Лестница на седьмое небо

Мелани без сил смотрела ему вслед. Резкость, с какой он произнес эти слова, причинила ей боль; она закрыла глаза, и слезы, вызванные то ли отчаянием, то ли болью в бедре, все-таки прорвались наружу и потекли по щекам.

Она хотела одного: чтобы Люк ушел и оставил ее в покое. Надо же упасть прямо на осколок стекла! Если бы Люк не появился вовремя и не помог… Она содрогнулась. Бессмысленно было убеждать себя в том, что, если бы Люк не появился, она бы и не упала. Она сама не была в этом уверена, хотя уже успела упрекнуть Люка.

Лежа под ватным одеялом с открытыми глазами, она дрожала, представляя, что с ней могло бы произойти. А если бы стекло перерезало артерию? А если бы она не последовала совету Луизы и не сделала прививку от столбняка, прежде чем ехать в деревню? А если…

Зубы ее стучали от страшных видений, и она сообразила, что Люк вернулся, только когда он кашлянул, чтобы привлечь ее внимание. Она открыла глаза, сердце ее дернулось.

Люк поставил поднос на дубовый комод. Мелани увидела тарелку с омлетом, от вида которого желудок тотчас сжался, и чашку кофе.

— Что с тобой? Что случилось? — заволновался Люк, подходя к кровати.

— Мне холодно, — нетвердым голосом сказала Мелани.

— Холодно?

К ее ужасу, он сел на кровать, скользнул рукой под одеяло и притронулся к ней. Она содрогнулась от желания подползти поближе и всем телом впитывать в себя его тепло. Это был инстинктивный, лишенный всякой сексуальности порыв, но она с трудом сдержала себя.

— Ты потеряла много крови, — сказал Люк, нахмурившись, глядя на нее сверху вниз. — Пожалуй, надо вызвать врача.

Мелани замотала головой.

— Нет, нет, не надо. Все уже нормально.

— Правда?

Люк с сомнением посмотрел на нее. Он осунулся и был странно напряжен, и она едва не протянула к нему руку, чтобы погладить его.

— А я вот о себе такого сказать не могу, — довольно жестко произнес он и тут же бесстрастно добавил:

— Ты хоть понимаешь, как ты была близка от… Он не договорил, под гладкой кожей заиграли желваки. Он выругался сквозь зубы. — Не смей больше со мной так поступать, Мелани! Я сегодня лет десять жизни потерял…

Голос его дрожал. Мелани потрясение раскрыла глаза, видя, что он едва сдерживается. И это Люк? Тот самый, что бросил ее? А сейчас смотрит на нее повлажневшими глазами, сжимая и разжимая руки.

— Мелани, я так по тебе скучал!

Кто из них первым бросился в объятия другого, Мелани не помнила, только вдруг они прижались друг к другу, и она почувствовала щекой мягкую кожу его шеи.

— Когда я увидел, что ты падаешь… — произнес он глухо. Губы Люка прижались к пульсирующей у нее на шее жилке, и непередаваемые ощущения волнами побежали по ее телу.

Она напрочь забыла о тошноте, о слабости, о решимости навсегда забыть его. Она как во сне цеплялась за него, инстинктивно чувствуя, что, какой бы низменной ни была его страсть, в ней все равно была нежность; как бы ни была велика его потребность обладать, она не превратится в обыкновенную эгоистичную жадность; насколько бы ни был яростен шторм, увлекший сейчас их обоих. Люк ее пощадит.

Она понимала все это не разумом и не логикой, это было знание души, инстинкт; нечто такое, чему она не могла противиться, как ни пыталась из осторожности подавить в себе порыв страсти.

Еще совсем недавно ей стало бы стыдно, она была бы до глубины души потрясена, скажи ей кто-нибудь, что она станет такой распутной, что едва этот мужчина притронется к ней, как она тут же забудет об осторожности и своих моральных принципах.

Но сейчас ей было все равно. Сейчас, когда Люк дрожащими руками потихоньку поднял край разделявшего их одеяла, а губы его скользили по ее шее, жар его тела обжег ее даже через одежду, как настоящий огонь.

— Мелани, если бы я тебя потерял…

В словах этих, которые он с мукой выдохнул ей в щеку, было сильное чувство. Ладонью она ощущала бешеное биение его сердца, говорившее ей о его желании, эхом отдававшемся в ней.

