Страница 18 из 61
47
За 63 дня я оставил после себя горку дерьма размером с новорожденного младенца - вот в чем женщины превосходят мужчин - Хозомин даже не шевельнула бровью - Венера кроваво встает на востоке, это последняя ночь и мне тепло несмотря на холод Осенних ночей пронизанных таинством синих камней и синего пространства - Через 24 часа я уже буду у Скэджит-ривер и усядусь скрестив ноги с бутылкой вина на опилочном круге оставшемся от пня - Звезды приветствуют меня - Теперь я знаю тайну горного струения
Окей, хватит с меня
Текущее сквозь все протекло и через кусочки изоляции валяющиеся выброшенными нет не просто выброшенными во дворе, это те самые кусочки что были когда-то частью большой нужной людям изоляции, но теперь они не более того чем являются, текущее сквозь все столь ликующе что я подбираю их и кричу про себя всем сердцем своим Хо-Хо я кидаю их на запад в сгустившееся сумеречное молчание и они проплывают в воздухе маленькие черные штуковины и шлепаются на землю, вот так-то вот - Это блестящие коричневые кусочки пластика, и когда я говорю так что это были блестящие коричневые кусочки пластика неужели же я действительно считаю что это были "блестящие коричневые кусочки пластика"?
Это истинно для кусочков изоляции, для меня и для тебя
Завернув все эти открывшиеся безмерности самопознания в один саван, я начинаю свое скольжение "победной поступью Тарквиниуса"[29] вниз во мрак мира обусловленного, видение вечной свободы вспыхивает в моем мозгу как лампочка - просветление - пробуждение - неведомые приключения чья природа свет бессвязно вырисовываются передо мною и я прозреваю сквозь них все, ур, арг, оих, элло
Дождись меня, Чарли, я спущусь с человеком дождя - И ты увидишь что ничего никогда не было - Звонит новый черный фраон - Да фа ла бара, гии меэрия - слышишь? - Да что за хуйня, мне осточертело тужиться что-то сказать; все равно в этом нет никакого смысла - Eh maudit Christ de bateme que s`am`fend![30] - Да разве может что-нибудь закончиться?
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОДИНОЧЕСТВО В МИРУ *
48
Но вот и время истории, время исповеди...
Все чему я научился за проведенное на пустынной горе лето, мои Видения Пика Одиночества, я попытался принести их в лежащий внизу мир и разделить со своими друзьями в Сан-Франциско, но они, имевшие дело с давлением времени и жизненной суматохи, а не с вечностью и одиночеством заснеженных горных скал, сами могли бы преподать мне урок - К тому же, видение свободы посреди бесконечности которое открылось мне так же как открывалось ранее всем пустынствующим в первозданности святым, мало подходит для городов и нашего полного противоречий общества - И что же это за мир в котором не только дружба отменяет вражду, но и вражда дружбу, а могила и урна с прахом отменяют все - Самое время умереть в неведении, но раз уж мы живем, чему нам радоваться и что можем мы сказать? И что сделать? Мы, плоть сгрудившаяся[1] в Бруклине и других подобных местах, больные желудки, подозрительные сердца, жестокие улицы, борьба идей, все человеческое в огне ненависти и ах-ой - И первое что я заметил приехав в С.Ф. со своим рюкзаком и миссией сообщить людям что они валяют дурака - тратят понапрасну время - потому что несерьезны - нелепы своим соперничеством - робки перед лицом Господа - и даже ангелы затянуты в борьбу - я понял вот что: каждый в мире этом ангел, мы с Чарли Чаплином видели их крылья, ангелу не обязательно быть серафимоподобной маленькой девочкой с задумчивой печальной улыбкой, можно быть Гулякой-Батчем в полосатом пиджаке скалящимся из своего подвала, из этой клоаки своей, можно чудовищным чесоточным Вэллейсом Пивохлебом в грязной майке, можно сумасшедшей индеанкой валяющейся в сточной канаве, можно даже блистательным лощеным и шустрым Американским Чиновником со смышлеными глазами, или даже желчным интеллектуалом европейских столиц, но я вижу большие горестные невидимые крылья за всеми этими плечами и как же мне жаль что они невидимы и бесполезны на этой земле и никогда не были полезны и все чем мы заняты это бесконечная борьба до самой смерти
Почему?
