Убийства павлиньим пером

Стоя так, чтобы перекрыть собою дверной проем, Поллард видел все это не как отдельные детали, а в целом. Непонятно, как убийца сюда пробрался, однако он все еще должен был находиться в комнате. Сержант точно знал, что никто из нее не выходил. А единственное окно — в сорока футах над улицей.

Поллард приказал себе: «Спокойно! Не волнуйся! Не волнуйся, сейчас…»

Вытерев слезящиеся глаза, он выскочил из комнаты, схватил ключ и запер дверь изнутри. Затем обошел комнату — медленно, его нервы были на пределе; но никого не нашел, потому что в комнате никого не было. На толстом ворсе черного ковра остались только два ряда пыльных отпечатков — его собственных ног и те, что вели к повернутым вверх носкам туфлей Вэнса Китинга. Сержант подошел к окну.

Надвигалась буря, порыв прохладного воздуха дунул ему в лицо. Безмятежная в своей дремоте, Бервик-Террас лежала в сорока футах внизу. Он осознал, как мало времени прошло между выстрелами и тем, как он подошел к окну, когда увидел фигуру Мастерса в котелке, ринувшуюся через улицу к двери дома номер 4. Высунувшись наружу, Поллард посмотрел влево и вправо вдоль бледного фасада дома, вдоль большой и пустой улицы, которая не скрыла бы никакого беглеца.

— Он выпрыгнул в окно! — прокричал сержант.

С другой стороны улицы окно первого этажа прямо напротив, откуда за происходящим следил сержант Холлис, с неподобающим визгом распахнулось. Холлис высунул злое лицо.

— Нет, никто этого не делал! — долетел до Полларда его слабый крик. — Никто не вылезал из этого окна.

Глава 4

КАБИНЕТЫ ЮРИСТОВ

Ровно в половине шестого доктор Блейн, проворный полицейский хирург, поднялся над телом Вэнса Китинга и отряхнул колени. В комнате работали фотографы, сверкали вспышки. Мак-Алистер (отпечатки пальцев), примостившись у окна, чтобы поймать свет, с револьвером 45-го калибра на коленях, тихонько выругался и посмотрел на старшего инспектора Хамфри Мастерса.

— Итак, — спросил он, — что вы желаете знать?

Мастерс сдвинул котелок, чтобы вытереть пот носовым платком. Похоже, он страдал от клаустрофобии. Но старался говорить легко, вероятно защищаясь.

— Ну, я вижу, что он был убит выстрелом, — признал старший инспектор. — Но пушка, а? Той пушкой?

— Это едва ли моя работа. Вы это и сами знаете, но все равно, я думаю, тут вряд ли могут быть какие-либо сомнения. — Блейн показал на раны. — Эти обе были сделаны револьвером 45-го калибра. Это очень старомодная пушка со старомодными патронами еще и потому, что современная, со стальными патронами, привела бы к тому, что пули прошли бы сквозь него навылет. И у вас прямо здесь имеется пушка с двумя использованными зарядами в магазине. — Он кивнул в сторону Мак-Алистера, очевидно озадаченный мрачным выражением лица Мастерса.

Мастерс отошел туда, где специалист по отпечаткам пальцев смахивал остатки порошка с дула, и Поллард последовал за ним.

В своем роде револьвер был превосходным образчиком оружия. Хотя и большой, он не выглядел громоздким и был намного легче, чем казался. Серебристая сталь дула и барабана почти почернела от старости, но ручка была выложена причудливым перламутровым узором. Внизу ее на маленькой серебряной табличке было выгравировано имя: Том Шэннон.

— Теперь вот имя, — заключил Мастерс, указывая на него. — Вы ведь не предполагаете…

— На вашем месте, старший инспектор, — выдохнул Мак-Алистер, — я бы выпустил бюллетень в поисках этого Тома Шэннона. И попытался бы арестовать Чарли Писа. Шэннон уже сорок лет как выращивает маргаритки. Но пушка его. И что за пушка! — Он поднял ее вверх. — Знаете, что это такое? Это настоящий шестизарядный «ремингтон», сделанный в 1894 году. Если вы когда-нибудь читали что-либо о Диком Западе, то знаете, что это означает. А Шэннон был одним из настоящих плохих парней. Меня только интересует, почему на этой штуке нет зарубок; но может быть, Шэннон не любил помечать свое огнестрельное оружие. Как вы думаете, где человек мог взять патроны к такой штуке в наши дни и в нашем веке? Он же полностью заряжен, только два выстрела сделано. Кроме того, как это могло случиться в Англии? Может быть, ответы на оба вопроса в том, что револьвер принадлежит кому-то, кто коллекционирует оружие?..

