Великолепно!

– О Боже! – выдохнула Эмма, как только обрела способность говорить.

– Как ты себя чувствуешь, дорогая? – Алекс провел указательным пальцем по ее лицу.

–, Право, не знаю… – Легкая улыбка тронула губы Эммы, и она открыла глаза. – Может, ты знаешь, как я себя чувствую?

Алекс громко рассмеялся:

– Ты чувствуешь себя просто восхитительно.

– Да, пожалуй, ты прав. – Эмма вздохнула, а затем свернулась клубочком рядом с ним. – Скажи, не была ли я слишком требовательной?

Алекс подавил улыбку.

– Ты просто великолепна, дорогая.

– Спасибо за то, что ты это сказал, – поблагодарила Эмма, – а то я совсем растерялась.

Ей захотелось заглянуть в лицо Алекса, увидеть выражение его глаз, но вдруг она почувствовала смущение.

– Не волнуйся, в будущем я намерен предоставить тебе огромные возможности для практики.

– Что?

Эмма поспешно села и стала оправлять юбки: видимо, слова Алекса стали для нее сигналом возвращения к реальности.

– Знаешь, Алекс, мы не можем слишком часто этим заниматься.

– И почему же?

– Просто не можем, и все, иначе это станет причиной огорчения для очень многих людей.

Алекс чуть не застонал, заметив, что лицо Эммы исказило раскаяние.

– Не осуждай себя, – сказала Эмма торопливо. – Я потеряла контроль над собой, и, значит, я одна виновата.

Алекс мгновенно почувствовал себя негодяем. Эмма была такой юной и невинной, она понятия не имела о том, сколь сильное давление он оказал на нее. А теперь эта отважная девочка пыталась взвалить на себя ответственность за их общее наслаждение.

Но несмотря на чувство вины, начинавшее пробуждаться в нем, разжалобить Алекса было не так-то легко, тем более что его тело все еще требовало удовлетворения.

– Эмма, – теперь его голос звучал спокойно, – то, что я собираюсь сказать, будет произнесено лишь раз. Не надо мучиться из-за того, что произошло сегодня. Это было прекрасно и естественно, о таком можно только мечтать.

Домой они ехали в молчании. Эмме казалось, что противоречивые чувства разрывают ее на части. С одной стороны, она не могла отказать себе в удовольствии возвращаться мыслями к испытанному наслаждению; с другой – у нее появилось желание высечь себя за провинность.

Алекс тоже не был склонен вести беседу. Ему казалось, что тело его готово взорваться; запах Эммы мерещился ему повсюду: на одежде, на руках в воздухе. Он с самого начала понимал, что не испытает удовлетворения, но волнение и возбуждение, оттого что мог доставить наслаждение Эмме, казалось ему достаточным. Так бы и было если бы она не предалась сомнениям, что сразу обесценило его подвиг.

Когда они прибыли в Уэстонберт, Эмма пребывала в полной растерянности и, едва они вошли в холл, бросилась вверх по длинной извилистой лестнице со скоростью, на которую прежде не считала себя способной.

Алекс молча смотрел, как видение в синей муслиновой амазонке стремглав мчится от него. Потом он со вздохом провел рукой по волосам, повернулся и пошел прочь, думая, что следует попросить слугу приготовить для него холодную ванну.

Эмма влетела в свою комнату и бросилась на кровать в полном изнеможении. При этом она больно ударилась о бедро кузины, мирно свернувшейся калачиком с томом Шекспира в руке.

– Ад и дьяволы! Ты не могла бы читать в другой комнате? – сквозь зубы прошипела Эмма.

Белл окинула ее внимательным взглядом:

– Ты знаешь, здесь освещение лучше…

– Ради всего святого, Белл, постарайся проявить больше смекалки, когда придумываешь объяснения. Твоя комната рядом с моей, и наши окна выходят на ту же сторону.

– Может, ты поверишь, если я скажу, что твоя постель удобнее моей?

Эмма готова была взорваться.

– Ладно-ладно. – Белл поспешила загладить неловкость и стремительно скатилась с постели. – Просто я первой хотела услышать подробности твоей прогулки с Эшборном.

– Все прошло прекрасно. Ты удовлетворена?

– Вовсе нет, – возразила Белл пылко. – Полагаю, что ты должна мне все рассказать.

