Спасенный

— Брат Сео прав, — сказала сестра Екатерина. — Я сикля не поставлю в заклад на тысячу преступников против роты сохэев в кидо. Но это патрулирование не может длиться вечно, господин Реван. Люди Минато — у себя дома. Почему они на своей родине — пусть и разрушенной, и сожжённой — должны быть под конвоем?

— Хмммм, — Юноша знакомым образом задрал подбородок. Сагара уже научился понимать этот «язык тела» — это значило, что Реван от смущения начинает наглеть. — Я думал вернуться к этому вопросу потом, но… господин Ито, лучше скажите вы.

— У нас было собрание коммуны, — тихо сказал господин Ито. — Советник Пегю внес предложение, которые мы обсудили… Предложение простое: всех желающих переправляют на другие планеты Доминиона. Выдадут документы, денежную и материальную помощь…

— И… что решила коммуна? — спросила сестра Сильвия.

— Собственно, каждый решал за себя… Четыреста семьдесят семь человек хотят покинуть Минато. Восемьдесят пять — остаются.

— Вот как… — Сагара опустил голову.

— Я знаю, про что вы думаете, — Старик усмехнулся. — Нет. Коммуна Минато не уничтожена. Приговор, который коммуне вынесла Директория Вавилонских миров — не выполнен. Мы есть. Я — избранный большинством голосов глава коммуны, на вчерашнем собрании это подтвердили, и я остаюсь. Любой человек, который хочет стать членом коммуны Минато, может обратиться ко мне, потому что я мэр этого города, выбранный большинством голосов его жителей. Если господа заключенные, отбыв свой срок, пожелают остаться — думаю, коммуна их примет.

Сагара встал, подошёл к старику и пожал ему руку. То же сделали брат Сео, сестры-инквизиторши, госпожа Твиддл и Гельтерман, и последним — Реван.

— Но вопрос с женщинами не снят, — сказал Гельтерман.

— Почти снят, — Старик пожал плечами. — Остается двадцать семь женщин, примерно моего возраста… Другие… я думаю, скоро выйдут замуж за кого-нибудь из этих поселенцев. Через месяц придет корабль с поселенками — и проблему можно считать частично решенной.

— Не так все просто, — качнула головой сестра Елена.

— Знаю, — ответил старик. — Но теперь это проблема доминиона Шезаар — и моя, потому что я чиновник этого доминиона. Я безгранично благодарен вам всем. Но надо же нам когда-то вставать на ноги и привыкать к мысли, что мы будем жить дальше…

После совещания Гельтерман подошёл к Сагаре и Сео.

— Вот старикан, — сказал он тихо, покачав головой. — Раз-раз-раз, и уже снюхлся с этим фертом из Шезааров.

— Что значит «снюхался»? — неприязненно спросил Сагара. — Кажется, я вас не понимаю.

— Всё вы понимаете. Хорошая сделка: его назначают мэром, а он закрывает глаза на то, что Шезаар поддерживали повстанцев и провоцировали Рива.

— Вы ошибаетесь относительно его мотивов, уверяю вас, — сказал Сагара, чувствуя… что мир становится проще. — А что касается мотивов Шезаар, то, какими бы они ни были, реальность такова: если кто-то желает мира и возрождения Минато, он должен работать с доминионом Шезаар. Смиритесь с этим, капитан Гельтерман.

— Вы так говорите потому, что вы священник и монах, — хмыкнул Гельтерман. — Вам безразлично почти всё, кроме спасения души. А те, кто живёт в реальном мире и должен думать про астрополитические интересы…

— Что ж, — раздражение внезапно покинуло Сагару. — Думайте о них, господин Гельтерман. А мне надо спешить — в моем «нереальном» мире ещё одни массовые похороны.

— Когда вы всех тут отпоёте и зароете, — с кислой усмешкой сказал Гельтерман, — то станете ненужным, и вас выкинут, как всякий другой мусор.

— С нетерпением жду этого дня, — спокойно сказал Сагара.

Однако, сегодня отец Фарад дал ему понять, что этот день приближается стремительно и неумолимо. И Сагара вынужден был признать, что не настолько рад его приближению, как сказал недавно Гельтерману.

Кстати, подумал он — надо зайти к инквизиторшам.

Женщины работали обычно в своем шаттле, который пристыковался ко «Льву» на синдэн-посту «Св. Михаил» и отстыковался в атмосфере Сунагиси. Внутренность шаттла считалась клаузурой — мужчинам туда входить было нельзя, поэтому Сагара обычно приходил в палаточный лагерь — по меньшей мере одна из инквизиторок была там, собирала свидетельства жертв — или в расчищенный городской архив.