И в самом деле из-за чего же борюсь я сам? Позвольте же мне начать с признания в моем первом убийстве и продолжить свой рассказ, и тогда все вы, с крыльями и всем прочим, решайте сами - Это Инферно[2] - здесь я сижу болтаясь вниз головой с поверхности планеты Земля, удерживаемый гравитацией, выводя каракули своей повести и знаю что в повести этой никакой нужды нет, но все же я знаю и то что в молчании тоже нет нужды - но это мучительная тайна
Зачем же еще нам тогда жить как не (хотя бы) попытаться рассказать об ужасе и кошмаре этой жизни, Боже мой как же мы старимся, некоторые из нас сходят с ума и все меняется так порочно - и эти порочные перемены ранят нас, как только что-нибудь становится законченным прекрасным обалденным оно сразу же начинает разваливаться и сгорать
Простите меня за все это - но сколько я не извиняйся это не поможет вам, не поможет и мне
В горной хижине я убил мышь которая - ах - ее маленькие глазки смотрели на меня умоляюще, она уже была непоправимо изувечена тычком моей палки в ее убежище среди пачек липтоновского горохового супа, вся в зеленом порошке, трясущаяся, я направил луч фонарика прямо на нее, разгреб пачки, и она посмотрела на меня "человеческими" испуганными глазами ("Все живые существа содрогаются в страхе наказания"), маленькие ангельские крылышки и прочее, и я сделал это тогда, прямо в голову, резкий убивший ее удар , глаза внезапно угасли засыпанные зеленой пылью - Убивая ее, я почти всхлипнул рыданием "Бедная малышка!" как будто это сделал не я сам? - Потом вышел наружу и опорожнил чан со склона, отобрав сперва неразорвавшиеся от удара упаковки супа, съеденного потом мною с удовольствием супа - выбросив, поставил чан с посудой (в котором складывал портящуюся еду и вешал потом под потолок, и все же хитрая мышь как-то умудрилась запрыгнуть туда) поставил чан с посудой в снег залив внутрь ведро воды и когда я посмотрел в него на следующее утро там в воде плавала мертвая мышь - Я подошел к обрыву, поискал и нашел мышиный трупик - И я подумал "Ее спутник совершил самоубийство в ее смертном чане, с горя!" - Происходило что-то зловещее. Я был наказуем маленькими смиренными мучениками - И тогда я понял что это была та же самая мышь, она прилипла ко дну чана (кровью?) когда я опрокидывал его в темноте, а мертвая мышь в овраге была старая утонувшая в хитроумной водяной мышеловке придуманной моим предшественником и которую я скрепя сердце тоже зарядил (банка надетая на ось, с приманкой на крышке, мышь встает на нее чтобы откусить кусочек и банка переворачивается скидывая мышь, я сидел и читал днем когда услышал с чердака прямо над моей кроватью роковой маленький всплеск и несколько первоначальных бьющихся попыток плыть, чтобы не слышать эти звуки мне пришлось выйти во двор, почти плача, и когда я вернулся назад, тишина) (и на следующий день, утонувшая мышь вытянувшая как привидение к миру свою костлявую шею к смерти, волоски шерсти на хвосте колышутся по воде) - Ах, убийство двух мышей и попытка убить третью, которая, когда в конце концов я поймал ее за полкой с кружками, встала на маленькие задние лапки глядя в ужасе вперед, и эта ее маленькая белая шейка, и я сказал себе "Хватит", пошел спать и предоставил ей свободу жить и шебаршиться по комнате сколько влезет - все равно позже она была убита крысой - Комочек мяса и костей и ненавидящий бубонный хвост, и я уготовил себе временное пристанище в аду убийц и все из-за ужаса перед крысами - я думал о кротком Будде не испугавшемся бы крошечной крысы, и об Иисусе, и даже о Джоне Бэрриморе[3] кормившем в детстве мышей в своей комнатке в Филадельфии - Выражения типа "Ты мужчина или мышь?", "мудрость мышиная и мудрость человечья[4]" или "и мыши не обидит " начали ранить меня и "он и мыши испугается" тоже - И я просил прощения, пытался раскаянно молиться, но меня не покидало чувство что раз я отрекся от своего зарока быть святым ангелом с небес никогда не убивающим, весь мир может теперь сгореть дотла - Так казалось мне - В детстве я воевал с шайками мучителей белок, несмотря на риск для самого себя - А теперь я сам - И я понял что все мы убийцы и мучители потому что в прошлых жизнях убивали и должны были возвращаться чтобы отбывать свое наказание, смертный приговор которым является жизнь сама, и поэтому в нынешней жизни мы должны перестать убивать иначе мы будем вынуждены всегда возвращаться из-за присущей нам Божественной природы и той магической силы что делает очевидными наши истинные стремления - Я вспомнил как был опечален мой отец утопив одним давешним утром мышонка, и как моя мать сказала "Бедные малыши" - Но теперь я сам присоединился к шеренгам убийц и больше не имел права быть таким праведным и самодовольным, ведь на какое-то время здесь (до истории с мышью) я начал считать себя кем-то божественным и непогрешимым Теперь же я просто обычный человек-убийца как и все остальные и не найти мне больше убежища на небесах и вот он я, мои ангельские крылья запятнаны кровью жертв, малых и иных, и я пытаюсь говорить о том что нужно нам делать, но сам знаю об этом не более вас
[29] Тарквиниус - римский император
[30] На очень странном французском (видимо, канадском диалекте) это значит примерно "Ядреный корень, в бога-душу-мать!" или что-то вроде этого, большая свобода для творчества
[1] В оригинале burdened с бруклинским акцентом ("boidened"). Перевести на русский нельзя (разве что попробовать с одесским, "таки-ж сгрудившаяся" J
[2] Инферно - ад (лат.)
[3] Джон Бэрримор - американский киноактер.
[4] На самом деле тут была цитата из поговорки "The best laid plans of mice and men go oft awry" что-то вроде "Самые лучшие планы человека и мыши часто рушатся", оттуда же пошло название книги Стейнбека "Of mice and men"