Он остановился и молча взглянул на нее. – Неподходящее место и время, – повторила она вслух.

– Да. – Он посмотрел вдаль, на расстилающиеся впереди холмы, покрытые виноградниками. Глядя на него, она думала о том, что сейчас он красив как никогда.

– Может быть, через пять лет, – произнесла она намеренно беззаботным тоном, чтобы спугнуть облачко грусти, – я буду известна в «Плазе», а моя дочь напишет книгу, за которую будут биться лучшие издательства. Тесс станет еще одной Элоизой. Впрочем, ей будет тогда всего пятнадцать, но это не важно. Сейчас большой спрос на подростковые приключения. Она напишет «Дневник Тессы Джонс», а я буду его редактором. Мы получим огромный аванс за публикацию книги и сможем себе позволить роскошный особняк. Я выйду на пенсию, и мы снова приедем сюда. Тогда мне не нужно будет волноваться, где найти работу и в какую школу определить Тесс…

Она готова была говорить и говорить, но Саймон засмеялся и, обняв за плечи, притянул ее к себе. Они вместе зашагали обратно к дому. Этот бесхитростный дружеский жест очаровал Оливию.

Оливия стояла под душем и думала о Ромео и Джульетте. Одеваясь, вспоминала Антония и Клеопатру. О Скарлетт и Ретте Батлере она думала за завтраком, а завтрак Сюзанна приготовила великолепный. В кабинет Натали она поднималась, размышляя о Гвинет и Брэде.

Ее и Саймона нельзя назвать трагическими фигурами, но сегодня утром ей почему-то взгрустнулось. Работа не развеяла ее печали. Оливия реставрировала более поздние фотографии Натали, и мысли ее то и дело возвращались к противоречию между тем, что было и что могло быть.

Натали сразу же заметила перемену в ее настроении, когда поднялась в кабинет.

– Вы чем-то встревожены. Я могу вам помочь?

Оливия закрыла баночки с тушью и вздохнула:

– Нет. Я думала о том, где буду работать осенью. Лето пролетит быстро. – Она вытерла кисточки и сменила тему. – Я рада, что Сюзанна приехала. Она приятный человек. – Если Сюзанна и имела что-то против Оливии и Саймона или самой Натали, то никак этого не показывала. Она была со всеми приветлива и мила. – И она прекрасно готовит.

– Да, гораздо лучше меня, – согласилась Натали. – Я готовила, когда дети были маленькими, но моя кухня далеко не изысканна. Для меня это была просто еще одна обязанность домохозяйки.

– Но у вас была кухарка, – возразила Оливия, с удовольствием поддерживая разговор.

– Пока дети росли – нет. В то время, кроме меня, это не мог сделать никто. Выручали консервы. Мои дети выросли на спагетти. Мальчикам было все равно, но мне кажется, Сюзанна именно тогда поклялась кормить своих будущих детей более разнообразно. И до сих пор верна своему слову. Для нее кулинария – это искусство. Для меня – тяжелая повинность. Я наняла кухарку, как только мы смогли это себе позволить. У меня и без кухни было полно дел.

Те первые годы после войны были для нас тяжелыми. Мы получили деньги от продажи фабрик и взяли ссуду в банке, затем решили, какие сорта будем выращивать. Александр съездил в Европу и вернулся с саженцами, но ждать урожая было пока рано. Мы экспериментировали. Жили надеждами на будущее процветание, продавая кукурузу и картофель, чтобы расплатиться за одежду, бензин, машины. Наша жизнь почти ничем не отличалась от довоенной.

Разница была лишь в настроении. Во время Депрессии все были подавлены. В войну боялись за жизнь близких. Но после победы, поднакопив денег на продаже военной продукции и инвестировав свои сбережения в мирное производство, люди воспрянули духом.

Я жила надеждой. На мне лежала ответственность за виноградник.

Но лидером у нас считался Александр. Во всех неудачах он был готов обвинять себя, хотя мы с Карлом переживали гораздо больше.