Теперь он пришёл именно туда, потому что уже неделю его волновал вопрос идентификации их «найдёныша». Его снимки показали каждому обитателю палаточного городка, но никто уверенно не признал его. Одна женщина, увидев снимок, радостно вскрикнула: «Это же Мисако, моя племянница!» — но узнав, что это мальчик, разрыдалась. Один подросток сказал, что вроде бы видел этого мальчишку на соседней улице, но фамилии или имени вспомнить не мог.

Каждый день сестры обрабатывали всё новые данные, восстановленные с мнемопатронов, на которых можно было хоть что-то восстановить. Значительная часть могильных плит на кладбище теперь имела не только обозначение квартала и улицы, но и имена семей, что там проживали. Брат Аарон сразу отослал сестрам генетические данные ребенка, отпечатки ладоней и ступней, но за неделю сестры ничего не нашли. Сагара надеялся, что генетический анализ поможет хотя бы определить фамилию и возможных родителей, однако это оказалось напрасным: мальчик не был в родстве ни с одной идентифицированной семьёй. Не был он роднёй и людоеду — чью личность также не установили.

… Сагара спустился в подвал.

— Добрый день, — приветствовала его сестра Сильвия, окутанная мерцающим кружевом голографических проекций. На одной Сагара узнал трехмерный план города, на другой были столбцы имен, на третьей мелькали какие-то меняющиеся цифры… Женщина казалась колдуньей в мареве заклинаний. — И… нет. Ничего. Почти.

— Я ведь ещё не спросил, — разочарованно отозвался Сагара.

— Вы всегда спрашиваете одно и то же. Хотелось бы мне дать другой ответ. То есть — мы не нашли ничего на мальчика. Но… нашли на людоеда.

Сагара вздохнул.

— Ну, давайте.

На одной из проекций появилось приятное улыбающееся молодое лицо.

— Джейми Сидони, — прочитала сестра Сильвия. — Место рождения — станция Ходэри. Педиатр. Был женат на Мико Арунти, имел сына семи лет. Среди живых есть один дальний родственник — Мария Янаги. Не опознала его, да?

Сагара вспомнил изуродованное огнём и дикими страстями лицо мёртвого людоеда.

— Не удивительно. Такой, каким я его видел — он ничего не имел общего с этим снимком.

— А может, они были просто незнакомы. Бабушки Мико Арунти и госпожи Янаги были родными сёстрами. Довольно неблизкое родство. Скажете ей? Или мне сказать? Или промолчать?

Сагара вспомнил женщину, что целыми часами просиживала на краю койки в лазарете «Льва», слегка покачиваясь вперёд-назад.

— Нет, — сказал он. — Просто напишем имя на надгробии.

Сестра оперлась локтями на панель терминала, сцепила пальцы в замок и положила на них подбородок.

— Он ни разу не обидел ребенка, да? Убивал только взрослых? — Сагара кивнул. — И спрятал малыша в своём логове. Было что-то такое, через что он не мог переступить… Кстати, как мальчик?

— Он выздоровел от дизентерии, немного пополнел, — Сагара вздохнул. — Но так и не заговорил. Какая жалость, что мы убили этого несчастного. Может, он все-таки сохранил бы что-то из профессиональных навыков? Плохие у меня сегодня шутки…

— Мозг не поврежден?

— Брат Аарон говорит, что органических повреждений нет. А что до всего остального… — Сагара развёл руками. — Знаете, он не кажется умственно отсталым. Он просто не говорит. Понимает, что ему говорят. Речевые центры возбуждаются — то есть мысленно он что-то говорит. Но не вслух. Я несколько раз обращался к нему по-нихонски. Такое впечатление, что он лучше понимает этот язык, чем латынь. Может нарисовать хэнохномохэдзи…

— Простите, что?

— А… такая рожица, её можно нарисовать знаками хираганы, — Сагара взял стило и начертил на одной из проекций: брови и рот — знаками «хэ», глаза — знаками «но», нос — знаком «мо» — и обвёл всё широким крючком, знаком «си», к которому добавил два волоса на виске — знак звонкости, который превратил «си» в «дзи». — Но писать не умеет. Хотя пытается. Делает вид, что что-то пишет, но это всё каракули. В целом какой-то диковатый. Не агрессивный, но диковатый. Прячет еду по закуткам…