По найму

О нем она, правда, думать не станет... У лояльности оказался мощный союзник, о существовании которого Ледбиттер и не подозревал — это была ревность.

Но кодекс не торопился признавать себя побежденным: к удивлению Ледбиттера, начались затяжные арьергардные бои — в разгар одной из таких перестрелок, когда кодекс, сдавая одну позицию за другой, в качестве последней меры напомнил Ледбиттеру о неприятной перспективе прослыть в собственных глазах гнусным доносчиком, позвонил Хьюи. Не мог бы Ледбиттер заехать за ним в его мастерскую в четверг к семи вечера? «Я хочу пообедать с одной своей знакомой, — небрежно проговорил он, — так что скажите, можете ли вы быть свободны часов до одиннадцати? Да, кстати, — добавил он, прежде чем Ледбиттер успел что-то ответить, — как там ваша жена?»

— Спасибо, сэр, — сказал Ледбиттер. — Сейчас она вроде бы уже поправилась.

— Ну а как вы себя чувствуете? — непринужденно-снисходительно осведомился Хьюи.

— Я в полном порядке, сэр. Правда, насчет четверга я пока еще не уверен. Дело в том, что на это самое время у меня есть один предварительный заказ. С вашего разрешения, я уточню, остается ли он в силе, и тогда вам перезвоню, хорошо?

— Давайте, действуйте, — разрешил Хьюи, и в его голосе прозвучало такое довольство жизнью и собой, что Ледбиттеру стало не по себе.

— Если я не смогу, то кого-нибудь подыщу взамен, — пообещал он Хьюи.

— Поступайте, как вам удобнее, но мне все-таки хотелось бы поехать с вами, так что постарайтесь освободиться...

— Хорошо, сэр, — Ледбиттер повесил трубку.

Предварительный заказ был выдумкой, хитростью, чтобы выиграть время. Как ни странно, но мысль о том, что Хьюи еще когда-нибудь захочет воспользоваться его услугами, почему-то не приходила Ледбиттеру в голову. Он настолько не любил Хьюи, что был уверен во взаимности. Хотя почему Хьюи должен знать, как он к нему относится? Стало быть, и бояться нечего. Для «них» Ледбиттер оставался таким же неодушевленным предметом, что и автомобиль, — пожалуй, даже еще более неодушевленным: у автомобиля бывают свои капризы. Ледбиттеру же капризничать не полагалось, да и сломаться он не мог. Не имел права. Как живой человек, как личность для подавляющего большинства своих клиентов Ледбиттер просто-напросто не существовал.

Но, похоже, Хьюи выпадал из общего числа. Почему вдруг он спросил, как себя чувствует его жена? Спросил, правда, свысока и с пренебрежением — «как там ваша жена?». Жены у Ледбиттера не было, но если б была? Тогда ему было бы приятно, что клиент поинтересовался ее здоровьем. Кроме того, Хьюи справился и о самочувствии его, Ледбиттера. Очень мило с его стороны. И, наконец, сказал, что хочет ехать именно с Ледбиттером. Такие дела! Может быть, он не так уж плох?

Предположим, он откажется и пошлет вместо себя кого-то другого. Это несложно. Но как бы тут не потерять клиента! Такое бывало, и не раз: «Если я когда-нибудь смогу быть вам полезен, сэр, то вот моя визитная карточка. У Ледбиттера всегда много работы, и если он опять не сможет, то дайте мне знать».

Что и говорить, Ледбиттеру совсем не хотелось снова встречаться ни с Хьюи, ни с его девицей. Но можно ли позволять эмоциям вторгаться в деловую сферу? Не означает ли это свалять дурака и упустить выгодный заказ в несколько фунтов? Отказавшись от поездки, он ничем не сможет помочь леди Франклин, более того, покидая пост, с которого отлично видны все действия противника, он тем самым предает ее.

«Как там ваша жена?»

Большинство его клиентов не знали и знать не хотели, есть у него жена или нет. Жены, положим, не было, но зато имелась Франсес, которая стала ему все равно что жена. Все это, конечно, ерунда и чушь собачья, но Хьюи, между прочим, справился о ее здоровье! Мало кому из его клиентов было дело до его самочувствия, а Хьюи опять-таки поинтересовался, как он себя чувствует. И вообще, если разобраться, Хьюи не сделал ему ничего плохого — наоборот, не раз давал ему заработать. Платил он, правда, не из своего кармана, но платил хорошо.