— Коллекционеры! — произнес Мастерс. Казалось, он размышляет о серии коллекций, включающих в себя чайные чашки, кувшины-головоломки, а теперь вот еще и шестизарядные револьверы. — Не берите в голову. Как насчет отпечатков?

— Никаких отпечатков на этой вещи нет. Убийца был в перчатках.

Когда Мастерс обернулся обратно к Блейну, он попытался вернуть себе свою обычную вежливость.

— Обратите на это внимание, доктор. Вы спрашивали, что конкретно мы хотим знать. И у нас есть только один вопрос. Вы абсолютно уверены, готовы поклясться, что оба эти выстрела были сделаны из оружия, найденного рядом с телом?

— Я в этом абсолютно уверен.

— Погодите, погодите, не волнуйтесь, — попросил старший инспектор, понизив голос. — Я объясню, что имею в виду. Я не первый раз сталкиваюсь с подобной ситуацией и каждый раз нахожу новую хитрость в том, как они убегают из запертой комнаты. Это мой ночной кошмар, если вы понимаете, что я имею в виду. Но это — впервые, когда (если ваш диагноз верен, простите меня) совершенно точно доказано, что убийца непременно должен был быть в комнате. Это также первый раз, когда факты могут быть подтверждены полицией под присягой, без всякой возможности надувательства. Вот так! — Он побарабанил пальцем о ладонь и продолжил: — Сержант Холлис из дивизиона Л. и я лично, мы сидели в доме напротив и наблюдали. В особенности за окном этой комнаты. Ни на секунду не прекращали следить. Видите ли, этот мертвый парень, мистер Вэнс Китинг, вернулся в дом в четверть пятого. Несколько позже мы видели, как он выглянул в окно. Это — единственное окно в доме, в котором подняты занавески; и мы знали, что мы нашли «меблированную комнату». Э? Так что мы следили. И в то же время сержант Поллард здесь, — он показал рукой, — наблюдал за дверью. И никто не вышел ни одним из этих путей. Итак, теперь: если вы скажете мне, что существует хоть самая отдаленная возможность, что парня застрелили с расстояния — ну ладно, тогда все в порядке, потому что окно было открыто, и пара выстрелов могла проникнуть через него. Но если вы скажете мне, что убийца должен был быть в комнате (а я готов признать, что и сам так думаю), тогда мы в тупике.

— В доме очень пыльно — мы наследили по всему ковру, — буркнул Блейн.

— Да, — подтвердил Мастерс. — Я спрашивал Полларда об этом. Он клянется, что было только два следа от ботинок, когда он ворвался сюда, — его собственные и Китинга.

— Значит, это Китинг обставил комнату? — спросил Мак-Алистер.

— Мм, необязательно. Метла стоит в темном углу в другой комнате. Тот, кто обставил комнату мебелью, мог подмести за собой ковер. Это кое-что доказывает.

— Кроме того, — сухо заметил Блейн, — что никто в этой комнате не был застрелен — разве что Поллард его застрелил.

Мастерс прокашлялся, а Блейн продолжил.

— А как насчет лазеек или потайных ходов? — поинтересовался он.

— Лазейки! — воскликнул Мастерс. — Давайте посмотрим вокруг.

Комната была похожа на своего рода бак. Две ее стены: одна напротив двери, а другая с окном — были из прочного камня, из которого был построен сам дом. Две деревянных стены были выстроены до крыши, чтобы сформировать четыре стороны комнаты. Все стены и потолок были покрыты пыльной белой штукатуркой, на которой не было никаких трещин, не считая нескольких мелких микроскопических изъянов. С середины низкого потолка спускалась короткая трубка разобранного газового рожка, со свинцовой затычкой у устья.

На полу, сделанном из прочной древесины, лежал черный ковер с очень густым, высоким ворсом. У стены, противоположной к двери, стоял стул красного дерева. У стены справа красовался довольно потрепанный диван. Но особое внимание привлекал предмет, находящийся посередине комнаты: складной круглый стол красного дерева, приблизительно пяти футов в диаметре. Он был покрыт квадратной скатертью, напоминающей павлиньи перья, вышитые тусклым золотом, и слегка сдернутой в сторону двери. Очень тонкие черные чайные чашки и блюдца были расставлены на ней, словно цифры в часах. Две чашки со стороны двери были разбиты, но разбиты любопытным образом. Чашки остались на разбитых блюдцах, куски их не были разбросаны широко и лежали в блюдцах или рядом с ними; было похоже, будто по ним ударили каким-то тяжелым плоским предметом.