Александр стремился сделать Асконсету имя и добыть ему славу лучшей винодельческой фермы. Мы же с Карлом просто хотели вырастить виноград.

– Александр так и не догадался о ваших чувствах к Карлу? – спросила Оливия.

– Нет.

– Значит, вы умело скрывали их?

– Скрывала? – переспросила Натали. – То, что мы почти все время проводили вместе, было полностью оправданно, и у Александра это не вызывало никаких подозрений. В середине пятидесятых Карл стал управляющим фермы. Он делал то, чего не хотел и не умел делать Александр. Карл работал на винограднике, что позволяло Александру разъезжать по Европе, участвовать в дегустациях вин в Нью-Йорке, встречаться в Ньюпорте с друзьями. Александр доверял Карлу. А я не давала ему повода для ревности.

Вот это большой вопрос.

– О, я вижу, вы хотели бы меня кое о чем спросить, – догадалась Натали.

Оливия покачала головой:

– Нет, это меня не касается.

– Но вы задаетесь этим вопросом.

– Наверное, об этом захотят узнать ваши дети. – Наверняка Сюзанна была почти уверена, что все эти годы у ее матери был роман с Карлом за спиной отца.

– Ну так мой ответ – нет, никогда, – сказала Натали, вздернув подбородок. – Я ни разу не изменила своему мужу. Ни разу за все время нашей совместной жизни. Да, я проводила больше времени с Карлом, чем с Александром, но это же работа, наше общее дело. Карл и я были, так сказать, в одной связке. Что бы там ни думали дети, я ни разу не нарушила клятву супружеской верности.

– А вам хотелось ее нарушить? – спросила Оливия. Она подумала о Саймоне и о своем влечении к нему. То же, наверное, было между Карлом и Натали.

Натали задумалась, нахмурившись, потом вздохнула:

– Я не могла себе позволить даже подумать об этом. Приходилось видеть в нем только партнера по работе.

– Целомудренный брак.

– Нет, – быстро возразила Натали, потом, подумав, согласилась. – Да, что-то в этом роде. Все же это было лучше, чем ничего. Я привыкла довольствоваться тем, что есть. – Она посмотрела в глаза Оливии. – Но я ни разу не нарушила клятву верности, – повторила она. – Я твердо решила сохранить брак с Александром.

– И у вас это получилось?

– Да, но это было непросто. Во время войны Александр чувствовал себя в своей стихии. Он мог говорить о ней бесконечно, особенно о военной разведке. Поначалу я думала, что его привлекали в ней секретность и риск. Но потом мне открылось и другое. Он во всем любил аккуратность, ратовал за жесткий распорядок и внешний лоск. Словом, вел себя как старший по званию. – Она многозначительно взглянула на Оливию.

– О Боже! Он мечтал превратить семью в казарму. Но как вы с этим справлялись?

– Мне пришлось во всем ему потакать. Я содержала дом в чистоте и завела в нашей семье строгий распорядок. Завтрак я подавала ему в столовой, а рядом клала свежую газету. За обедом ему первому я отрезала лучший кусок мяса и следила за тем, чтобы дети не шумели, когда он отдыхает. Они это помнят. Они сердились и обижались на меня, но я всего лишь исполняла его прихоти. Я позволяла Александру командовать и отдавать распоряжения, прекрасно понимая, что через минуту мой муж переключится на другое и забудет о них. Да, это была игра. Но мне удалось добиться своего. Александр не проявлял недовольства, а я могла работать с Карлом над созданием виноградника. – Она улыбнулась. – Остальное не так уж и важно.

Оливия выжидательно молчала, затем не выдержала и рассмеялась:

– Неужели вы собираетесь на этом закончить? Натали спокойно улыбнулась:

– У вас есть все факты. Я любила Карла, но Александр об этом не догадывался. Я всячески ублажала мужа. Он умер, искренне веря в то, что являлся центром моей жизни. Если дети прочитают эти записки, то, возможно, одобрят мой нынешний брак с Карлом.