Доброе слово или поступок со стороны тех, к кому мы испытываем неприязнь, порой ценятся нами гораздо больше, чем помощь друга. Так случилось и на сей раз. Ледбиттеру по-прежнему не нравился Хьюи, — есть люди и получше! — но тем не менее былой неприязни он уже не испытывал. Нет, письмо все равно он пошлет, только не сейчас, а попозже... А пока — здесь он испытал большое облегчение, в чем, однако, ни за что бы не признался, — можно не думать о себе как о доносчике.

Вот так, находясь на грани капитуляции, кодекс одержал вдруг временную победу.

Ледбиттер позвонил Хьюи и сказал, что в четверг он свободен.

ГЛАВА 20

— Ну а теперь нам на Саут-Холкин-стрит, дом тридцать девять, — распорядился Хьюи. — Там мы возьмем одного человека.

В груди у Ледбиттера что-то оборвалось.

— На Саут-Холкин-стрит? — тупо переспросил он.

— Да, да, это недалеко от Белгрейв-сквер.

Машина поползла как черепаха. Ледбиттер был настолько уверен, что леди Франклин никогда больше не сядет в его машину, что и теперь отказывался в это поверить. Он, столько раз смотревший в лицо опасности и рисковавший жизнью, чувствовал, что силы его на исходе. Но что делать? Как выбраться из этой западни? Он нарочно свернул не туда и двинулся к месту назначения окольным путем.

— Куда вас понесло! — воскликнул Хьюи. — Надо было ехать на Уолтон-стрит и Понт-стрит.

— Я знаю, — недовольно пробурчал Ледбиттер, который и в его теперешнем состоянии не мог позволить, чтобы клиент учил его, какой дорогой ехать, — просто Уолтон-стрит сейчас перекрыта. По ней нельзя проехать.

Это было, конечно, нахальным враньем, но прозвучало весьма убедительно.

Они тащились по Глостер-стрит в сторону почтамта, и вдруг Ледбиттера осенило.

— Если вы не возражаете, сэр, — сказал он, стараясь придать голосу правдоподобие, — мы на минутку остановимся у почтамта. Мне надо позвонить домой. Жена неважно себя чувствует, и я хотел бы узнать, как она сейчас.

— Послушайте, — проворчал Хьюи, — у вас жена все время себя неважно чувствует.

— Она беременна, — поясни Ледбиттер.

— Вот как? Даже не знаю, поздравлять вас или нет! Но, ради Бога, не задерживайтесь, мы и так опаздываем.

Медленно и понурив голову (чего за ним никогда не водилось), Ледбиттер побрел на почтамт. Миновав телефонную кабину и даже не взглянув на нее, он потребовал городской телефонный справочник и, чтобы как-то выиграть время, подойдя к окну, стал его перелистывать.

Неужели он боится увидеть леди Франклин? Неужели он такой жалкий трус?

Обвинение в трусости, пусть даже исходившее от него самого, сильно задело его самолюбие. Нет, надо окончательно спятить, чтобы швыряться такими заказами. Да, человек Хьюи никудышный, но клиент очень даже неплохой. В конце концов, какое ему, Ледбиттеру, дело до его личной жизни? Да и где, спрашивается, он найдет в это время другого шофера? Бизнесмен в нем вдруг расхрабрился и одержал победу. Вернув справочник телефонистке, Ледбиттер бодро зашагал к выходу. С чего он вдруг размагнитился — подумаешь, трагедия...

Но нет, напрасно он так хорохорится. Он-то, пожалуй, и выдержит. Но леди Франклин — о ней он подумал? Она-то обрадуется такому сюрпризу? Ох, вряд ли, вряд ли! Она ведь ужасно нервная — разволнуется, а то, чего доброго, и в обморок упадет — вот будет номер. Если верить Хьюи, она отзывалась о нем с теплотой, но, кто знает, — вдруг в глубине души считала его предателем? На мгновение представив себе, что она теперь о нем думает, Ледбиттер испытал острый приступ ненависти к самому себе. Нет, он просто не имеет права подвергать ее второму потрясению: пускай Хьюи находит машину где хочет.

Исполнившись решимости, он распахнул дверь на улицу. Но не успел он переступить порог, как новая мысль овладела им с такой яростной внезапностью, что все прочие соображения улетучились, как сор на ветру.