Руки его скользили по ее телу, увлекая за собой оставшуюся одежду, и она непроизвольно помогала ему, а затем замерла с широко раскрытыми глазами, следя за тем, как сам он торопливо раздевается и небрежно бросает одежду на пол.

Еще совсем недавно ей было бы стыдно наблюдать за такой сценой, она и своей-то наготы стеснялась, не говоря уже — о том, чтобы смотреть на обнаженного мужчину. Но сейчас она испытывала только какой-то священный трепет и радость, а когда он повернулся к ней, у нее даже перехватило дыхание, захотелось протянуть руку и притронуться пальцами к его коже.

Она с удивлением смотрела на мужскую, столь отличную от ее, плоть.

Там, где ее тело мягко изгибалось, тело Люка было твердым и неподатливым, а кожа плотно облегала мышцы. Там, где ее кожа была гладкой и нежной, его была скрыта черными буйными волосами, к которым так стремились ее пальцы.

Взгляд ее опускался все ниже и ниже, скользнул по животу и беспомощно задержался там. Все это было ей в новинку, но она не испытывала ни малейшего сомнения, ни малейшего замешательства, ни малейшего опасения, только растущее желание, начавшееся со сладкого зуда меж бедер. Когда Люк со стоном обхватил ладонями ее грудь, она была уже готова к его прикосновению и тело ее подрагивало в молчаливом ожидании. Он прошептал ей в плечо:

— Мелани, не смотри на меня так. Я хочу, чтобы этот первый раз был особенным, чтобы он длился долго. Я хочу доставить тебе удовольствие, но, если ты будешь так на меня смотреть, я могу обо всем забыть.

От этих слов перед глазами у нее возникли такие картины, что стало жарко, и мысли ее отразились в глазах.

Люк застонал и впился губами в ее тонкую кожу. Однако через несколько секунд очнулся, перестал терзать в эротическом экстазе ее грудь и теперь целовал, нежно и неторопливо, необычайно чувствительный сосок, а рука его гладила нижнюю часть ее живота.

Тело девушки подергивалось от наслаждения. Ей хотелось прикоснуться к нему, возбудить его так же, как он возбуждал ее.

— У тебя потрясающая кожа, — глухо произнес Люк. — Такая нежная, такая сладкая, что мне хочется попробовать каждый дюйм.

Она не смогла сдержать дрожь. Доведенная до предела его нежными прикосновениями, Мелани конвульсивно дернулась от намека на то, как и где он хочет ее ласкать.

Приняв молчание за согласие, Люк начал медленно и нежно целовать все ее тело. И хотя Мелани не чувствовала в нем голодного желания, было такое ощущение, что с каждым новым поцелуем он удовлетворяет страсть, которой уже не в силах управлять.

Не один раз от прикосновения его губ она непроизвольно изгибалась, чтобы плотнее прижаться к нему, и вскрикивала от потребности завершения; но, как бы она ни изгибалась, как бы ни учащалось ее дыхание, как бы ни горело желанием ее тело, он не торопился и с каждой новой лаской подводил ее ближе и ближе к грани, за которой она уже не сможет держать себя в руках.

Когда губы его коснулись самой интимной части ее тела, она была уже настолько возбуждена, что даже и не попыталась его остановить, лишь с протяжным стоном выдохнула его имя, а тело содрогалось, отдавая себя в его власть, стремясь к нему. Люк тоже застонал.

Когда он перестал ее ласкать и когда развернулся так, что вся его мощная фигура нависла над ней, Мелани и сама не знала.

Просто в какое-то мгновенье тепло его губ уступило место другому ощущению, и наслаждение, которое она до этого испытывала, уступило место еще более яркому, более острому, и она непроизвольно задвигалась вместе с Люком в извечном ритме страсти.

Если боль и была, то она ее не заметила: все чувства были сосредоточены на том, чтобы вобрать в себя потрясающее, неожиданное, неотразимое удовольствие, которое она получала оттого, что они с Люком — единое целое.

Вдруг тело ее конвульсивно дернулось, участившееся дыхание со стоном оборвалось, и, познав полноту жизни, душа устремилась ввысь. Ей казалось, что она парит среди звезд, счастливая, не обремененная ничем, даже собственным весом.