Что-то в напряженном тоне Белл задело Эмму за живое, и она почувствовала, как по щеке ее сползает горячая слеза.

– Не уверена, что сейчас мне хочется рассказывать.

Белл достаточно было одного взгляда на лицо кузины, чтобы все понять. Она тотчас же уронила книгу и со свойственным ей присутствием духа захлопнула дверь спальни.

– Боже, Эмма, что случилось? Неужели…

– Неужели что?

– Скажи, он соблазнил тебя?

Эмма поморщилась.

– Кажется, я говорила тебе, что терпеть не могу это слово.

– Так он сделал это или нет?

– Нет, не сделал. За кого ты меня принимаешь?

– Прости, но… Я слышала, что мужчины бывают очень настойчивы, когда понимают, что женщина в них влюблена.

– Ну, положим, я не влюблена, – поспешно возразила Эмма.

– Неужели?

Эмма ничего не ответила, и Белл продолжила допрос:

– Во всяком случае, я вижу, что ты об этом думаешь и это только начало. Я, конечно, не должна тебе говорить, как счастливы будем мы все, если вы наконец поженитесь.

– Да уж, я и так догадывалась о ваших чувствах.

– Дорогая, едва ли стоит нас за это осуждать: мы все очень хотим, чтобы ты осталась в Англии, а я в особенности. – Лицо Белл стало серьезным. – Плохо, когда океан отделяет тебя от твоего лучшего друга.

Эмма разразилась слезами, и Белл поспешно принялась ее утешать. Теперь уже она не сомневалась, что произошло нечто серьезное.

– Мне так жаль. – Она вздохнула. – Я вовсе не хотела тебя огорчать. В любом случае окончательное решение остается за тобой.

Эмма ничего не ответила; она старалась дышать глубоко, а слезы продолжали литься из ее глаз и стекать на подушку.

– Тебе станет легче, если ты расскажешь об этом, – заметила Белл. – Почему бы тебе не подойти к туалетному столику и не позволить мне причесать тебя?

Поднявшись, Эмма медленно прошла через комнату, на ходу вытирая нос тыльной стороной руки. Опустившись на плюшевый пуфик, она печально оглядела свое отражение в зеркале. Ну и вид! Глаза ее опухли и покраснели, а волосы торчали во все стороны…

Глубоко вздохнув, Эмма постаралась восстановить равновесие, с восхищением думая о светских женщинах, умеющих плакать изящно. Ничего похожего на душераздирающие рыдания: одна-две слезинки, легкое всхлипывание – и все. Повернувшись к Белл, она не удержалась и снова громко всхлипнула.

– Знаешь, я словно побывала в шкуре кого-то другого.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, прежде у меня была репутация особенной женщины…

Белл внимательно слушала.

– Я никогда не хихикала, – продолжала Эмма со все большей горячностью. – Избегала глупой болтовни. У меня острый ум, и это всем известно.

Продолжая сочувственно кивать, Белл принялась осторожно водить гребнем по волосам Эммы.

– Я обладала уверенностью в себе.

– А теперь ты утратила ее?

Эмма со вздохом пожала плечами:

– Не знаю. Я привыкла действовать решительно, а теперь мне совсем не ясно, что делать.

– И ты полагаешь, что все это связано с Эшборном?

– Еще как связано. Он всю мою жизнь перевернул вверх дном.

– Но ты в него не влюблена, – спокойно констатировала Белл.

Эмма сжала губы.

– В этом-то и проблема.

Белл решила прибегнуть к иной тактике:

– А как ты себя чувствуешь, когда бываешь с ним?

– О, это чистое безумие! То мы шутим и смеемся, как старые друзья, а уже в следующую минуту я теряю дар речи, в горле у меня образуется комок величиной с яйцо, и я чувствую себя такой неуклюжей, будто мне снова двенадцать лет.

– При этом ты не знаешь, что сказать, не так ли? – высказала догадку Белл.

– Нет, не так: у меня такое чувство, будто я разучилась говорить.

– Ну и ну! – Белл продолжала расчесывать спутанные волосы кузины. – Это звучит весьма загадочно.

– Знаешь, я еще никогда не испытывала подобных чувств к мужчине. – Эмма на мгновение задумалась.